— Помнишь, ты говорила, что никогда не будешь моей?

— Помню.

— И что из этого вышло? — Тимур жаждет ответа. Хочет воочию увидеть, как я произношу эти заветные слова.

— То, что я не отходила от твоей кровати за это время можно считать признанием в любви.

Вчера перед сном я размечталась: вот бы такое счастье надолго. Я хорошо понимаю, что есть еще и реальность со своими правилами. Но кто нам запрещает продлевать это счастье внутри? Там ведь мы хозяева — никаких часов, будильников, начальников. Продлевать это внутренне счастье до тех пор, пока оно снова не сольется с реальностью.

— А ты быстро пришел в норму, здоровяк! — я аккуратно кладу ладонь на ткань его футболки, под которой находится перебинтованная рана. — Всего неделя и ты выписываешься.

— Дел много, — Тимур отстраняется, и я прикусываю губу от досады. — Не могу позволить себе надолго здесь задерживаться.

— Я бы могла остаться с тобой до вечера, но есть некоторые препятствия. Я не выношу Даяна — раз, бабушке нужно на обследование — два.

— С Анной Александровной что-то серьезное?

— Опять сердце колит. Сегодня запись к кардиологу, посмотрим, что скажет.

— Набери меня, как освободишься, — Тимур подходит к своей прикроватной тумбе и откупоривает бутылку с водой.

Я молча киваю, забираю свою сумочку с подоконника и, чмокнув напоследок Тимура, подхожу к двери. В палату входит молодая медсестра в коротком халате и на высоких каблуках. Одаривает меня сдержанной улыбкой, а после, проходя к больничной койке, откидывает торчащие из-под чепчика волосы назад. От нее исходит флюиды флирта и соблазнения, я на секунду задерживаюсь в дверной проеме, хмурюсь и смотрю на длину юбки девушки. Но когда замечаю, что Тимур смотрит только на меня, заставляю огонь ревности внутри потухнуть и спокойно покинуть эту палату.

* * *

— Может, переедешь ко мне?

От внезапности вопроса я дергаюсь и недоумевающе смотрю на Тимура. Он продолжает сосредоточенно следить за дорогой, выруливая с подземной парковки французского ресторана.

— Ты… Ты хочешь жить вместе?

— Ты проводишь у меня дома четыре дня в неделю, не вижу причин для отказа, — Тимур бросает на меня спокойный и быстрый взгляд, а после вновь возвращает его на дорогу.

— Я с радостью, но Матвей без меня плохо спит, ты же знаешь. Тем более у бабушки со здоровьем совсем плохо.

— Думаю, Матвей будет рад играть в приставку не пару раз в неделю в моей квартире, а каждый день.

— Ты готов к тому, чтобы Матвей тоже жил с нами?

Кажется, удивленные вибрации в моем голосе начинают надоедать Тимуру, и он сводит густые брови к переносице. Я продолжаю удивленно смотреть на него и быстро моргать. То, что Тимур хочет жить со мной и готов принять Матвея о чём-то говорит, верно?

— А как же бабушка?

— Будем навещать ее. Не думаю, что она будет противиться твоему счастью.

Он прав. Он, как всегда, бьет в самую цель. Бабушка будет только рада, если у нас с Тимуром все хорошо сложится. Как говорит бабушка: я слишком много натерпелась, я слишком долго была одна. Радость в моей груди начинает горячо жечь, и я закусываю изнутри щеку, что бы не завизжать от свалившегося на голову счастья. Идиллию момента нарушает вибрирующий телефон Тимура.

— Да, — глухое и грубое.

Собеседник в телефоне начинает что-то продолжительно и взбудораженно говорить, и с каждой секундой тело Тимура напрягается все сильнее, он крепче сжимает руль пальцами, а на лице от плотно стиснутых челюстей начинают бегать желваки.

— Понял. Еду.

— Что случилось?

— Отвезу тебя домой, — Тимур резко выкручивает руль в сторону, выезжая на встречную полосу и разворачивая автомобиль.

— Что произошло?

— Нашли тех уродов, что организовали нападение на меня.

— Я еду с тобой.

— Нет.

Я вжимаюсь в кожаное кресло от жестокости и грубости в его голосе. Сейчас Тимур еле себя сдерживает, чтобы не сорваться на меня. Видимо, Даян рассказал ему что-то действительно ужасающее.

— Я хочу быть рядом. Не прогоняй меня хотя бы сейчас.

Тимур поворачивает голову и долго смотрит на меня. Мне не совсем понятен этот взгляд, в нем было что-то странное, что говорило, мол, я пытался тебя остановить.

— Обещай ждать в машине.

— Обещаю.

Через двадцать минут мы приезжаем в самый неблагополучный район нашего города. Вокруг — сплошной лес и только изредка встречаются шиномонтажные сервисы или места приема металлолома. Подъезжаем к низкому бетонному зданию, дверь которого освещает одиночный тусклый уличный фонарь. Помимо нашей машины здесь стоит еще темная иномарка Даяна и незнакомый мне автомобиль. Тимур окидывает меня взглядом и выходит из машины. По мере того как его высокий силуэт отдаляется от автомобиля, сердечные удары в моей груди начинают ускоряться.

Проходит десять минут, двадцать, тридцать. Тимур так и не вернулся. Волнение и тревожность сковывают мое тело, заставляя ноги нервозно трястись, а ладони рук предательски потеть. И тут я решаюсь сделать то, что, очевидно, сильно разозлит Тимура. Я раскрываю дверь и холодный ветер ранней осени начинает терзать оголенную кожу плеч. Я обнимаю себя за плечи и подхожу к зданию. Тяну на себя тяжелую железную дверь и попадаю в теплое помещение. Вокруг полно автомобильных колес, различных инструментов и, о боже, редкие капли крови. Я, аккуратно переступая с ноги на ногу, подхожу к той двери, из которой доносятся приглушенные мужские голоса.

От увиденного мой живот сводит болезненным спазмом, а на шее будто затянули тугую удавку. Я широко раскрываю испуганные глаза, хватаюсь за бетонную стену, чтобы не потерять равновесие и произношу непослушными губами:

— Рома?

Картина перед глазами словно из фильмов ужасов или кошмарных снов. Я хочу закричать от ужаса, но голос предательски хрипит. Я смотрю на кровавое месиво на лице своего друга, и мне кажется, что мои колени вот-вот согнутся и я упаду без сознания на этот грязный пол.

— Ты обещала сидеть в машине, — сильная хватка на моем плече и резкий толчок в сторону. Я оказываюсь прижата к горячему телу Тимура, а его пальцы вонзаются в мою холодную кожу. Я не вижу его лица, но по словам, принесенным сквозь плотно сомкнутые зубы, я понимаю, что он страшно зол.

— Что ты с ним сделал?

Я резко вырываю свою руку и, так же несмотря на Тимура, подхожу к Роме. Он стоит на коленях, его руки сзади связаны, а на лице нет живого места — его избили до такой степени, что лицо кровоточит, он с трудом может открыть глаза, а по его шее с лица стекает ярко-красная кровь, которая пачкает его белую футболку.

— Что это все значит? — я бросаюсь к другу, падаю на колени и с ужасом рассматриваю его лицо. Вблизи эта картина выглядит еще устрашающе и я чувствую, как меня начинает мутить.

Внезапно железная дверь открывается и в комнату входит Даян. Его некогда белая рубашка расстегнута на две верхние пуговицы, рукава закатаны, из хвостика на затылке торчат редкие пряди волос, в глазах — звериный гнев, костяшки рук побиты и на его ладонях кровь, явно не его.

— Тим, эта падаль еле дышит, но мы выбили у него заказчика.

Когда Даян замечает меня рядом с Ромой, его глаза прищуриваются, и он с силой сжимает кулаки. Кажется, он собирается возразить Тимуру по поводу моего нахождения тут, но выбирает молчать. Я заглядываю за спину своего друга и вижу посиневшие от тугой веревки руки. Пытаюсь развязать сложный узел, но ничего не выходит.

— Не торопись освобождать его, Адель, — позади раздается несколько глухих шагов.

— Я ничего не понимаю. Тимур, что здесь происходит?

За последние дни слишком много тревожных событий свалились на мою голову. Каждый день происходит что-то страшное, что полностью выбивает почву из моих ног. Когда я думаю, что хуже быть не может, судьба доказываем мне обратное.

— Сейчас за этой стеной находится человек, который выпустил в меня пулю. И как сказал Даян, он доживает свои последние минуты, — Тимур подходит еще ближе к нам. С каждым шагом его глаза становятся темнее, а тело все больше напрягается. — А этот человек, которого ты недавно считала другом, оказался той самой крысой, что помог моим конкурентам избавиться от меня. Поэтому встань с колен, Адель, и не смей больше приближаться к нему.