— Самсон! Самсон! Самсон! — заорал Джеймс, бешено вытаращив глаза. — Не желаю больше слышать это чертово имя! Пошла прочь, пока я не выбил эту дурь из твоей куриной башки!

Похолодев от страха, Элизабет опрометью выскочила за дверь.

Полночи она не могла заснуть. Рассказ Алекса не укладывался в голове. Неужели Самсон свободен? А как же деньги, которые за него заплатил Джеймс? Вдова Чарльза Бэйли не имела права его продавать, но это не основание для того, чтобы держать Самсона в неволе.

Боже, как он обрадуется, когда узнает, что прошлый хозяин его освободил! Нужно ему рассказать!

Элизабет почти решилась выбраться из дома, чтобы сообщить Самсону эту весть, но когда уже взялась за ручку двери, ее парализовал страх. Что если он, узнав о вольной грамоте, взбунтуется? Кинется к Джеймсу, потребует свободы. А тот… Страшно представить, что может выкинуть муж. Нет, Самсону лучше пока ничего не говорить. Алекс пообещал, что разберется в этом деле, значит нужно затаиться и ждать.

«Но… если все получится, то Самсон станет свободным и покинет плантацию? И я его больше никогда не увижу?» — мелькнула горькая мысль, но Элизабет поспешила ее отогнать. Все равно, житья ему здесь не дадут, так что пусть из них двоих хотя бы он будет счастлив. Даже если придется расстаться с ним навсегда…

* * *

Прошла неделя. По утрам Элизабет просыпалась и сладко потягивалась в постели, в блаженные несколько секунд все еще пребывая в мире грез. Но потом реальность обрушивалась на нее леденящей волной. Лежа в кровати, Элизабет прислушивалась к своим ощущениям. У нее часто тянуло живот, и она с замиранием сердца шла в уборную, в надежде увидеть на белье кровь. Но крови, к ее разочарованию, не было. Неужели через несколько месяцев она станет неповоротливой тушей, а потом появится младенец, который свяжет ее по рукам и ногам?

Однако были в нынешнем положении и приятные стороны. Во-первых, сославшись на дурноту, можно было не спускаться к завтраку, а подольше понежиться в кровати. А во-вторых, Джеймс перестал приходить к ней по ночам. То ли решил, что выполнил свою миссию, то ли опасался навредить нерожденному младенцу.

Увидеться с Самсоном не удавалось. Элизабет даже не решалась спросить о нем у слуг: так сильно запугал ее муж. А стоило заикнуться о верховой прогулке, как миссис Фаулер всполошилась и строго настрого запретила даже думать об этом «в твоем положении».

Алекс Паркер пока не давал о себе знать, но Элизабет надеялась, что он этого так не оставит. О побеге она больше не думала. Если Самсона освободят, она не станет обременять его собой и младенцем. Он сможет начать новую жизнь. Найти работу, жениться… При этой мысли сердце болезненно сжималось в груди… Но так будет лучше для всех. А она… что ж, видимо, придется тащить этот крест до конца своих дней.

В то утро Элизабет проснулась с тяжелой головой. Стоял туман, и за окном клубилась серая мгла. Такая же мрачная и беспросветная, как та, что в последнее время сгустилась у нее на душе.

— Я не буду сильно затягивать, мэм, — сказала Анна, зашнуровывая корсет. — В вашем положении это вредно.

— В моем положении? — Элизабет нахмурилась. — Откуда ты знаешь?

— Ну так вся прислуга об этом судачит. Вам ведь на днях стало плохо за завтраком? Да и миссис Фаулер вроде как толковала об этом с хозяином, а кто-то из горничных услыхал.

Элизабет досадливо поморщилась. Как же быстро в этом доме разносятся сплетни! А что будет, когда они дойдут до Самсона? Ей почему-то стало не по себе: она словно предала его, забеременев от другого мужчины… как бы глупо это ни звучало в их ситуации.

— Знаешь, если мне разочек стало дурно, то это еще не повод думать, что я в положении, — с раздражением сказала она. — Ты ведь сама приносила мне настой.

— Приносить-то приносила, да только он не всегда помогает. Негритянки, вон, тоже его пьют, а все равно нет-нет да и затяжелеет кто-нибудь. На все воля Божья. — Служанка благоговейно закатила глаза.

— Ну не знаю. — Элизабет огладила прикрытый корсетом живот. — Пока я никакого ребенка не ощущаю.

Анна пожала плечами.

— Ну, в этих делах я вам не советчица, мадам. У меня-то детей нет.

Одевшись, Элизабет уселась за туалетный столик. Но едва Анна коснулась гребнем ее волос, как стукнула дверь. Элизабет вздрогнула и оглянулась. На пороге стоял Джеймс.

— Что тебе угодно? — холодно спросила она.

— Выйди вон! — велел он служанке, и когда та убралась, приблизился.

Элизабет невольно сжалась в комок.

— Как ты себя чувствуешь, — поинтересовался муж.

— Нормально.

— Ты точно беременна, или мать выдает желаемое за действительное?

— А мне почем знать? — Элизабет пожала плечами. — У меня хрустального шара нет.

— Но разве женщина не должна это чувствовать?

— Возможно, но не на таком маленьком сроке.

— Ладно, неважно. — Джеймс подошел вплотную и сунул руку в карман. — Мать хочет, чтобы я подарил тебе эту побрякушку. Блажь, но она мне уже все уши прожужжала.

Он извлек из кармана нитку бирюзы.

— Вот. Дурость, конечно, но она твердит, что бирюза, мол, помогает доносить ребенка до срока. Говорит, она носила эти бусы, когда была беременна мной.

— Хм… спасибо, — удивленно ответила Элизабет. Надо же, какая забота!

— Давай, надену.

Элизабет не горела желанием надевать ожерелье, побывавшее на шее миссис Фаулер, но противиться не стала. Она повернулась к зеркалу и расправила плечи. Джеймс подошел сзади.

— Расстегни воротник, — велел он. — Камни нужно носить у самого тела.

Она бездумно повиновалась. Пальцы расстегнули пуговку на горловине платья. Еще одну… И лишь нащупав на груди подарок Самсона — львиный зуб в серебряной оправе — Элизабет поняла, какую страшную ошибку совершила.

Она попыталась запахнуть воротник, но было уже слишком поздно.

— Что это? — поинтересовался Джеймс.

— Э-э-э, ничего, — пролепетала она, зажав клык в кулаке. — Так, безделушка…

— Ну-ка, дай посмотреть!

Муж накрыл ее руку своей и стиснул так, что талисман больно впился в ладонь. Пришлось разжать пальцы.

Джеймс приподнял клык и внимательно осмотрел его со всех сторон.

— Где-то я уже видел эту вещицу… — задумчиво пробормотал он. — Откуда она у тебя?

— Ах, не помню! — небрежно отмахнулась Элизабет, но голос предательски дрогнул. — Купила в Трентоне, в какой-то лавчонке. Приносит удачу или отгоняет злых духов… что-то вроде того…

— Любопытно… Ты веришь в злых духов?

— Разумеется, нет! Просто купила и все. Какая тебе разница?

Джеймс молчал, продолжая разглядывать амулет. Элизабет увидела в зеркале, что покраснела как вареный рак, а сердце колотилось так, что она испугалась, как бы муж не услышал его суматошный стук.

— Ну что ты прицепился к этой побрякушке? — собрав всю волю в кулак, спросила она. — Обычный грошовый сувенир, ничего особенного… Давай, я его сниму.

Губы мужа искривились в какой-то странной усмешке, но он, ничего не говоря, все же выпустил из пальцев талисман. Элизабет сняла его так торопливо, что едва не порвала шнурок. Она быстро выдвинула ящичек, швырнула туда украшение и задвинула от греха подальше.

Джеймс наблюдал за ней с холодным спокойствием, и когда злополучный талисман скрылся с глаз долой, в обычной для себя насмешливой манере спросил:

— Нервничаешь?

— Вовсе нет, с чего ты взял? — Элизабет передернула плечами.

— У тебя дрожат пальцы.

— Просто… здесь холодно.

— Разве? — Он покосился на зажженный камин. — Ладно, неважно. Сядь спокойно. Надену на тебя это чертово ожерелье.

Она выпрямилась и замерла. Джеймс неспешно расстегнул еще несколько пуговиц, а потому вдруг рванул платье вниз, обнажая торс. Элизабет попыталась прикрыться, но муж схватил ее за запястья и развел их в разные стороны. Она невольно уставилась в зеркало на свою торчащую из корсета грудь — белую, налитую, с аккуратными розовыми сосками.

Муж обвил ее шею бирюзовым ожерельем. Но вместо того, чтобы просто его застегнуть, он затянул его словно удавку, так, что блестящие голубые камешки впились ей в горло.