Клыкастый, которого, впрочем, так и звали, чем-то отдалённо напоминал Харо. Такой же мрачный и молчаливый, он, как выяснилось, считался правой рукой Севира. Однажды Клык заикнулся, что после побоища в Пустошах командир прожил некоторое время у дикарей, а затем подался на север. Там он провёл пять долгих лет в наёмниках у Конфедерации, после чего вернулся в Прибрежье.

Это так захватило Керса, что он поклялся себе во что бы то ни стало разговорить Севира. Узнать из первых рук о северянах дорогого стоило, мало кто имел с ними дело.

Теперь перед ним открывался новый мир, не очень понятный, пока чужой, но захватывающий и будоражащий воображение. Всех подряд Керс заваливал вопросами, от глупых до сложных, на которые не всегда получал однозначные ответы. Часто приходилось переосмысливать старое. Добытые Седым книги давали достаточно знаний, но тогда он не всё понимал, а просто заучивал, принимал полученную информацию как данность.

Сейчас же эту информацию приходилось извлекать из памяти по фрагментам, обдумывать, для чего та или иная вещь, почему люди так ценят золото, зачем нужен Сенат или король, как отличить породистую лошадь от обычной клячи. Перед сном он прокручивал в голове усвоенные знания, чтобы лучше запоминались.

А вот отвыкнуть от терсентумской жизни оказалось сложнее. Каждое утро Керс просыпался ещё до рассвета, спросонья ждал побудки, и только потом вспоминал, что свободен, что нет больше ни ненавистных стен, ни плётчиков, ни привычных казарм.

Но самое тяжёлое ждало его по ночам. Постоянно снилась семья: Твин, Слай, Харо… Без них было пусто, душа ныла, будто вырвали из неё кусок. Образовавшаяся пустота безжалостно терзала, но ради шанса на встречу Керс был готов ждать и год, а надежда, которую так ненавидел раньше и гнал от себя прочь, отныне непрестанно шла рядом.

Правда, он никак не мог простить себе той слабости с поцелуем. Наверное, это единственное, что омрачало память о семье. Но Керс успокаивал себя тем, что обязательно попытается искупить вину перед Слаем, быть может, тогда неугомонный голос совести оставит его в покое.

Единственным неизменным в его жизни оставались тренировки. Клык, как старший после Севира, внимательно следил, чтобы все держались в тонусе. Впрочем, заставлять Керса не приходилось, приученное к нагрузкам тело само требовало своего.

Спустя пять дней Севир, убедившись, что он с горем пополам удерживается в седле при лёгкой рысце, приказал всем выдвигаться.

Как бы Керс ни рвался поучаствовать хоть в чём-нибудь значимом, но с морем расставаться не хотелось. Он мог часами сидеть на берегу, невзирая на ледяной ветер, и смотреть, как волны бьются о крутой берег.

Поначалу всё никак не мог понять, почему оно зовётся Рубиновым: вода ведь чёрная как смола. На его вопрос Клык пояснил: летними ночами море светится красным, вроде как от живности какой. И с тех пор у Керса появилась новая цель — обязательно привести сюда Твин с братьями. Он уже представлял, как они вчетвером будут распивать синий дым и смотреть на светящиеся под луной волны. Надо же, они почти всю жизнь прожили рядом с морем, а никогда его не видели. Во всяком случае, в сознательном возрасте.

На третий день пути, когда море осталось далеко позади, а Красные Скалы окружили отряд со всех сторон, Севир приказал разбить лагерь и, прихватив Клыка, отправился в столицу.

Местом для стоянки выбрали просторный карман между скалами. Удобно и для дозорных, и от ветра защищало. В тот же вечер Керс вызвался на дежурство. Вскарабкавшись на скалу повыше, он долго смотрел на едва различимый вдалеке замок. Где-то там его друзья. Братья. Семья. Интересно, как им там живётся? Вспоминают ли о нём? Узнай они, что с ним приключилось, точно бы не поверили.

С горечью вспомнились слова Твин о том, что некуда бежать. Знал бы он раньше о Пере, не пришлось бы переживать разлуку. Но ничего, всё ещё сложится. Во всяком случае, теперь им есть куда податься. Исайлум. Там их примут как своих, там их ждёт новая жизнь.

Частная организация Осквернённый Легион не имеет права принимать участие в политической жизни государства или влиять на принятие решений политического характера.

Заветы потомкам, 08.044

— Госпожа? — из-за приоткрывшейся двери показалась голова Восемьдесят Третьей.

Ровена рассеянно взглянула на телохранительницу:

— Что-то случилось?

Как же она не вовремя! Повесть о жизни в Бореасе захватила с головой, и Ровена уже рассекала на автомобиле по заснеженным улицам давно не существующего города.

— Господин Максиан настойчиво просит вас о встрече.

— Вот как! — брови Ровены взлетели вверх. — И когда же?

— Мальчишка-посыльный передал, что сегодня принцепс задержится в замке до полуночи.

— Благодарю, дорогая. Я подумаю.

Ей казалось, что с Максианом всё давно решено. Он отвернулся от неё, предал. Что же сейчас изменилось? Хочет загладить свою вину?

«Надо же! Оказывается, твоя совесть всё-таки жива, господин принцепс». Но нужен ли он ей теперь, когда всё идёт именно так, как планировалось? В конечном счёте его роль оказалась слишком преувеличена ею же самой.

Ровена переключилась на книгу, хотелось дочитать хотя бы главу, но воображение отказывалось возвращаться в прошлое. Любопытство не давало покоя, не отпуская ни на секунду, мысли судорожно роились в голове, подкидывая предположения одно невероятнее другого.

«Не стоит тратить на него время, — попыталась убедить себя Ровена. — Ничего нового он не скажет. Наверняка хочет что-то вынюхать».

А вдруг он передумал и готов помочь с Севиром? Его участие наверняка воодушевит скорпионов. Ещё бы, легендарный Сто Первый на их стороне! Да и его показания не сделались менее значимы для дела… И всё же спешить с ответом пока не стоило, пусть Максиан помучается.

Получилось ли у неё заставить мучиться Максиана, она не знала, но к вечеру почти извела саму себя. Отвлечься от назойливых мыслей не выходило, как бы Ровена ни старалась. С трудом дождавшись Морока, она вкратце объяснила, что от него требуется, и, не теряя более ни минуты, они отправились к кабинету принцепса.

К счастью, по пути лишь однажды пришлось прибегнуть к способностям Двадцать Первого, и, успешно проскользнув мимо дозорных незамеченными, они вскоре были на месте. Уже у самого кабинета Ровена прислонилась к стене, поймав на себе недоуменный взгляд Морока.

— Не смотри на меня так! — она тихо рассмеялась. — Я просто пытаюсь собраться с мыслями.

На самом деле хотелось совладать с волнением, чтобы принцепс не думал, что она слишком заинтересована в этой встрече. Пусть знает, что и без него она прекрасно справляется.

Максиан по своему обыкновению корпел над кипой бумаг. Заметив Ровену, вошедшую без стука, он отложил документы и поднялся из-за стола:

— Я знал, что ты придёшь.

— Неужели? — она иронично улыбнулась. Всё-таки он видел её насквозь, и это довольно сильно раздражало.

— Давай забудем обиды и начнём всё сначала, — недолго повозившись с бутылкой, Максиан откупорил вино. — Знаешь, я долго размышлял над нашей беседой и понял, что был неправ. Урсус никогда бы меня не простил, если бы я всё пустил на самотёк. Твоя гибель, Ровена, последнее, чего я желаю, поверь. Ты и вправду для меня как дочь.

— Ты решил предложить мне свою помощь, я правильно понимаю? — она взяла бокал и устроилась в мягком кресле. Похоже, Максиан говорит искренне, не юлит. Интересно, что заставило его передумать?

— Правильно. Но при одном условии: никаких стихийных порывов, никаких эмоций. Только обдуманные, взвешенные поступки. И без самодеятельности.

— Разве не я должна ставить условия? — Вот это наглость! Хотя, как бы ни было неприятно это признавать, без его поддержки не обойтись: Максиан опытен, у него серьёзные связи и редкий талант подмечать детали, которые иной и не заметит. С таким союзником можно многого достичь.