— Помолчи уже! — осадила его Фиалка. — Надоеда!

— Злые люди боялись осквернённых деток, — пояснила Нанни.

— А почему?

— Потому что они просто по-другому выглядели и умели то, чего не умеют свободные.

— Но…

— Да тихо ты! — шикнули с соседней койки. — Не мешай.

Мальчуган было огрызнулся, но Нанни мягко пресекла ссору.

— Так мальчик и жил: помогал по дому, ловил рыбу, таскал дрова для камина, а вечерами мама рассказывала ему разные истории. Но беда приходит как всегда неожиданно. Как-то раз мальчик по своему обычаю отправился за дровами в лес и, задумавшись о чём-то своём, не заметил, как оказался у самой опушки. Старый ясень почти высох и кривым когтем торчал из чёрной земли. Рядом с деревом мальчик увидел человека, который приветливо помахал ему рукой и указал на большую корзину, полную разных фруктов. Там были и яблоки, и груши, и сливы, а сверху лежали сочные гроздья винограда. Незнакомец пригласил отведать угощение, мальчик отказался и уже собирался вернуться в лес, но от аромата фруктов заурчало в животе. Был уже полдень, и мальчик проголодался. К тому же фрукты были редким лакомством, и на повторное приглашение незнакомца он всё же не устоял и согласился отведать краснобокое яблоко. Но стоило ему съесть его, как голова тут же закружилась. Наш мальчик упал на землю и заснул крепким сном.

Из темноты помещения донёсся испуганный детский возглас. Нанни придержала улыбку и продолжила:

— Проснулся мальчик в тёмной-претёмной пещере. Он ничего не видел, только слышал откуда-то из темноты грозное рычание. И сразу понял, что его украли злодеи и бросили на съедение месмериту. Мальчик наощупь принялся искать выход, а за спиной рычание всё приближалось и приближалось. И вот, когда издалека наконец забрезжил свет, и он уже мог хоть что-то разглядеть, чудовище всё же настигло его. Огромное, лохматое, с толстым от сожранных детей брюхом, оно выпрыгнуло из тьмы и дунуло на свою жертву магическим дыханием. Мальчик тут же забыл обо всём: и где находился, и от кого убегал, и куда хотел вернуться. А монстр уже не казался страшным и мерзким, а даже чуть-чуть забавным. Как по приказу, мальчик побрёл за чудовищем обратно вглубь пещеры. Но вдруг он услышал чей-то голос, сначала очень тихий, но с каждым шагом зовущий его всё громче и громче. Мальчик всё никак не мог вспомнить, чей же это голос, но слишком уж тот казался знакомым. И тут он вспомнил мамину улыбку, нежные руки и сладкие поцелуи на своих щеках. Он вспомнил тихое пение матери и наставления не ходить к старому ясеню. И колдовство чудовища мгновенно развеялось.

— Давай, убей эту гадину! — не удержалась Фиалка.

Нанни с улыбкой продолжила:

— Месмерит почувствовал, что его жертва очнулась, и бросился на мальчика, готовясь разорвать его на кусочки. Но наш мальчик был сильным и смелым. Он воззвал к скверне, и месмерит, вспыхнув ярким пламенем, мгновенно сгорел дотла. Выбравшись из пещеры, маленький герой увидел уже заходящее солнце. Наступил вечер, и он испугался за маму. Она, наверное, ищет его, зовёт, поэтому он и услышал её. До дому он добрался уже глубокой ночью, без дров и топора, но живой и невредимый. Мама горько плакала у окна, но, завидев вернувшегося сына, радостно вскрикнула и бросилась обнимать и целовать его. Смелый мальчик рассказал ей и о злом человеке на опушке, и о том, как победил месмерита. А ещё он спросил, не звала ли она его, на что мама сказала, что ходила весь день по лесу и громко выкрикивала его имя. С тех пор посёлок больше не боялся злых людей, ведь чудовище было повержено и не для кого больше было красть детей.

— Выходит, мальчик умел далеко слышать? — любопытный с соседней койки задумчиво почесал затылок.

— Нет, глупый! — расхохоталась Фиалка. — Он просто вспомнил маму.

Нанни удивлённо приподняла бровь:

— Верно! Так оно и было. Когда кого-то любишь, то ничто на свете, даже самые сильные чары, не заставит забыть его. А всё потому, что любовь намного сильнее колдовства, и если хранить её всегда в сердце, то никакой месмерит не будет страшен.

В соответствии с правками об организации Осквернённый Легион, раб считается частной собственностью и обязуется беспрекословно подчиняться приказам своего господина. Владелец имеет право распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению. Раб должен носить специальную форму и иметь клеймо, подтверждающее его легальность и принадлежность к организации Осквернённый Легион. Любая попытка избавить раба от клейма лишает его права на нахождение среди граждан. В этом случае он подлежит немедленной ликвидации.

Заветы потомкам, 04.018

Перед глазами всё плыло: бесформенные пятна, размытые силуэты, чьи-то неразличимые голоса. Керс попытался сфокусироваться на одной из фигур и его едва не вырвало. Подавив тошноту, он снова погрузился в бешено вращающийся вихрь из монотонных звуков и пульсирующих теней. Кровь стучала в ушах, как молот по наковальне.

С трудом нашарив на полу флягу с дымом, Керс поднёс её к пересохшим губам. Горло тут же обожгло, язык защипало. Выпивка не лезла, просилась обратно, но он стойко справился с позывом и умудрился сделать ещё глоток.

Внезапно перед ним материализовалось овальное пятно, рядом возникло другое.

— Водебил! — заявило первое. — Ичёсним теперьделать?

— Чёчё! Седовазови, — проворчало второе. — Самразберёца.

— Мать вашу… совсем охренели, — еле ворочая языком, выдавил Керс. — А ну рас… рассаса-сались!

Пятна тут же исчезли, и, удовлетворённо хмыкнув, он снова занялся флягой. Дыма оставалось на самом дне, так что всё шло по плану. Керс ухмыльнулся, представив себе рожу Биффа, когда тот увидит, в каком состоянии его «товар». Да за такое вздёрнут не задумываясь. А если не вздёрнут, что-нибудь другое придумается — дурное дело нехитрое. Но лучше, чтобы всё-таки вздёрнули, в идеале — до похмелья, а то выйдет, что зря в себя эту дрянь вливал в таком количестве.

— Керс! — кажется, или кто-то хлещет его по щекам? От дыма кожа онемела, утратив чувствительность, но ему точно только что кто-то врезал. — Керс, облезлыйтыпёс!

Он приподнял отяжелевшие веки, пытаясь разглядеть хозяйку назойливого голоса. Снова затошнило, но не так сильно. Преодолевая головокружение, он непонимающе уставился на расплывчатый силуэт. Медленно начали проступать знакомые черты: большие чёрные глаза, ровный носик, чувственные губы. Губы, целовавшие его в ту ночь…

— Твин, — он протянул руку, пытаясь прикоснуться к ней. — Моя маленькая Твин… Ты здесь! А где… братья?

На этот раз пощёчину он почувствовал, да так, что в глазах заискрилось.

— Пошёл ты! — прозвучало отчётливо, и образ мгновенно исчез.

Кажется, это была не Твин. Хотя какая, к смергу, разница!

Голова уже медленно наполнялась туманом. Мысли с трудом продирались сквозь дымную хмарь и, разочарованно вздыхая, возвращались восвояси. Как здорово думать о том, что ни о чём не думаешь! Заснуть бы и не просыпаться, но на такую роскошь надеяться без толку, с его-то везением.

Снова чей-то голос. Грубый, скрипучий, до боли знакомый. Кто, чёрт возьми, позвал Седого?! Даже подохнуть нормально не дадут!

В плечи больно вцепились, потянули вверх. Вырвавшись из хватки, Керс шмякнулся пятой точкой на пол. Седой проворчал неразборчиво и, схватив его под руки, куда-то потащил.

Рядом громко зашипело, и голову окатило ледяной водой. Керс с трудом перевернулся на колени и, пытаясь остановить дико вращающийся мир, сфокусировался на носках грязных сапог прямо перед его носом. Вода продолжала хлестать по спине, течь за шиворот. Ладони скользили по камню, в ушах словно завывала сирена.

— Принеси рвотное. И поживее! — прикрикнул на кого-то Седой.

Неподалёку торопливо затопали.

Похоже, казнь отменяется. Удача как всегда на его стороне. Да уж, этой суке точно нравится над ним издеваться.