— Не знаю, — говорит он, насмехаясь, как будто ищет в глубинах своего разума какой — нибудь рациональный ответ. Я представляю себе внутренности его мозга — пустое пространство, заполненное паутиной и интернет — порно. — Это просто странно. Типа, присоединяйся уже к реальному миру. Или сядь с детьми искусства. Выбери сторону.

Я хмурюсь и открываю рот, чтобы сказать что — то вроде: — О, правда? Ты думаешь, что ЭТО и есть реальный мир?

— Эй, Грант? — мило говорит она, накручивая волосы на палец.

Грант мгновенно смягчается. Он подходит, садится на край скамейки рядом с ней и, облокотившись на колени, с обожанием смотрит на нее. Сидни, без сомнения, самая востребованная девушка в нашем классе, возможно, даже в нашей школе. Но она не ходит на свидания. Я спрашивала ее об этом, почему она ни с кем не встречается, но она всегда просто отмахивается от моего вопроса, говоря, что еще не встретила подходящего человека.

— Не мог бы ты сделать кое — что для меня? — Сидни спрашивает Гранта своим самым милым тоном.

— Все, что угодно для тебя, детка, — отвечает Грант.

Сидни наклоняет голову на одну сторону, восхищенно глядя на него. — Не мог бы ты перестать быть такой ходячей карикатурой на самого себя, вернуть Чарли ее блокнот для эскизов и, может быть, попробовать начать жить?

Кажется, Гранту понадобилось мгновение, чтобы осознать, что Сидни действительно говорит, поскольку ее тон все это время оставался тошнотворно сладким. Затем он хмурится, смотрит на меня и роняет блокнот на стол с громким стуком, таким громким, что большинство за другими столами оборачиваются посмотреть.

— Неважно. — Он пожимает плечами. — Просто представь, что есть вещи получше, которые ты могла бы делать со своим временем.

— Например, шутить о пердеже на уроках и приставать к людям в коридоре? — спрашиваю я.

— Хорошего дня, дамы. — Грант смеется мне в лицо, прежде чем вернуться к столу с хоккеистами. Они приветствуют друг друга, за что, я понятия не имею.

— О, теперь будем, — говорит Сидни в ответ, глядя ему вслед ледяным взглядом. Я не могу удержаться, чтобы не хмыкнуть.

— Боже, я не могу дождаться, когда смогу уйти от таких засранцев, — говорю я.

Сидни пожимает плечами. — По крайней мере, здесь мы можем говорить в ответ все, что захотим. В реальном мире кто — то вроде Гранта становится твоим боссом. По крайней мере, в нашем маленьком городке мы все в равных условиях.

— Я с этим покончила, — говорю я ей, качая головой и кладя блокнот с набросками обратно в сумку, где никто не сможет его у меня украсть.

Сидни смотрит на меня сбоку. — Я вижу.

Я смотрю на нее. — То есть…

Сидни пожимает плечами. — В том смысле, что от тебя просто исходит общая вибрация в эти дни. Как будто тебе хорошо быть здесь, но ты не в восторге от этого. Как будто ты перестала давать этому месту шанс.

— Какому месту? — Я хочу знать.

Сидни вздыхает. — Этому городу. Наш дом.

Я делаю глубокий вдох. — Я живу здесь семнадцать лет. Думаю, я дала ему шанс. Кроме того, возможно, я не хочу здесь застрять.

Сидни делает глоток из своего напитка. — Ты имеешь в виду, как твоя мама?

— Как мы обе, — бормочу я.

— Это так интересно. Потому что для меня твоя мама — просто супер — холодная женщина с отличным чувством цвета, завидными волосами и огромной коллекцией сабо ручной работы, — говорит Сидни, одновременно набивая трубку своего телефона.

Я фыркнула. — Для меня она — женщина, которая постоянно мечтает оказаться в другом месте.

— Она всегда выглядит счастливой, — говорит Сидни, рассматривая свой маникюр — уникальный, крошечный рожок мороженого, идеально нарисованный на каждом ногте.

— Она живет в доме с мужчиной, которого больше не любит, и мечтает обо всем том веселье, которое было в ее жизни, — говорю я.

— Ну, может быть, ты не знаешь всей истории, — пытается Сидни.

Я раздумываю над этим, когда мимо проходит Андре и бросает на меня взгляд, который не признает меня и не игнорирует. Я отвечаю ему тем же.

— И что, могу я спросить, это было? — Сидни смотрит на меня расширенными глазами. Я вздыхаю, опустив голову на руку, прежде чем рассказать ей о том, что произошло на вечеринке у Тессы, и о моей новой реальности с Андре Минасяном.

— И что, теперь ты должна постоянно возить его на машине? — спрашивает она.

Я издала стон. — Ага. — Андре в моей машине, задающий моим пассажирам слишком много вопросов. Андре громко жует батончик мюсли. Андре и его вечно самоуверенное, счастливое отношение, которое он, кажется, хочет использовать на ком угодно, только не на мне.

Но когда я поднимаю глаза, чтобы снова встретиться взглядом с Сидни, она улыбается мне.

— Что? — спрашиваю я.

Сидни пожимает плечами, словно пытаясь не рассмеяться. — Просто Андре Минасян сексуальный. Все так думают.

Я хмурюсь, глядя туда, где Андре только что сел с группой друзей, в основном лыжников и нескольких парней из команды по лакроссу. За этим столом изобилие флиса, полушубков из микрофибры и шерстяных свитеров.

Сидни наклоняется и смотрит мне в глаза. — Ну же, — говорит она. — Скажи мне, что ты этого видишь. Особенно эту челюсть.

Я пристально смотрю на Андре, который держит в руке картошку фри, делая дикие жесты во время разговора. Я вижу его высокие скулы. Его волосы, почти черные, откинуты с лица.

— Наверное, у него красивая шея, — говорю я, наблюдая за тем, как она вдается в толстовку. Над футболкой виднеется тонкая золотая цепочка, которая обычно не в моем стиле, но на нем она мне нравится.

— Его шея? — говорит Сидни, так громко, что я боюсь, что все услышат. — Как насчет его пресса? Как насчет его плеч? Он мог бы перенести тебя через горный склон, если бы тебе это понадобилось. Спасти тебя во время лавины.

— К чему все эти горные фантазии? — спрашиваю я.

— Потому что он лыжник, да. И это еще не говоря о том, какие у него великолепные глаза. Как будто медово — желтые?

Теперь я смеюсь, и даже не знаю почему. — Если он тебе так нравится, ты должна водить его.

Сидни закатывает глаза и уклоняется от моего вопроса, как всегда. — В любом случае, удачи тебе, если ты застрянешь в машине с этой крошкой. — Она делает глубокий глоток своей воды. Она выглядит испуганной, когда мы присоединяемся к столу.

— С кем Чарли будет заперта в машине? — спрашивает Такер.

Сидни бросает на меня взгляд, затем пожимает плечами. — Да ни с кем, просто теперь, когда Чарли постоянно за рулем, ей попадаются всякие типы. Например, как насчет той странной девушки, о которой ты мне рассказывала, с коробкой?

Я чувствую, как на моих щеках появляется румянец, когда Сидни и Такер с интересом смотрят на меня. — Она действительно не такая уж странная. То есть, я не знаю, что она задумала, но это не повод осуждать ее за это. — Я внезапно чувствую себя защитником моего милого, частного клиента. Почему нельзя принимать людей за их эксцентричность, а не отвергать за нее?

— Выглядит странно, — говорит Сидни, не обращая внимания, делая очередной глоток сельтерской.

Такер поворачивается к Сидни, обнимая ее за плечи. — Ты странная, — говорит он.

Он начинает щекотать ее, и Сидни начинает смеяться.

После обеда, когда коридоры очистились и все разошлись по домам или на тренировки, я стою в кабинете рисования и смотрю на три больших, простых белых листа бумаги, разложенных передо мной. Я даже не знаю, что именно я с ними делаю. Я просто решила, что если смогу представить себе пространство, необходимое для портфолио, то, возможно, буду лучше понимать, как его заполнить.

Вопрос в том, чего хочет Эва Адамс?

Я открываю ее ленту в социальных сетях — сетка нейтральных, кремовых, органических текстур и темного дерева. Я нажимаю на один из видеороликов, открывающийся изображением женщины, стоящей в пустыне. Мгновенно раздается голос Эвы, и начинается фильм.

— Для нашего последнего проекта мы сотрудничаем с OurLand, органической фермой по производству оливкового масла в Джошуа — Три. После покупки нескольких старых зданий, которые когда — то принадлежали ранчо, им нужно было привести их в порядок, и сделать это в рамках бюджета, с ограниченными ресурсами. Посмотрите, что у нас получилось.