— Да, я бы на его месте не остановился.

— Что? Ты о чем?

— Шантаж, Ани. Шантаж никогда не заканчивается. Если уж начат. — Но у меня чувство, что речь шла не о шантаже. Как-то смотрит на меня странно. Будто я ему денег должна с прошлого года. Или замуж обещала выйти. Где-то посередине. Из этих версий. Очень пристальный взгляд. Как на допросе.

— Из тебя сыщик хороший будет.

— Есть, Ани, уже есть.

— Кто ест?

— Никто, Ани, никто.

Меня подтягивают к себе, укрывают другим концом пледа и шепчут что-то.

— Спи, Ани, тебе и правда надо поспать.

А я что? А я сегодня послушная. Ой, кажется, я вижу звезды, или это не звезды? Снятся мне черные цветы, и из них течет белая кровь. Мне очень хочется ее попробовать, но что-то мне мешает. «Пожалуйста, пожалуйста», — прошу кого-то, а меня уверяют, что очень, очень скоро все будет хорошо. И я успокаиваюсь. Я верю. Все будет хорошо, обязательно будет.

— Больше никогда.

— Что ты там бормочешь, Ан?

— Клянусь, что больше никогда не буду пить!

— А, это.

— Что, не веришь? — Глорий сидел во главе стола и веселился, пряча улыбки за утренней газетой.

— Верю. Ты же не уточнила, что именно не будешь пить, когда и в каких количествах.

— Пф. Ты меня слишком хорошо знаешь. — И это было правдой. Пила я редко. Но метко. Даже наша дружба началась с попойки, так о чем можно говорить? Но, улыбки улыбками, а голова болела так, будто ею намедни играли гоблины в догоняйку[34].

— Ну, вот. Пей кофе, начинающий пропойца.

— Ой, не язви. Нася вообще не вышла к столу.

— Да, вы, девочки, вчера отличились.

— А что с Иргой?

— А что ей станется? Она себя предусмотрительно отрезвила. Иначе ночевать бы нам на берегу.

— Слушай, а как ее вообще к себе грифон подпустил?

— Она себе постоянно кровь разгоняла, так что у нее сегодня сильная слабость. Но грифон ее не сбросил.

— Удивительный ты человек, Глор.

— Чем же?

— Ты говоришь о своей дочери!

— Считаешь, надо над ней немного потрястись, как над драконьим сокровищем? — Кивнула, соглашаясь. — Понимаешь, с моими детьми, еще когда они были в пеленках, я понял, что просто не будет. И надо срочно стать философом. Иначе не доживу до старости. Один связан с… А вторая в свои шестнадцать вместо бала сбежала в армию. Так что поздно переживать. Остается только молиться.

— Помогает? — Я в два глотка выпила свою третью за сегодня чашку кофе. И поглядывала на кофейник. Гадая, выдержит ли мое сердце еще парочку чашек.

— Как когда. Но выбор небольшой.

— Что газеты пишут? — Со вздохом Глорий отложил свое чтиво. Понял уже, что почитать не дам.

— Пишут, что лето подходит к концу.

— О, это, конечно, новость. — Потянулась к пирожному. Следующей на очереди к моему падению была еще чашечка кофе. Одна. Последняя. Честное слово.

— Это последняя, больше не разрешаю.

— Пирожное оно.

— Она, чашка кофе.

— Слишком хорошо меня знаешь. Ладно. Но на чай все равно не перейду.

— Водички лучше бы выпила. Чистой, родниковой.

— Фу, ты что!

— Что обсуждаем? — За столом появился Артимий. Выхватив у меня из-под носа кофейник, единолично им завладел.

— Дай кофе!

— Сынок, не зли женщину после пьянства, не простит и не забудет, — бе-бе-бе, покривлялась я. Арт прыснул.

— И взрослых девочек это тоже касается. Те еще хуже.

— Не поняла?!

— Налей ей полчашки кофе с молоком. А то не ровен час начнет кусаться.

Подумаешь. Не такая уж я и злюка. Но, как только отпила глоточек кофе, скрыть блаженства не смогла. Возвела очи к потолку и вознесла благодарную молитву всем богам и тому, кто придумал этот напиток.

— Ну, дети мои, не передеритесь. А я к Натасии. Боюсь, супруга до обеда не сможет подняться. И понижать градус не разрешала. И чистку не дает сделать. Женщины! — С этими словами, Глорий оставил газету и нас за столом, а сам удалился, поднявшись в их с супругой комнату.

— Как ты? — Улыбаясь чашке черного, как ночь, кофе, Арт не скрывал, что смотрит на меня посмеиваясь и свысока. Ну, еще бы, я-то надралась. А он трезвый был.

— Отлично. А что, не заметно?

— Честно? Нет.

— Ну, вот, чего спрашиваешь? — Еще глоточек и кусочек пирожного. И немного подобрела. — Слушай, Арти, а как я домой попала? А то мои воспоминания заканчиваются где-то на шестой бутылке, кажется.

Состроив кисло-недовольное выражение лица, уставилась на парня. Веселись, веселись, когда-нибудь и ты будешь держаться за чашку кофе, чтобы не выпасть из-за стола. А я посмеюсь.

— На грифоне. — Весело ему. Хорошо. Сейчас будем вершить справедливость. То есть портить кое-кому настроение.

— Арти, милый. — Подпрыгнул. Готова руки потирать от предвкушения. Как домой я попала — не помню. Но остальное — память все еще при мне. — А родители тебя не учили, что врать нехорошо?

И такая я милая, благодушная, что самой противно.

— Ты это к чему?

И не отвечать на вопрос вопросом тоже не научили. Ладно, что я зря степень магистра получала? Будем учить.

— К переменной облачности. Представляешь, газеты пишут, что скоро лето закончится?!

— Ага. — Почти по делу ответил. Промахнулся только на лигу-другую[35].

— Так почему ты у нас такой плохой мальчик? — Издеваться, так по полной. Закашлялся. Да, — да, кофе я пожалела. Ибо прямо из-под моего носа его дернули.

— Прости? — Рука дергает пуговицы и шейный платок, пытаясь развязать удавку высшего общества.

— Мужчины! — взмахиваю патетично рукой. Скрестив руки на груди, разваливаюсь на стуле, слегка расставив ноги. О, это верх неприличия. Но, после того как меня увидели на четвереньках, можно себе позволить пару шагов мимо этикета. — Зачем врать было?

— Вспомнила, значит.

— Даже не забывала. — Хмурюсь, строя злобные рожицы. Пускай понервничает, интриган малолетний.

— Прости.

— Ага, это тоже помню. А вообще, молодец. Ловко меня провел, ничего не скажешь. Если бы не меня, было бы еще лучше.

— Доброе утро. — К столу проковыляла Ирга. Мое похмелье сущая глупость по сравнению с ее состоянием. Не зря же говорят, пил темный, а умер трезвым. Вывод алкоголя из организма недалеко ушел от выведения яда из крови. А какое это сомнительное удовольствие и вспоминать неприятно.

— Судя по твоему виду, сестренка, оно отвратительное.

— А ты, братец, цветешь и воняешь.

— Что?

— И это мне́ говорили, чтобы я не подралась с тобой. Кажется, Глор забыл, что у него есть еще дочь. Или дело в тебе, все-таки и я, и Ирга..…

Ирга захихикала.

— Ани!

— Да, солнышко?

Солнышко побледнело. Ирга пыталась налить кофе в чашку. Получилось с третьей попытки. Слугам не повезло, скатерть сегодня от души изукрашена пятнами.

— Кстати, о звездах.

Хм. И мужчины еще женской логикой недовольны. А их размышления как назвать? Притянули кота за..…

— Ири, ты же помнишь, что Ан угрожал ее студиус?

— Такое забудешь.! Но это ты к чему, братец?

Да, чужой братец, к чему ты это? Теперь на гончую, взявшую след, была похожа я. А у меня профессия совсем другая. Получить еще одно образование, что ли?

— А что он использовал свой ментальный дар и соблазнил ее, помнишь?

— Такое бы не забыла. Помню, что компромат. А оно вот даже как..…

А я сижу и смотрю то на одного, то на другую. И общаются так, будто меня тут и нет.

— Дорогие мои, я вам не мешаю?

— Нет, — нет, Ани, — оба, посмеиваясь. Да, я не скрываю свое возмущение. Но им от этого только веселее. Плохие дети у Глора, плохие! Я когда-то считала их лучше? Я тоже ошибаюсь!

— Ани, он тебя давно доводил?

— Твой брат? С не давних пор, Последнее время… — в этот раз я удержалась, чтобы не показать язык. Но очень очень хотелось. К черту этикет, к черту весь свет, в конце концов, тут все свои.