Его томный и жадный взгляд темных глаз блуждает по моему телу, мысленно спускает лямки моего бюстгальтера, срывает верх комплекта и спускается ниже. Когда его внимание концентрируется на моих ногах, а именно на черных чулках, он приподнимает брови и сглатывает слюну, от чего его Адамово яблоко сексуально дергается.

— Ты можешь делать со мной все что угодно. Я буду податливой, обещаю, — я возвращаю Тимура на землю, заставляя поднять взгляд на мое лицо. — Но мне нужны деньги. Все деньги, которые я смогла бы заработать при посещении Розовых комнат.

Тимур делает первый шаг ко мне, останавливается совсем близко. Мне требуется поднять голову, чтобы заглянуть в его глаза.

— Тогда тебе придется быть податливой долго.

— Буду. Сколько нужно.

Я дергаюсь, когда его жесткие ладони ложатся мне на талию, резко поднимают и сажают на его письменный стол. Ягодицы моментально обжигает холодом, и я невольно ёрзаю от неприятных ощущений. Дыхание сбивается, пульс начинает молотить в утроенном режиме. Я сама пришла к нему, сама предложила себя, так почему же меня так лихорадит изнутри?

Я теряю контроль, я теряю свою уверенность. Почему каждый раз, когда он оказывается рядом, моя броня с грохотом разваливается, и я остаюсь перед ним слабой и беззащитной? Чтобы хоть как-то вернуть себе былую уверенность, я решаю сама проявить инициативу.

Тяну к нему руки и, когда кончики пальцев касаются задней стороны его шеи, я притягиваю его голову к себе. Тимур, словно ждал этого момента, накидывается на мои губы. Они кажутся более горячими, чем в прошлый раз, а щетина, задевающая мой подбородок, ощущается непривычно. Поцелуй — обычный человеческий порыв, и он никак не связан с чувствами. Все просто: он хочет мое тело, мне нужны деньги. Это просто сделка.

Ладонь Тимура окольцовывает мое горло, заставляя рот распахнуться, язык проталкивается мне в рот. Живот резко скручивает, между ног становится влажно и горячо, с губ слетает непроизвольный всхлип. Тимур, как всегда, заставляет отступать, задыхаться, подчиняться вопреки ненависти приводит меня в состояние возбужденной эйфории.

Тимур опускает мою шею, резко дергает бюстгальтер вниз, от чего он срывается с лямок. Его ладонь обхватывает мою грудь, сжимает так сильно, что глазам становится влажно. Я не знаю почему мое тело отзывается на такую грубость: вместо того, чтобы воспротивиться ей, ярче зажигается.

Тимур разводит руками мои колени в сторону, еще больше раскрывая для него. В эту минуту, я почему-то чувствую себя еще больше обескураженной и уязвимой, даже несмотря на то, что совсем недавно он ласкал мою обнаженную грудь.

Я вздрагиваю, когда он тянется к моей промежности. Машинально стараюсь свести ноги, но его тело между ними не дает мне это сделать.

— Подожди… Мне нужно кое-что сказать…

Он чуть отстраняется, но его жаркие ладони все еще продолжают сжимать мои бедра. Пальцы Тимура оттягиваю резинку чулок, и я уверена, что он еле себя сдерживает, чтобы не сорвать их с меня силой.

— Эта ночь ничего не изменит. Я всегда буду тебя ненавидеть, — в голове моя бравада звучала намного уверенней, но из-за сбившегося дыхания, некоторые слова мне удалось произнести шёпотом и по слогам.

— Мне плевать, — Тимур сжимает руки на моих бедрах и притягивает меня к себе за ноги, от чего я одним рывком оказываюсь у края стола. — Можешь ненавидеть меня сколько угодно.

Тимур наклоняется к моему лицу и проводит большим пальцем по правой скуле. Место прикосновения начинает щипать от того, что именно там находился небольшой синяк, оставленный Даяном. Тимур хмурится и сводит густые темные брови к переносице.

— Помню, ты говорила, что я могу и не надеется, — негромко произносит Тимур и рвет правый чулок на моей ноге. По капроновой ткани к пальцам ползет несколько уродливых стрелок. Затем то же самое он проделывает со вторым чулком. — Теперь я рву на тебе чулки.

— Замолчи.

— Что такое, Адель? Не хочешь этого слышать? Хочу тебя расстроить, с этого момента я собираюсь видеть тебя голой и кричащей мое имя.

Я хочу что-то ответить, возразить, послать с черту этого засранца, но в этот момент Тимур тянется в своему ремню. Звуки сменяются один за другим: звон пряжки ремня, шорох расстегиваемой молнии, шелест фольги. Его член в приглушенном свете настольной лампы кажется по-настоящему огромным. С трудом оторвав взгляд от того, как Тимур растягивает латекс по себе, я поднимаю глаза и смотрю на него.

Я вздрагиваю, когда Тимур еще плотнее прижимает меня к себе и подстраивает под себя. Сейчас это случится. Сердце начинает грохотать так, что проламывает грудную клетку. Скользкий и твердый орган упирается мне во влагалище. Я дышу глубже, уговаривая себя не боятся. Ничего страшного не произойдет. Все через это проходили. Давление усиливается, становится нестерпимым, и в следующее мгновение живот окольцовывает резкая боль. Я взвизгиваю, скребу ногтями по дереву стола, щекам становится мокро и горячо.

— Надо было мне сказать, — произносит Тимур спустя паузу, он замирает и находит мои глаза. Но уже в следующую секунду следует новый толчок, более глубокий и резкий.

Движения Тимура разливаются по внутренностям горячей ноющей болью, стекает по ноге влажной горячей дорожкой. Я дала себе слово молчать все время, но это слишком больно, чтобы не стонать и не вскрикивать.

Ладонь Тимура ложится на мою грудь и давит на нее, заставляя меня откинуться и лечь спиной на холодную поверхность его письменного стола. Моя девственность его не остановила, и он продолжает двигаться, не меняя темпа, медленно и глубоко.

Не понимаю, как от секса можно получать удовольствие. Промежность жжет и тянет, его член ощущается раскаленной палкой. Неужели так будет всегда? Я должна стерпеть.

Проходит минута, две, кажется, словно целая вечность. Его движения меняются, становиться более прерывистыми и быстрыми. Боль тоже меняет свои оттенки: теперь вместо резких и простреливающих ощущений, я чувствую тупые и ноющие покалывания в промежности. Тимур обхватывает руками мою грудь, сжимает ее так сильно, что в голову выстреливает, окольцовывает мое горло, давит да гортань. От взвизгов и криков болит горло, я совершенно лишаюсь сил.

Тимур все делает молча: не стонет и не охает, слышно лишь его сбавившиеся дыхание. Капельки пота стекают по его напряженному лицу, продолжая свое движение по его шее. Мне почему-то хочется прикоснуться к нему, собрать всю его влагу.

То, что Тимур близок к финалу, я узнаю интуитивно: его движения ускоряются, шлепки наших тел делаются оглушительными, его пальцы сильнее сжимают кожу моих бедер, давление внутри меня усиливается и кажется, что меня вот-вот разорвет.

Спустя мгновение все прекращается. Я продолжаю лежать на столе и наблюдать за Тимуром: он останавливается, восстанавливает дыхание, его горячие ладони покидают мое тело, он выходит, и меня одолевает чувство неправильной пустоты, стягивает наполненный спермой презерватив и только потом смотрит на меня.

Я моментально скрещиваю ноги, приподнимаюсь и сажусь. Подправляю чашечки бюстгальтера и только сейчас понимаю, что Тимур порвал бретельки. Тихо ругаюсь, подправляю трусы и запахиваю края халата. Тимур следит за каждым моим движением, параллельно застегивая ремень и подправляя помятую белую рубашку.

— Ты получил, что хотел, — я спрыгиваю со стола и чувствую онемение в ногах. Мне с трудом удается удержаться на ногах, поэтому я хватаюсь за край деревянного стола. — Теперь мне нужны деньги.

— Ты получишь свои деньги. Я всегда держу свое слово, — Тимур, полностью одевшись, теперь выглядит, как всегда, неизменно, разве что чуть растрепанные волосы и блуждающий взгляд меняют его внешность.

— Отлично, — я медлю и продолжаю стоять возле него, неотрывно смотря в его глаза. Нужно разворачиваться и уходить, но почему-то ноги словно слились с полом воедино, не давая возможности сделать первый шаг.