Взяв калеку на руки, Триго поднял его над головой так, чтобы тот оказался на высоте десяти футов, и произнес только два слова, не нуждавшиеся в пояснениях:

— Жан Уллье.

Куцая Радость, посмотрев из-под руки, узнал старого вандейца. Только он заметил, что, вместо того чтобы бежать к ним, Жан Уллье устремился не к холму с возвышавшимся над ним дольменом, а в противоположную сторону, к Монберу.

Он также обратил внимание, что старый вандеец не обходил стороной открытые участки, прячась от своих преследователей, а взбирался по самым крутым склонам, чтобы остаться в поле зрения всех, кто мог находиться в этой местности в радиусе одного льё.

Жан Уллье был человек бывалый и не стал бы действовать непродуманно. Раз он так поступал — значит, у него были на то веские причины: в самом деле, он рассчитывал, что именно так он привлечет к себе внимание врагов и заставит их свернуть с дороги, по которой они, по всей видимости, двигались по следам беглецов.

Куцая Радость рассудил, что он и его попутчики должны оставаться там, где они находились, и подождать развития событий, внимательно следя за ними со стороны.

Как только появилась необходимость больше полагаться на ум, чем на чувства, он перестал рассчитывать на одного только Триго и решил забраться на дольмен. Только он справедливо рассудил, что, хотя ростом он и не велик, ему все же не стоит выставлять себя напоказ.

Распластавшись на камне, он повернулся лицом к холму, куда спешил Жан Уллье.

Вскоре на том месте, где появился старый вандеец, показался один солдат, затем второй, третий…

Он насчитал двадцать солдат.

Было похоже, что они не торопились нагнать беглеца; они лишь рассредоточились по ландам, чтобы отрезать ему путь, если бы ему вздумалось повернуть назад.

Такая непонятная тактика показалась Куцей Радости подозрительной: она наводила на мысль о том, что за вандейцем охотились не только те солдаты, которых он видел.

Холм примерно в получетверти льё от того места, где в настоящее время находился Жан Уллье, круто обрывался над небольшим болотцем.

Именно в эту сторону смотрел Куцая Радость, поскольку туда, по всей видимости, спешил Жан Уллье.

— Гм! — неожиданно произнес Триго.

— Что такое? — спросил Куцая Радость.

— Красные штаны, — ответил нищий, указывая пальцем на болото.

Куцая Радость взглянул в этом направлении и увидел, как среди камышей блеснуло на солнце ружье, затем различил и темную фигуру — это был солдат, и так же как и в зарослях вереска, за солдатом притаились еще двадцать человек.

Куцая Радость видел, как они прятались в камышах, словно охотники в засаде на дичь.

И этой дичью был Жан Уллье.

Спускаясь с холма, он неминуемо попадал в расставленную ему ловушку.

Нельзя было терять ни минуты, чтобы успеть его предупредить.

Куцая Радость взял в руки ружье и, стараясь не высовывать ствол ружья из зарослей вереска, выстрелил из-за дольмена.

Затем он осмотрелся по сторонам.

Услышав выстрел, Жан Уллье тут же понял, что Куцая Радость подал ему сигнал из своего обреза; он ни секунды не сомневался в том, что только очень веские причины могли побудить его друга выдать свое местоположение; он неожиданно повернулся и, вместо того чтобы поспешить к обрыву и болоту, быстро спустился с холма. Жан Уллье уже не бежал, а летел! Похоже, у него был свой план действий и он торопился его осуществить.

Жан Уллье бежал с такой скоростью, что через несколько минут должен был присоединиться к своим друзьям.

Однако, несмотря на все меры предосторожности, которые принял Куцая Радость, чтобы солдаты не заметили дым выстрела, им не составило большого труда определить, откуда прозвучал выстрел, и те, кто засел в зарослях вереска и спрятался на болоте, соединили свои силы позади бежавшего стремглав Жана Уллье, чтобы, по всей видимости, посовещаться и выработать план дальнейших действий.

Куцая Радость бросил взгляд вокруг себя, стремясь, казалось, рассмотреть каждую точку на горизонте, затем, послюнив палец, поднял его, определяя, откуда дул ветер; поняв, что ветер дул со стороны солдат, он ощупал вереск, чтобы убедиться, достаточно ли его просушили жаркое солнце и сильный ветер.

— Что вы делаете? — спросила Берта, следившая за всем, что происходило вокруг; поняв, какая огромная опасность им угрожала, она помогала встать на ноги Мишелю, выглядевшему скорее грустным, чем страдавшим от раны.

— Что я делаю, — отвечал калека, — дорогая мадемуазель, вы лучше спросите меня, что я собираюсь сделать! Я собираюсь развести костер как в ночь на святого Иоанна, и если благодаря этому огню вы, как я надеюсь, будете спасены, то уже сегодня будете рассказывать, что ничего подобного до сих пор никогда не видели!

И с этими словами он передал Триго несколько кусочков горящего-трута; тот обложил их пучками сухой травы, которые, после того как он подул, превратились в пылающие факелы, и разбросал их по сухому вереску на десять шагов друг от друга на расстоянии ста шагов.

Триго бросил последний пучок горящей травы, когда Жан Уллье спустился по склону, ведущему к дольмену.

— Вставайте! Вставайте! — кричал он. — У нас не больше десяти минут.

— Да, но вот это нам дает двадцать минут! — ответил Куцая Радость, указывая на стебельки цветов утесника, трещавшие под огнем и сгибавшиеся к земле, в то время как к небу уже спиралью поднимались столбы дыма.

— Огонь распространяется не так быстро и, возможно, будет слишком слабым, чтобы остановить солдат, — заметил Жан Уллье.

Затем, взглянув вверх, он добавил:

— Впрочем, ветер погонит огонь как раз в ту сторону, куда собираемся направиться мы.

— Да, приятель Уллье, но вместе с огнем, — произнес с торжествующим видом Куцая Радость, — появится и дым. Именно на него я и надеюсь: за дымом они не смогут разглядеть, сколько нас и куда мы направляемся.

— Эх Куцая Радость, Куцая Радость, — пробормотал сквозь зубы Уллье, — если бы не ноги, какой бы из тебя вышел ловкий браконьер!

Затем он, молча подхватив Мишеля, посадил его себе на плечи и (несмотря на сопротивление молодого человека, упрямо повторявшего, что он способен обойтись без посторонней помощи, и к тому же не желавшего добавить усталости вандейцу) пошел вслед за Триго, который спешил поскорее убраться отсюда со своим поводырем на плечах.

— Возьми за руку мадемуазель, — сказал Куцая Радость Жану Уллье, — пусть она закроет глаза и наберет побольше воздуха в легкие. Не пройдет и десяти минут, как все вокруг покроется дымом и нам нечем будет дышать.

В самом деле, еще не истекли объявленные Куцей Радостью десять минут, как десяток столбов дыма слились в один и превратились в гигантскую дымовую завесу, распространившуюся на площади в три сотни шагов, в то время как позади нее слышался глухой рокот огня.

— Ты различаешь местность, чтобы нас вести? — спросил Жан Уллье Куцую Радость. — Ведь для нас прежде всего важно не сбиться с дороги, а затем не потерять друг друга.

— Нашим проводником будет дым; последуем смело за ним, и он приведет нас куда нам надо, только не теряйте из виду Триго, идущего впереди.

Жан Уллье принадлежал к людям, знающим цену словам и времени, и в ответ он лишь сказал:

— В путь!

И по примеру Триго, державшего Куцую Радость на плечах, вандеец легко понес свою ношу.

Они уже шли с добрую четверть часа под прикрытием пожара, но так и ни разу не вынырнули из клубов дыма, который из-за ветра огонь распространял вокруг них с молниеносной быстротой.

Время от времени, однако, Жан Уллье спрашивал Берту, задыхавшуюся от дыма:

— Вы дышите?

И девушка в ответ едва слышно шептала: "Да".

Что же касалось Мишеля, то старый егерь нисколько за него не волновался: тот обязательно доберется, находясь у него за плечами.

Ведомый Куцей Радостью, Триго не смотрел себе под ноги, как вдруг неожиданно отпрянул на шаг назад.

Он провалился выше колена в воду: из-за дыма он вовремя не заметил ее.