Тесса обнимает себя за плечи. — Я даже не знаю, кто я без Маркуса.

— Никто из нас еще не знает, кто мы. — Я закатываю глаза. — Если бы знали, это было бы странно. Но мы должны продолжать искать, верно?

Как только Тесса вздохнула, рядом с полированной деревянной дверной рамой появилось лицо мальчика. Я узнаю Андре Минасяна, старшеклассника и звездного полузащитника команды по лакроссу. Он также серьезно занимается лыжами, как и многие дети в нашем горном городке, поэтому он приходит только на половину вечеринок в год, потому что постоянно ездит на встречи. Но когда он появляется, он веселится. Тяжело. Об Андре Минасяне ходит множество слухов, например, о том, как он напился на вечеринке, забрался в домик на дереве чьего — то младшего брата, поднял лестницу, чтобы никто не смог залезть, и чуть не замерз до смерти. Или когда он устроил в лесу сложную полосу препятствий для четырехколесных машин, получил контузию, никому не сказал и упал в обморок во время игры в лакросс. Я никогда не могла решить, является ли он просто адреналиновым наркоманом, или он просто идиот, но я сомневаюсь, что буду это выяснять. Я уверена, что у нас нет ничего общего.

— Что это за группа? — спрашивает Андре, кривя лицо, чтобы лучше слышать.

— The Moors, — отвечаю я, удивленная, но в то же время довольная, что кому — то здесь нравится моя музыка.

Андре смотрит на меня, кивает, слушая, и я как раз собираюсь сказать ему, что если ему понравится, я могу порекомендовать и другие, когда он говорит таким тоном, будто серьезно задумался и только что пришел к выводу: —…это вроде как отстой.

Сидни и Тесса пытаются сдержать свои смешки, когда Андре выходит из комнаты, говоря что — то о смене музыки, потому что: — Мы можем сделать лучше, чем это, — и я чувствую, как мои щеки вспыхивают. Я хочу побежать за ним и сказать, что на самом деле он отстой, что он не узнает, что такое хороший вкус, если тот укусит его за его упругую задницу лыжника, но у меня такое чувство, что ему будет все равно. Андре — один из тех людей, чье хорошее настроение кажется непробиваемым. И это может быть тем, что раздражает меня больше всего.

Сидни возвращает нас к теме разговора. — Ты точно знаешь, кем ты хочешь быть, Чарли. Большим модным архитектором, с гладким мраморным столом и ассистентом, которого ты используешь как подставку для ног.

Я фыркнула. — Ладно, А, это совсем не тот архитектор, которым я пытаюсь быть. И я, может, и знаю, что хочу быть архитектором, но я определенно не знаю, как я этого добьюсь.

— Корнелл, да, — скучающе говорит Сидни, засовывая в рот картофельный чипс. — Лучшая пятилетняя магистерская программа в стране. Разве не это ты всегда нам говоришь?

Я поднимаю палец. — С действительно холодным десятипроцентным процентом приема, не забывайте.

Они оба смотрят на меня уверенно.

— Ты поступишь, — говорит Тесса. И, отвечая на вопрос, который никто не задал вслух: — И ты тоже получишь стипендию. — Тесса поедет в UMass, чуть больше часа езды, где она сможет посещать занятия и при этом помогать на ферме. Сидни выбрала Говард, один из лучших университетов HBCU, где познакомились ее родители. С ее успеваемостью у нее есть все шансы поступить. И после того, как она выросла в Честер Фоллс, который, должно быть, является одним из самых белых городов на земле, она очень хочет попасть в Вашингтон.

Я качаю головой. — Пока что я просто пойду на информационную сессию завтра. — Я смотрю на свой телефон, отмечая время, когда он пикает!

— Черт, — говорю я, когда музыка на заднем плане сменяется песней Дрейка. Андре.

— Не бери его. — Сидни умоляюще смотрит на меня.

— Да, пожалуйста? — спрашивает Тесса. — Мы больше не тусуемся.

— Я должна. — Я смотрю на карту. Это более длинная поездка, которая приведет меня от озера на другую сторону Честер Фоллс. — В это время суток проезд стоит не меньше двадцати пяти долларов.

— Может, я просто заплачу тебе двадцать пять баксов прямо сейчас, а ты останешься и потусуешься с нами? — спрашивает Сидни.

— Ты же знаешь, я не могу этого сделать, — говорю я, хотя могла бы. Но я ненавижу брать деньги у Сидни. Такое ощущение, что деньги постоянно выпадают из ее кармана. Недавно я ночевала у нее дома, и пока я писала перед сном, я осмотрела ванную и поняла, что у нее есть около шести различных видов туалетных принадлежностей. Маски для лица, лосьон для тела, тампоны, кондиционер. Ей не нужно выжимать из всего последнюю каплю или, что еще хуже, обнаруживать, что мама использовала ее любимую подводку, чтобы записать номер телефона или сделать импровизированный жестикуляционный набросок будущей картины.

— Эй, помнишь, когда она была веселой? — Сидни спрашивает Тессу сейчас, как будто меня вообще нет.

— Это звоночек, — лениво говорит Тесса, проводя пальцами по бархату дивана.

Я смотрю между ними. — Мне жаль. Я заглажу свою вину. Напиши мне, если случится что — нибудь интересное. Может, меня подвезут обратно.

Когда я направляюсь к входной двери, я прохожу мимо Такера с Маркусом, который одет в розовый махровый халат и выглядит эмоционально разбитым. — Пошла делать какую — то скульптуру из найденных предметов? — бормочет Маркус, и я не утруждаю себя ответом, потому что он того не стоит.

— Ты действительно уезжаешь? — восклицает Такер. — Я думал, мы могли бы посидеть немного.

— В другой раз, — говорю я ему. Я держу свой телефон, чтобы объяснить.

— У тебя неплохой бизнес, Чарли, — говорит за мной Такер. — Похоже, мне придется заказать у тебя поездку, если я хочу привлечь твое внимание.

— Я отвезу тебя туда, куда ты захочешь, — отвечаю я и целую его.

То, что я почувствовала, когда впервые села за руль автомобиля в одиночку, застало меня врасплох. Разумеется, это был не первый мой опыт вождения. Я потратила месяцы на изучение основ с моим отцом (и только с отцом, потому что достаточно было моей маме громко задышать еще до того, как я выехала на дорогу, чтобы нам захотелось убить друг друга). Итак, мы с папой начали с парковок, затем перешли к несложным, ровным, тихим улицам в городе. В конце концов мы начали ездить по прекрасным дорогам, которые вели в Честер — Фолс и обратно, на восток в сторону Бостона, на север в Вермонт или на запад в штат Нью — Йорк. Я очень быстро влюбилась в это. Открытая дорога и моя нога на педали газа. Возможность видеть все эти новые места, все эти здания, представлять, какой была жизнь людей внутри них.

И это было еще до того, как я поняла, что такое свобода, которую дает самостоятельное путешествие. Внезапно я могла отправиться куда угодно. Куда угодно и обратно, и никто об этом даже не узнает.

Поэтому, как бы мне ни было неприятно разочаровывать Сидни и Тессу, я не могу отрицать сладкое облегчение, которое нахлынуло на меня, когда я услышала знакомое оповещение о просьбе подвезти на моем телефоне. Когда я в одиночку отправляюсь куда — то, где мне нужно быть, я сама распоряжаюсь своей судьбой. Чаще всего этот кайф, это чувство удовлетворения длится недолго. Дело не столько в пункте назначения, сколько в самом путешествии. Его обещание.

И так до такой ночи, как сегодня, когда я подбираю кого — то вроде Микаэлы Салливан.

Я отвожу Микаэлу обратно в ее дом в центре города на семь минут сплошного сопения, семь минут тихого плача, настолько громкого, что я едва слышу свои мысли, прежде чем она делает паузу, достаточную для того, чтобы я спросил ее, что случилось. Я делаю это, передавая ей коробку салфеток, которую держу в бардачке именно для этой цели. Когда вы работаете в таком приложении, как Backseat, и добровольно отвозите подростков домой после вечеринок, со всеми их гормонами, чувствами и неправильным принятием решений, вы обязательно столкнетесь с интересными ситуациями. Микаэла Салливан — хороший пример того, кого я люблю называть 'плакальщиком'.

— Неважно, ты бы даже не поняла этого, Чарли, — говорит Микаэла между сморканиями. Мы с Микаэлой не совсем близкие друзья. Она — королева бодрости, абсолютная любительница старшей школы, первой поднимающая руку за любое занятие. Микаэла точно никогда не уедет из Честер Фоллс, если сможет помочь. Я неоднократно слышала, как она говорила об этом, как будто кто — то пытался ее выгнать. И, без сомнения, она всегда уходит с вечеринки последней. За исключением сегодняшнего вечера.