— Так или иначе, может быть, Натан просто немного поздно расцветает, — говорит Реджи, когда мы подъезжаем к дому Андре. Когда я высадила Андре здесь, было темно, но сейчас, в утреннем свете, я воспринимаю все как наяву. В отличие от остальных домов на этой улице с белыми заборами и черепицей кремового цвета, черепица на доме Андре глубокого натурального цвета, с красной отделкой. Мне кажется, я вижу край огорода, огороженного забором. В этом доме есть какой — то уют, он словно приглашает тебя домой и в то же время органично вписывается в окружающие деревья. — Но я имею в виду, что и я тоже, так что я не могу его за это осуждать, — продолжает Реджи.

— Что? — спрашиваю я, отвлекаясь.

— Я поздно расцветаю, — повторяет Реджи. — Как Натан. — В его голос вкрадывается раздражение. — Ты вообще слушаешь?

— Эм, не совсем, — признаю я. — Извини.

— Ну, что случилось? — спрашивает Реджи.

— Послушай, Реджи, — говорю я. — Я не вмешиваюсь в жизнь своих пассажиров, насколько могу помочь, так что ты не должен вмешиваться в мою.

— Ладно, — бормочет Реджи, явно обиженный, и я внутренне сокрушаюсь. Я хочу взять свои слова обратно.

В этот момент я вижу, как Андре выходит из своей парадной двери и идет по дорожке к нам. Его мама, приветливая женщина с короткими темно — каштановыми волосами, копается в саду перед домом. Интересно, что он рассказал родителям об этой ситуации? Придумал ли он какое — нибудь оправдание или сказал им правду: какая — то сумасшедшая цыпочка врезалась в него на своем блевотном мобиле и теперь отказывается за это платить.

— Доброе утро, — говорю я, когда Андре садится на пассажирское сиденье машины. Его волосы еще мокрые, от него пахнет мылом, и он хрустит батончиком мюсли с полуоткрытым ртом. Он ничего не говорит мне в ответ.

— Доброе утро! — говорит Реджи. — Я Редж. — Я гримасничаю. Редж?

— Привет, чувак. — Андре поворачивает голову в сторону заднего сиденья, протягивая Реджи руку. — Я Андре. Как дела?

— Я знаю, кто ты, — быстро говорит Реджи, ничуть не смущаясь. — И ничего особенного, просто болтаем о головастиках, наверное.

Я пытаюсь подавить фырканье, когда отъезжаю от дома Андре и сворачиваю направо на главную дорогу, ведущую к школе. Андре замечает мое выражение лица, но вместо того, чтобы рассмеяться, он поворачивается обратно к Реджи.

— Круто, парень. Ты первокурсник? — спрашивает он.

В зеркало заднего вида я вижу, как Реджи с энтузиазмом кивает.

— Не пойми меня неправильно, но ты выглядишь довольно молодо, даже для этого. Сколько тебе лет?

Я оглядываюсь на Реджи, думая, не обидится ли он на это. Но вместо этого он выглядит гордым.

— Я пропустил один класс.

— Правда? — говорю я. — Я этого не знала. — Все это имеет такой смысл. Почему он такой невинный. В этот момент моя привязанность к нему возрастает. Какой он смелый, идет на это один.

— Ты никогда не спрашивала. — Реджи пожимает плечами.

— Ничего себе. Мне повезло, что я прошел восьмой класс, а ты его прямо — таки прогуливал? — Андре откидывает голову на сиденье. — В чем твой секрет, Редж? Что заставляет тебя тикать?

— Он только что сказал тебе, что технически учится в восьмом классе, — пробормотала я. — Откуда ему знать, что на самом деле заставляет его тикать?

Андре смотрит скептически. — Редж, что ты можешь сказать по этому поводу?

Оказалось, что Реджи есть что сказать на эту тему, каковы его занятия и увлечения, он рассказал Андре о жизненном цикле головастика, о том, какие надежды он возлагает на Натана и когда планирует выпустить его на волю.

Но Андре на этом не останавливается. Он расспрашивает Реджи обо всем на свете. Когда у него день рождения? Чем он занимался этим летом? Любит ли он спорт? Какие фильмы он смотрел в последнее время, что бы он мог порекомендовать? Должен признаться, меня это удивляет, и я не могу решить, в хорошем или плохом смысле. То есть, я знала, что Андре может очаровать кого угодно. Я просто не знала, что он выбирает это. Особенно первокурсников, о существовании которых большинство старшекурсников даже не подозревают.

— О, тот новый фильм с Мерил Стрип, который только что вышел? — пытаюсь добавить я, но Андре игнорирует меня, предпочитая до конца поездки общаться только с Реджи. Мое раздражение медленно растет, пока мы не подъезжаем к школе.

— И что, так будет каждый раз? — спрашиваю я, после того как Реджи выходит из машины, а Андре открывает свою дверь.

— Что? — спрашивает он.

— Ты наказываешь меня, или что?

Андре рассеянно оглядывается на меня через одно плечо. — Знаешь, Чарли, что я действительно хотел сделать, когда проснулся сегодня утром?

Я закатываю глаза. — Что?

— Я хотел принять душ, сесть в машину и выпить огромный кофе со льдом в городе, а затем отправиться в школу. Но я больше не могу этого делать. Хочешь знать, почему?

Я медленно дышу через нос. — У меня есть идея.

— Уверен, что есть, — говорит он.

— Я имею в виду, я могу принести тебе кофе со льдом, если ты этого хочешь, — предлагаю я.

— Что я хочу, так это вернуть свою машину. — Он стонет.

— И ты, и я! — восклицаю я, когда он встает и берет свою сумку. Я чувствую облегчение от того, что он наконец — то вышел из моей машины. Но прежде чем я успеваю отъехать, он снова просовывает голову внутрь.

— Увидимся в четыре, — говорит он.

Я замираю. — В четыре? Школа заканчивается в два тридцать!

— А тренировка по лакроссу заканчивается в четыре, — спокойно отвечает Андре.

— И что бы мы делали без лакросса? — Я улыбаюсь, скрипя зубами. Затем, увидев выражение лица Андре, я отступаю. — Думаю, у меня есть проект, над которым я могла бы поработать несколько часов.

— Вот это настроение, — говорит Андре, дважды постукивая по крыше машины. Затем он уходит в школу, оставляя меня в ярости.

Я кладу голову на руль и стону. Это будет труднее, чем я думала.

В последнее время я много думалв о том, что заставляет место начинать казаться маленьким. И я имею в виду не только комнату или здание. Я имею в виду целое место. Например, средняя школа, или город, или община. Когда оно превращается из красоты привычного в нечто худшее. Когда от ощущения глубокого вдоха до ощущения, что все вокруг закрывается от тебя. Как будто вы живете в 'Дне сурка'. Как будто нет ни места, ни возможности для роста.

Раньше мне нравились все эти любимые места в Честер Фоллс. Например, один особенный петляющий, ветреный участок дороги, который всегда вызывал у меня ощущение, что я нахожусь в рекламе роскошного автомобиля. Или старый викторианский дом, который кто — то недавно перекрасил в шалфейно — зеленый цвет и снял все ставни, отчего он стал выглядеть неожиданно современным. Или поле сразу за фермой Тессы, которое заполнено самым невероятным разнообразием полевых цветов, как будто кто — то представил его себе, а потом нарисовал на обочине дороги.

Но теперь, иногда, когда я проезжаю через Честер Фоллс, я как будто вижу две версии этого места, две параллельные вселенные, наложенные друг на друга. Одна из них успокаивает, другая пугает. Как будто, если я не буду осторожна, я буду смотреть на эти и только на эти вещи до конца своей жизни.

Я сижу в кафетерии за обедом с Сидни, размышляя обо всем этом, когда мимо проходит Грант Чейз и выхватывает у меня из рук блокнот для набросков, с легкостью забирая его.

Я делаю глубокий вдох и спокойно встаю. — Могу я получить это обратно?

Грант поворачивается. — Что ты вообще с этим делаешь? — Он разворачивает книгу, затем открывает ее и перелистывает страницы своими грязными пальцами. Наброски людей, пейзажей, воображаемых и реальных зданий мелькают мимо. — Серьезно.

— Почему для тебя имеет значение, что я с этим делаю? — спрашиваю я, чувствуя, как моя кровь начинает закипать. Но с такими парнями, как Грант, выходить из себя — это именно то, чего они хотят. Ты должна оставаться спокойной. Если ты расстроишься, это только раззадорит их. Если ты ничего не делаешь, им становится скучно.