— Миссис Портер, — говорит ей Тео, — уверяю вас, масло чайного дерева абсолютно, на сто процентов не проклято.

— А я уверяю вас, что вы на сто процентов ошибаетесь, — говорит она сквозь стиснутые зубы. — С тех пор как я купила это масло, все в моей жизни развалилось. — Она наклоняется ко мне и шепчет: — Дерево пришло за мной.

Я скрещиваю руки, чувствуя себя сегодня необычайно смелой. — Например?

Она замечает меня. — Что?

— Ты говоришь, что все в твоей жизни развалилось. Так что именно развалилось?

Миссис Портер фыркает. — Ну, если ты хочешь знать. Моя машина сломалась на Маунтин Роуд два дня назад, все мои пионы погибли, и я ослепла на правый глаз.

Я хочу сказать Синди Портер, что она сломалась на Маунтин — роуд, потому что она водит фургон 'Фольксваген', который нужно заводить хотя бы раз в неделю, и ее пионы мертвы, как и все остальное в ее дворе, потому что она никогда их не поливает, и она не слепа на правый глаз, ее очки треснули. Но это бессмысленно. Некоторым людям просто нужно что — то, из — за чего можно расстроиться. Этому быстро учишься, когда работаешь в сфере обслуживания.

Тео качает головой. — Я с удовольствием верну вам масло в обмен на полный возврат денег.

Синди пихает ей бутылку. — Просто возьмите его. У меня больше нет никаких дел в этом магазине.

Тео крепко зажмуривает глаза и делает глубокий вдох.

— Она одна из наших лучших покупательниц, — сетует она после ухода Синди. — Я просто рада, что Роджер и Кит не были здесь, чтобы увидеть это.

— Ты молодец, — говорю я ей, и она благодарно улыбается и уходит.

Дверь снова зазвенела, и я приготовилась к тому, что миссис Портер вернется с очередной жалобой, но вместо этого я услышала странное покашливание, а когда повернулась, то увидела прямо Андре.

— О, привет, — говорю я неловким и иррационально приятным тоном, но он не улыбается в ответ. Вместо этого он смотрит вниз, а затем подходит к прилавку. Но там пусто, и Тео нигде не видно.

— Я здесь, чтобы кое — что забрать, — говорит он. — Морковный торт для моей мамы. Я заказал его раньше. — Он засовывает руки в карманы. — Я не знал, что ты будешь здесь.

Мое сердце замирает. — О. Ну, извини… Я здесь.

Теперь Андре закрывает глаза. — Это не то, что я имел в виду. Я просто… — Он засовывает руки в карманы и смотрит вниз.

— Один морковный торт! — говорит Тео, появляясь из ниоткуда и ставя его на стол. — С вас девятнадцать долларов.

Андре достает из кармана немного денег и протягивает их Тео. — Сдачу оставь себе.

— Итак, как ты передвигаешься? — Я перекладываю свой латте из одной руки в другую.

Андре пожимает плечами. — Разными способами. В основном, мои родители. Моя машина должна быть готова через пару недель, — добавляет он.

— Это здорово! — говорю я, и затем мы смотрим друг на друга на мгновение. — Послушай… — начинаю я, но тут дверь снова распахивается, и врывается куча членов волейбольной команды, хвостики раскачиваются, как оружие, девочки громко смеются.

— Вот это да, — бормочет Тео себе под нос. — Девять коктейлей из шпината и банана со взбитыми сливками, как будто в этом выборе есть какой — то смысл. — Она закатывает глаза и уходит за ингредиентами.

Мой взгляд метался между Андре и прибывающей толпой. — Эм…

Андре жестом поднимает пакет с тортом вверх. — Увидимся.

Немного погодя, после того, как волейбольная команда ушла в море смеха, я как раз собиралась собрать свои вещи и отправиться на выход, когда кто — то поставил рядом со мной бледно — зеленый пенистый напиток.

— В нем есть ромашка, — говорит Тео, садясь напротив меня. — И гороховое молоко.

— Ни один из этих элементов не объясняет, почему он такой зеленый, — говорю я ей.

Она поджимает губы. — Просто выпей его. Это успокаивает.

Я недоверчиво поднимаю бровь. — Почему ты думаешь, что меня нужно успокаивать?

Тео делает такое лицо, будто ей не нужно объясняться.

Я вздыхаю, затем поднимаю чашку и подношу ее к губам, делаю глоток и проглатываю его. — Ты права. К тому же, это чертовски вкусно.

Тео победно поднимает кулак в воздух, а затем успокаивается. — Итак, не хочешь рассказать мне, что это было? С красивым мальчиком с тортом?

Я хмуро смотрю на нее. — Мы никогда не вдаемся в тонкости нашей жизни.

Тео пожимает плечами. — Может быть, это потому, что у меня никогда не было ничего интересного, о чем можно было бы поговорить. Но очевидно, что у тебя есть. — Она бросает взгляд в сторону двери.

Я качаю головой. — Возможно, я облажалась.

Брови Тео поднимаются вверх. — Чарли Оуэнс? У которой всегда все под контролем?

— Да. Но не это… — Я гримасничаю.

— Я слушаю…

— Он начинал как один из моих пассажиров, — говорю я. — Но каким — то образом он стал большой частью моей жизни. Проблема в том, что он также сводит меня с ума. Он постоянно переходит границы и ведет себя неадекватно, но очевидно, что он просто боится двигаться дальше. А я, все, чего я хочу, это двигаться дальше. И он тоже этого не понимает.

Тео пристально наблюдает за мной, потягивая то, что должно было быть моим латте.

— Похоже, он тебе действительно небезразличен.

Я наблюдаю за ней краем глаза. — Что из наших массовых ссор и полных разногласий дает тебе основание полагать, что мы небезразличны друг другу?

Тео закатывает глаза. — Потому что если бы это было не так, то тебя бы не бесило то, что другой делает со своей жизнью. И ты бы не была такой чувствительной. — Она добавляет: — Поверь мне. Это происходит в Ривердейле постоянно.

Я вздыхаю. — Я не хотела, чтобы это вышло из — под контроля.

Тео пожимает плечами. — Так извинись, — говорит она.

— Ну, а почему он не может? — спрашиваю я.

— Ты задаешь этот вопрос только потому, что он тебе нравится, и ты боишься, что тебе будет больно, — бормочет она, и я понимаю, что она права.

В пятницу я сидела в арт — студии долго после учебы, работая над своими планами и периодически обращаясь за вдохновением к Интернету или к книгам, которые я взяла в городской библиотеке. Я изучаю первых фермеров этого района, то, как проектировались здания, чтобы они могли вписаться в их землю. Ничего показного, но все создано для работы, приготовления пищи и семьи. Затем я достаю старые фотографии наших ночевок, когда мы были детьми, как мы использовали верхний чердак для сна, и как мы смогли починить старую тележку для перевозки сена, чтобы поднять все наши закуски по этажам, вместо того, чтобы пытаться уравновесить их, поднимаясь по высоким лестницам.

Но что — то здесь не так. Есть так много возможностей, но я не могу сосредоточиться на одной. Я чувствую себя вялой. Недостаточно просто смотреть на эти пространства со стороны. Мне нужно побывать внутри одного из них. Почувствовать, каково это — взять что — то из прошлого и перенести в будущее.

Когда мои глаза блуждают по моей цифровой доске вдохновения, я натыкаюсь на изображение моей любимой комнаты в MaCA: атриума в здании С. Я смотрю на часы и замечаю, что до закрытия осталось два часа. Это немного сумасшедшее время, но его как раз хватит, чтобы добраться туда, прогуляться и попытаться что — нибудь придумать.

Я прыгаю в машину и проезжаю пятьдесят минут до MaCA, и прежде чем отправиться в здание C, я исследую внешнюю территорию, замечая, что изменилось, а что было намеренно оставлено. Как они разобрали промышленные здания до кирпича, но оставили узоры краски, ржавчины и износа. Как они использовали способы соединения зданий друг с другом, создавая внутренние дворики, чтобы люди могли оценить строения со всех сторон.

Наконец я захожу внутрь, прохожу все здание сверху донизу и заканчиваю в здании С. Я наблюдаю, как свет проникает через двор и окна, смотрю на то, как углы были объединены новым дизайном, чтобы создать совершенно другое пространство. Затем я сажусь и записываю несколько идей. Не то чтобы я могла сделать ремонт в амбаре, но я могу внести в него небольшие изменения, то тут, то там, например, отшлифовать и покрыть лаком старый деревянный пол, поставить новую деревянную лестницу и использовать разные уровни амбара для сна, общения и чтения. Разве не этого все хотят от отпуска?