— В Беркшире есть много классных мест, — говорю я ему.

— Что это? — говорит Андре.

Я останавливаюсь. — Что?

Он прижимает ухо, наклоняясь ближе ко мне. — Ты можешь повторить то, что ты только что сказала?

Я закатываю глаза. — Я сказала, что в Беркшире есть много классных мест.

У Андре открылся рот. — Я никогда не думал, что увижу этот день. Подожди, могу я достать свой телефон, чтобы записать это?

— Заткнись, — говорю я, снова толкая его, и на этот раз он ловит оба моих предплечья, немного притягивая меня вперед. Наши глаза встречаются. Я заставляю себя не отводить их, бороться с тем чувством, которое сейчас возникает в моих костях. Но это чувство не проходит.

Андре прочищает горло, и я наконец отстраняюсь, направляясь обратно к машине. — У нас еще одна остановка.

— Пожалуйста, скажи мне, что эта остановка включает в себя еду? — ворчит Андре, следуя за мной.

Я решила оставить лучшую остановку напоследок, и вскоре мы оказываемся на лужайке перед MaCA. Солнце садится, и летняя серия концертов только начинается. Мы берем кусочки пиццы из дровяной печи из местного фургона и садимся на траву, чтобы их съесть. Я не осознавала, насколько я голодна. Это первобытное чувство, как будто каждый кусочек сырного теста заполняет глубокую дыру в моем нутре.

— Это весело, — говорит Андре. — Выбираемся из города.

— Это один из лучших художественных музеев в стране. Я хожу сюда с самого детства.

— И как ты в это попала? — спрашивает Андре. — Здания, я имею в виду. Дизайн и архитектура.

Я собираю несколько цветков с травы рядом со мной и начинаю превращать их в цепочку маргариток.

— Я знаю, что нет ничего необычного в том, чтобы увлекаться старыми домами, но я не могу это объяснить… Я просто чувствую, что моя любовь к ним — это часть моей сущности. Это связано как с их физической красотой, так и с тем, что они собой представляют: время, когда люди гордились мелочами, вместо того чтобы просто купить все в одном месте и выбросить через три года. Когда они строили что — то с надеждой, что это будет существовать вечно. Что — то, чтобы сохранить какое — то наследие. — Я кручу цветок в пальцах, любуясь им. — Я люблю старые дома, потому что каждый из них, на который я смотрю, знал столько людей, семей и историй. Как будто каждая комната — это сцена в фильме. Каждое окно — это объектив в чью — то жизнь. — Я поднимаю глаза, внезапно почувствовав смущение. — Прости. Я слишком много говорю?

Андре изучает меня с выражением, которое я не могу расшифровать. Он качает головой. — Вовсе нет. Мне нравится, как ты смотришь на вещи.

Я вздыхаю. — Единственная проблема с чем — то очень старым, конечно, в том, что это лишь вопрос времени, когда оно сломается. В старых домах слишком много сломанных вещей на выбор. Лопнувшая труба или неработающая печь. Так что приходится проявлять изобретательность. Но наш дом — это действительно причина, по которой я хочу стать архитектором.

— Не похоже, что это был дом, — говорит Андре, проглотив кусок пиццы.

Я качаю головой. — Что ты имеешь в виду?

Андре убирает прядь волос с лица. — Ты выросла с этими людьми, которые были настолько творческими во всем, что они делали. Они глубоко задумывались о вещах. Как это могло не повлиять на то, как ты воспринимаешь повседневный мир?

Я моргаю и смотрю вниз на маленькую цепочку маргариток в моих руках. — Я не знаю, почему я не понимала этого раньше.

— Я думаю, ты это поняла, — говорит Андре. — Но, возможно, ты была слишком зла на них, чтобы по — настоящему принять это.

Как только он произносит эти слова, я понимаю, что он прав. — Я просто чувствую, что они сдались или что — то в этом роде. У них была такая насыщенная жизнь, и они делали все эти действительно классные вещи. А теперь они просто… есть. Они существуют в этом пространстве вместе, не стремясь к тому, чего они действительно хотят.

— Это звучит так, как будто ты возлагаешь на них все свои надежды и мечты. — Андре прикусил губу. — Но, возможно, ты не знаешь, чего они хотят на самом деле. Может быть, то, чего они хотят, удивит тебя.

Я киваю. — Ну, черт. Сколько я должна тебе за этот сеанс терапии?

Андре смеется. — Считай, что в расчете. Думаешь, я не знаю, чем ты сегодня занималась?

Я нахмурилась. — Что ты имеешь в виду?

— Показать мне все эти классные места, в которых я никогда не был, расширить мои горизонты или что — то в этом роде. Ты пытаешься показать мне, что там есть.

Я пожимаю плечами. — Может быть.

— Ну… это работает, — говорит он.

Я собираю еще несколько цветов. — Да?

— Да. Но на самом деле это была не поездка. Дело в тебе. Слушать, как ты говоришь о вещах, которые любишь. Что тебе недостаточно просто любить их. Ты должна понимать их. Я думаю, это круто. Это заставляет меня тоже этого хотеть.

Я боюсь поднять на него глаза, когда он это говорит, поэтому я сосредотачиваюсь на своей цепочке маргариток, когда слышу, как он говорит: — Может быть, мы могли бы повторить это в следующие выходные? — И снова я чувствую слабый трепет чего — то в груди. Он приглашает меня на свидание? Или это просто друзья? Это становится трудно определить.

— Возможно, ты стал более авантюрным? Андре Минасян, готовый снова ступить за пределы Честер Фоллс?

Я ожидаю, что Андре рассмеется, но вместо этого он на секунду задумался. — Знаешь, я начал понимать, что после того, что случилось с моей мамой, я перекладывал свою потребность в стабильности на других людей. Мне так нужно было, чтобы все было одинаково и последовательно, чтобы жить своей жизнью. — Он смотрит мне в глаза. — Но теперь я вижу, что это не так. Мне нужно иметь возможность расти. Быть самим собой, вне того, что я уже знаю.

— Думаю, ты пришел в нужное место, — говорю я, откидываясь на траву и опираясь на руки. Я одариваю его своей самой несносной ухмылкой.

— Я знаю, что пришел, — говорит Андре, его взгляд серьезен. И тут, к моему удивлению, он слегка двигает рукой, так что его пальцы переплетаются с моими. Я смотрю вниз на наши руки, не зная, что делать. Но я уверена, что мои щеки начали пылать.

— Чарли… — начинает говорить Андре.

Наш момент прерывает сообщение на телефоне Андре и моем. Он вытаскивает свой первым, затем смотрит на меня с озорным выражением лица.

— Хочешь пойти на вечеринку? — спрашивает он.

— Конечно, — говорю я. И когда он встает и предлагает мне руку, я испускаю долгий вздох.

Идея явиться на вечеринку в дом Такера вместе определенно не казалась странной, когда мы решили пойти. Но когда мы входим в парадные двери дома и каждый из моих друзей поворачивается и смотрит на нас в течение, как мне кажется, неоправданно долгого периода времени, я понимаю, что, возможно, нам стоило подумать над этим.

— Привет! — говорит Тесса, вырываясь из объятий Маркуса и подходя ко мне, чтобы обнять.

— Привет? — говорю я в ответ, пытаясь общаться с ней посредством телепатии взглядом, который просто говорит: Почему все такие странные?

— Я вижу некоторых своих друзей. — Андре подталкивает меня. — Могу я тебе что — нибудь предложить? — Когда я качаю головой, он тянется и нежно гладит меня по спине, и его рука задерживается там на мгновение. Мы улыбаемся друг другу, а затем мой взгляд следует за ним, пока он пробирается через вечеринку. Тесса замечает это. Сидни замечает это. Я замечаю, что они это замечают. Когда Андре уходит, мы все одновременно закрываем глаза.

— Ванная комната. Сейчас же. — говорит Сидни.

Ванная комната родителей Такера — это что — то из мечты середины века. Большие окна, выходящие на высокие деревья, и гладкие линии дерева с большими шкафами. Великолепные раковины с тяжелым дном. Каждый кусочек пространства использован идеально, ничего не пропадает зря, и я в него просто влюблена.

— Честно говоря, я думаю, что могла бы здесь жить, — говорю я, проводя рукой по дереву.