Я встречаюсь взглядом с Эриком, он коротко кивает и накрывает Розу своей кофтой. Я достаю телефон и вызываю такси к адресу, который недавно считала своим вторым домом.

* * *

Упираюсь разгоряченными руками об холодный металл железного держателя и оглядываю свое отражение. Красные глаза и дикий взгляд. Рукавом толстовки убираю оставшуюся влагу на глазах и приглаживаю волосы. В кабине чистого лифта поблескивает яркий свет потолочных лампочек. Цифра 13 горит красным цветом и меня немного трясет от быстрого движения лифта. Болью исходится каждая клеточка моего тела, она — словно злокачественная опухоль разъедает здоровые ткани моего организма, отравляя все тело и разум. А еще мою грудь раздирает невыносимая злость на этот несправедливый мир. Я готова закричать на весь этаж, ударить по начищенному лифтовому стеклу, чтобы выместить накопленный гнев. Я должна взять себя в руки. Глубоко втягиваю ртом воздух и закрываю глаза. Двери лифта бесшумно раскрываются, знаменуя остановку на нужном этаже.

Топот моих ног эхом раздается на лестничной площадке. Встаю напротив знакомой двери и несколько раз стучу. Спустя пару секунд, которые казались мне адской вечностью, дверь распахивается и на пороге оказывается он. Тимур одет в темные джинсы и белую рубашку, края которой расстегнуты и свободно свисают с его тела, отрывая вид на идеальный пресс, небольшую поросль темных волос и яркую татуировку на груди. Его волосы взъерошены, глаза красные и стеклянные, а в правой руке он держит открытую бутылку минеральной воды.

— Адель… Проходи.

Я делаю пару шагов и прохожу в прихожую. Тимур закрывает дверь, отпивает воды и проходит в гостиную, надеясь, что я пойду за ним. Но когда я продолжаю стоять в коридоре и с силой сжимать кулаки, Тимур оборачивается и окидывает меня пристальным взглядом.

— Что такое? Даже не пройдешь?

— Я скоро уйду. Из твоей квартиры и из твоей жизни.

Тимур опускает глаза к своим рукам, закрывает полупустую бутылку с водой и отвернувшись, кидает ее на диван. А после вновь смотрит прямо в лицо, исследуя и считывая мои эмоции. Молчит. Ждет, пока я начну говорить. Сейчас я не в состоянии играть в его игры, и поэтому я делаю шаг в его сторону.

— Ты последняя сволочь… — я останавливаюсь в метре от Тимура и прожигаю гневным взглядом. — На самом деле ты оказался таким же, каким я представляла тебя в первый день нашего знакомства. Как ты мог? Как ты только посмел к ней притронуться?

— Не изволишь назвать причину, по которой ты назвала меня сволочью?

Он спокоен. Смотрит на меня из-под густых ресниц. Его лицо не выдает ни одной эмоции. Ни сожаления, ни раскаяния, ничего. И только по пустому взгляду, хриплому голосу, красным глазами я понимаю, что у него похмелье.

— Ты еще спрашиваешь?! Ты изнасиловал Розу!

— Ты это серьезно? — он плотно сжимает губы и вскидывает одну бровь. Показывает удивление. Наглый лжец.

— Она мне все рассказала. Сказала про все подробности, как ты ударил ее и рвал на ней одежду.

— Я не насиловал ее.

— Она вернулась в клуб вся побитая и заплаканная!

— Не кричи. Говори тише, — он подносит руку к виску и сводит брови к переносице. — Я не помню конец того вечера, но я никого не трогал.

— Правда? Разбитая губа и порванная одежда Розы говорят об обратном.

Мою грудь раздирает от злости, гнев от его вранья начинает захватывать новые территории. Я чувствую, как ладони начинает покалывать и мне хочется лезть на стену или рвать на себе волосы. Но еще больше меня дьявольски злит спокойствие в его голосе и упертые попытки доказать мне, что он не причастен к этому гнусному поступку.

— Я не знаю, кто избил твою подругу, но еще раз повторяю, я никого не насиловал. Ты не веришь мне, Адель?

Он делает шаг ко мне, и я машинально отстраняюсь. Я не хочу, чтобы он был ко мне так близко, я не желаю, чтобы он прикасался ко мне.

— В таком случае, зачем ей врать? Зачем ей придумывать всю эту историю и примешивать к ней тебя?

— Не знаю. Я, блядь, не знаю, что в голове у этой девчонки. Может для того, чтобы разлучить нас?

— Ты даже не помнишь, что было прошлой ночью. Какого черта в тебе столько уверенности, что ты этого не совершал?!

— Потому что я не способен на подобное даже под самой жесткой дурью или пьяный в хлам. Я, черт возьми, никогда бы так не поступил.

Тимур прожигает меня взглядом. От накатывающей злобы на его руках начинают вздуваться синие вены, а под кожей лица бегать желваки.

— Я не верю тебе… Я жалею, что когда-то связалась с тобой… — я делаю пару шагов назад и резко разворачиваюсь. Смотрю на входную дверь и собираюсь пойти к ней, но массивная мужская ладонь больно вцепляется в предплечье и быстрым рывком, словно тряпичную куклу, разворачивает и возвращает меня на прежнее место.

— Адель… Пове…

Адреналин резко бьет в голову, кровь мощным толчком приливает к лицу и я, замахнувшись, больно бью по его лицу. В комнате раздается режущий слух шлепок, под напором моей руки лицо Тимура поворачивается в сторону и он стискивает зубы.

— Никогда больше не прикасайся ко мне… Я не верю тебе. Ни единому твоему лживому слову. В моем сердце больше нет для тебя места.

Я вновь ухожу, но в этот раз меня никто не останавливает. Чувствую его тяжелый взгляд по тому, как затылок неприятно покалывает. Он не пытается меня догнать или остановить, это не в его привычке. Дверь квартиры с оглушающим грохотом захлопывается, от чего я содрогаюсь всем телом. Вхожу в кабину лифта и чувствую, как моя душа оплакивает последнюю попытку на счастье.

* * *

Больно. Как же мне больно. Это удушающее чувство, словно удавка на шее, которая с каждой пульсирующей мыслью в голове затягивается все сильнее и сильнее. Я чувствую себя раненой птицей, которой оторвали крыло. И вот она измученная пытается приглушить эту фантомную боль и придумать, что же теперь делать. Как жить без крыла? А разве можно так летать? Нет. Конечно, нет. Птица без крыла приговорена к смерти. К долгой и мучительной смерти.

Я иду в неизвестном направлении. Мне нужно идти. В движении чувства не так душат, как, например, ночью, когда ворочаешься в постели, собирая одеяло в плотный комок, чтобы было кого обнимать во сне. Мимо машин. Гудят, обгоняют, спешат. С минуту толпятся у молчаливых светофоров, потом срываются с резвостью гончих. Вечное стремление успеть — куда и зачем угодно. А что важно? Только любовь.

Поднимаюсь на наш этаж, в надежде рухнуть в бабушкины объятия и выплакать все свое горе, выговорить все, что висит на душе тяжелым булыжником.

Собираюсь нажать на звонок, не в силах искать ключи в большой сумке, но тут замечаю, что дверь квартиры открыта. Странно. Бабушка всегда запирает дверь. Может что-то случилось? Нас обокрали?

Медленными шагами, аккуратно переступаю с ноги на ногу прохожу вглубь прихожей. Все лежит на своих местах, ничего не разбросано и не раскидано, как бывает при ограблениях. Обхожу все комнаты — никого. Бабушка с Матвеем куда-то пропали. Что это такое? Волнение начинает набирать обороты, а дурные мысли лезут в голову. Несусь к сумке, вываливаю все содержимое на пол, чтобы не тратить время на поиски телефона. Два пропущенных звонка от бабушки. И еще три от незнакомого номера. Дверь квартиры медленно открывается и на пороге появляется молодая женщина с короткими светлыми волосами. Это тетя Света, наша соседка по лестничной площадке, живет за стенкой.

— Здравствуй, Адель, все караулила тебя с балкона, — тетя Света прикрывает за собой дверь и сжимает свои губы в тот момент, когда я поднимаюсь с колен.

— Что случилось? Где бабушка? Матвей?

— Матвея я забрала к себе домой, играет с моими близнецами.

— А бабушка где?

Женщина обнимает себя за плечи и вся сжимается телом. Я смотрю на ее тревожное лицо и ничего не могу понять. В голубых глазах соседки отражаются блики дневного света, ее взгляд мечется по моему лицу от лба к глазам.

— Что происходит? Где бабушка?