— Хотите обойти племянника?

— И обойду. Принц помешался на управлении тьмой, желает вернуть древнюю магию и призвать старых богов. О, сущие пустяки, сестра его держит лишь ради его денег и войска. Половина наших адептов — это его последователи. Как и вся эта чепуха с адептами, сирами и остальным. Но пока нам приходится терпеть.

— А как же Ваша сестра?

— Сестра далеко не юна. И править будет не она, а мой племянник. Только есть одна проблема. И сестра пока этого не знает. Будущий король равнодушен к женщинам. Он не сможет подарить короне наследников.

— Он..… мужчин?

— Нет, никого. Полностью аскетичен. Врачи утверждают, что его семя активно, но ему давно за тридцать и еще ни одна красотка не смогла..… Вы понимаете. Он безразличен к плоти. Рано или поздно сестра это поймет, и возникнет вопрос, кто станет наследником. Наши дети более чем подойдут, Аньи. А быть регентом не так уж и плохо, особенно, если на троне твое дитя.

Звучало это все неплохо. Действительно неплохо. Но смерть моей семьи, убийства других, все, что случилось до этого, эту картину волшебного будущего основательно портили.

— Так Вы хотите, чтобы, поддерживая сестру, мы вели свою политику, привлекая сторонников? И, когда придет время, сместили, отлучили ту от трона, вместе с племянником?

— Возможно, хотя сейчас я рассматриваю вариант менее болезненный. Сестре шестой десяток, племянник бесплоден и интересуется больше религией и теми же павшими богами. А еще плохая наследственность со стороны его отца — болезни в королевской династии преследуют всех от отца к сыну, от матери к дочери. Думаю, что трон освободится сам по себе.

Думает, но навряд ли не учитывает исключает смещение. Я потянулась за флаконом с шампунем.

— Хорошо, Габистер, считайте, что мы договорились. Обо всем. Я с Вами.

Песенка павших под Хайлоо пробирала до костей. Намного глубже, чем холод, сильнее, чем тоска по воле.

Камеру открыл один из забинтованных. Трулс лично провожал, ведя меня и поддерживая под локоть. В той же одежде, но вычищенной дорогущей бытовой магией. Предложено было платье, шелковое, с корсетом и нежнейшей вышивкой, зефирно-розовое, воздушное, как сладость первой любви. Я отказалась. В розовом я похожа на ручную свинку зажиточной фермерши. И бросить заговоренные вещи? Я была в своем уме. Даже сейчас.

— Герцогиня, — Трулс поклонился, а после внезапно привлек меня к себе и страстно поцеловал в губы. Поцелуй был нежным, нежнее того шелка, что платье. И слюнявым. Я резко отвернулась. И споткнулась о злой взгляд Марсена, который лежал на вполне приличной двуспальной кровати. — Еще увидимся.

— Да, Габистер, еще увидимся. — Пришлось обернуться. Я улыбнулась одними губами. В моих глазах застыл упрек. Для чего это было?

— Стража, закрывайте. — И кивнул в сторону одного из мужчин в черном. Мужчин? Или парней? Может, стариков? Я сделала шаг вперед, чтобы разглядеть. Но увидела лишь обитую железом дверь. Закаленную в драконьем огне, зачарованную от взломов, обвешанную и обрисованную символами магии и силы. На взлом этого бастиона мне потребовалась бы ночь-другая. Вместе с Марсеном управились бы и раньше. Но людей всех не перебить. Я подошла к кровати.

— Хорошо поешь.

— Понравилось? — Никогда не думала, что можно смотреть на кого-то снизу вверх и чувствовать при этом превосходство.

— Понравилось. Не знала, что ты столь одарен. — Помялась. Ванна, которая должна была снять напряжение с тела и души, лишь добавила усталости. — Подвинешься?

— Даже не прогоняешь. Рика, ты ли это? Нет. Молчи. Как прошел вечер? Ужин? Вижу, искупалась? И как тебе Трулс? Довольна? Удовлетворена? Рик? Почему молчишь? Неужели не понравилось? И почему вернулась сюда? Посмеяться напоследок?! Говори же, тьма тебя подери!

Марсен больше не лежал. Веселые ноты песни никак не вязались с тем, что я видела сейчас. Глаза метали молнии, а весь он был будто собран в единый комок нервов и ярости.

Я попыталась его отстранить от себя, но с таким успехом могла бы двигать стены камеры.

— Марсен, уймись, давай поспим.

— Устала? — Сочувствие и гнев — и кто из нас издевается? Я показательно вздохнула и прикрыла глаза.

— Поспать не дашь? — Его лицо перекосило. Определенно, это ответ «не дам». — Давай хоть сядем. Посидеть-то можно?

— Рика, тьма, Рика, что ты творишь? Ты спелась с заговорщиками? Какого жезла, демоны тебя отдери!

Я взяла его за руку. И сама удивилась своему жесту. И он тоже. На его руке был черный бинт:

— Что это? — Я еще не поняла. Пока не поняла. — Что с рукой? Покажи.

Я все же села, почти впихнувшись между молодым человеком и тумбой. И потянула бинт. Он пытался убрать руку, но не успел. Еще немного и завязалась бы потасовка. В жизни не дралась, даже в детстве, зато с Марсеном жизнь будто решила мне компенсировать упущенное.

— Не надо. — На грани слышимости. Но это меня лишь подстегнуло. Руки дрожали. И мои, и Марсена. Я рванула тряпку, чтобы увидеть. Чтобы потерять чувство реальности. Чтобы застыть. И закричать. То ли от боли, то ли от обиды. А, может, из желания убить. Всех. И Марсена в первую очередь!

— Какого жезла? — Кожи не было. Кое-где, проглядывала кость. Там, где была плоть — она была мертва, уже мертва. — Сильвий, что это?

— Тлен, Рика, это тлен. Тьма, как ее еще называют. Темное целительство.

— Тьма? Темное целительство? Ердык, Моглай[53] и все их племя! Ты… Ты… это не оно!

Я вцепилась в руку Марсена и сжала ее с такой силой, что он зашипел. Меня колотило.

— Это не темная магия. Это магия древних. Кто… кто это сделал с тобой?!

— Стражи, они и лечили, Рик, успокойся, они лечили… Руку уже было нельзя спасти.

Дурак. Молодой дурак. Одна жизнь на двоих. Мне надо кого-то убить. Ударить. Сделать больно. Я ударила кулаком по постели, но это было смехотворно. Попыталась подняться, но теперь уже Марсен держал меня.

— Рик, хватит. И это я злюсь! А ты…

— Что я? Что? Тебя лишили руки! Мертвая плоть… боги! — Я дышала сипло, рвано, будто хочу заплакать. Но слез не было. — Руку не восстановить. Никто не вернет. Разве что древние боги. Будь они живы. Всевидящий! За что? Тебе… больно?

— Сложно злиться, когда ты волнуешься. Ты же волнуешься? Нет. Боли нет. Рика…

— Молчи Марсен, во имя всего святого, грешного, во имя души и плоти, молчи…

— Рика, забудь. Ты договорилась с ними? Тебя отпустят?

— Если бы меня отпустили, меня бы тут не было. Наверное. Не знаю. Марсен, какого демона?

— Что какого демона?

— Не сказал сразу. Не показал. За что?

— Ни за что. Тебе это незачем знать было. И видеть тем более.

— Марсен… Марс… Сильвий… за что, скажи?

Он отвернулся. Улегся в кровать, руку спрятал в те же бинты.

— Марсен, за что ты меня так ненавидишь?

— Ненавижу? — Он рассмеялся. Зло. Невесело. — Я тебя не ненавижу.

Будто выплюнул. Плюнул мне в это лицо.

— Сильвий… — В который раз тяжелый вздох вырывается из груди. Но внутри, на душе все еще гаже. Я села, сбросила сапоги, забралась на кровать с ногами. Обхватив руками голову, я пыталась, искала правильные слова. Но не находила. Что можно сказать человеку, который стал калекой тоже по твоей вине. Он хотел тогда помочь. И что вышло? Или даже без помощи. Ему упала на руку клеть, легкие копья и наш с ним вес. Это раздробленная кость. Наверное, руку и правда было не спасти. Но что с того? Рука была бы цела, не потащи я его вслед за собой. — Мне жаль, прости.