— Смотри, как бы тебе ничего не пришлось менять, — беззлобно пробурчал в ответ Шестьдесят Седьмой.

Ровена вдруг ощутила давно позабытую лёгкость, словно знала каждого из них чуть ли не с пелёнок. Никто не осуждал её, не тыкал пальцем, а наоборот, восприняли всё как забаву, над которой тут же посмеялись.

— Допустим, это многое объясняет, — Двести Тридцать Четвёртый почесал свой бритый затылок, — но мы-то вам зачем, раз сами прекрасно справитесь?

— Если убить короля тайно, правды никто не узнает, — Ровена грустно покачала головой. — И короны мне не видать, как собственных ушей. В лучшем случае власть перейдёт к королеве, а в худшем — к какому-нибудь будущему мужу одной из моих кузин. Нужно доказать, что Юстиниан занял трон незаконно, тогда я останусь единственной наследницей престола, и никто больше не сможет на него претендовать. Если просто убить его публично, для всех он останется Юстинианом Великодушным, павшим от руки чокнутой осквернённой. Этим я подпишу себе смертный приговор и запятнаю имя отца. Но есть и другой способ: нужно добиться справедливого суда и доказать вину дяди. Тогда я стану королевой и смогу бороться за нашу свободу.

— Неудивительно, что вас до сих пор не раскрыли, — усмехнулся Морок. — Я б до такого в жизни не допёр.

— Проживёшь здесь ещё пару лет — и не такому научишься, — рассмеялась Ровена. — Хотя это не совсем моя заслуга. У отца остались верные друзья, даже больше, чем я ожидала. Как раз одного из них мы должны отыскать. Севир, вот кто нам нужен. Если он до сих пор жив, конечно, а в этом я почти не сомневаюсь. Его показания как свободного человека станут главным доказательством против Юстиниана.

Кто-то из собравшихся присвистнул:

— Вот это новость!

— И где его искать?

— Есть идеи, но пока рано о чём-то говорить. План такой: находим Севира, захватываем королевскую семью в заложники и требуем публичной встречи с Сенатом. Желательно, чтобы никто не пострадал, иначе нас обвинят в убийстве граждан. Придётся держать оборону, возможно не один день, пока нас не согласятся выслушать, — по тому, как внимали ей скорпионы, стало ясно, что теперь они восприняли её всерьёз. Ей удалось отвоевать место в стае. — Мы должны рассказать правду всем, чтобы каждая дворняга узнала о том, что натворил Юстиниан. Так мы обезопасим себя и заставим Сенат судить убийцу по закону. После никто из его семьи не сможет претендовать на трон, а нас не осудят. Понимаю, что прошу почти невозможного. Поверьте, я рискую не меньше вашего, но иначе просто не могу… Единственное, что я могу пообещать вам — свободу, когда займу трон. С Легионом можно покончить, если объединиться. Да, это произойдёт не сразу и может стоить нам очень дорого, но и у нас тогда будет больше возможностей. А когда мы победим, клянусь, никто из вас не окажется на улице. Я позабочусь о каждом освобождённом.

Ровена устало опустилась на койку. Сил больше не оставалось. Казалось, за каждое слово она платила жизненной энергией, и теперь, совершенно опустошённая, ожидала вердикта тех, в чьих руках была её дальнейшая судьба. Сейчас она обнажена и беззащитна как никогда. Но почему-то не было ни страха, ни сожалений. Она готова бороться за будущее и вправе надеяться, что её старания будут оценены по достоинству.

— Шестьдесят Седьмой к вашим услугам, — тот, кого она недавно едва не убила, первым преклонил перед ней колено.

— Двадцать Первый пойдёт за вами хоть в пекло, — откликнулся Морок.

— Двести Тридцать Четвёртый тоже с вами, госпожа.

Один за другим перед ней произносились номера, и она никак не могла до конца поверить, что всё это происходит не во сне. В одном сомнений точно не оставалось: без Восемьдесят Третьей они бы и слушать её не стали. Ровена благодарно улыбнулась телохранительнице, и та, подмигнув в ответ, опустилась на колено, последней произнеся свой номер.

По завершении одиннадцатилетнего периода обучения осквернённый не может быть продан, не прослужив четырёх лет в Легионе в качестве охотника (если является скорпионом или ординарием) или прислуги (если является сервусом).

Выдержка из устава Осквернённого Легиона

— Ни фига ты не понимаешь! — Керс просунул руку в трещину в валуне и принялся соскребать со стенок бледно-голубые грибы.

Острые шляпки сыпались прямо в ладонь, окрашивая перчатку белой пыльцой. Собранное бережно складывалось в мешочек, который он носил с собой как раз на такой случай.

— Пошевеливайся, — донёсся из-за спины голос Харо.

Керс торопливо сгрёб оставшиеся поганки и спрятал добычу в поясной сумке:

— Ну что там ещё?

Харо молча вытянул стрелу из колчана за спиной. Керс осмотрелся, пытаясь выяснить, что такого заметил друг. Застывшими рыжими волнами перед ними расстилались Мёртвые Пустоши. Куцые кустарники тихо шелестели то ли от ветра, то ли от какой-то живности вроде ящериц, коих здесь пруд пруди. Жёлтая земля вперемешку с осколками скал навевала тоску. Грязно-рыжее небо слилось с такой же грязно-рыжей почвой в сплошное застывшее пространство, и ничто не нарушало омертвевшего спокойствия. Разве что еле различимое облако пыли, клубящееся вдали.

Керс прищурился, пожал плечами:

— Пыль как пыль, чего ты так напрягся? Ладно, пойдём. Берлога должна быть где-то рядом.

Друг даже не пошевелился, продолжая смотреть вдаль.

— Харо, мать твою, ты можешь сказать, что видишь? — вот что иногда бесило в Сорок Восьмом, так это его молчаливость. Хотя нет, приступы абсолютно непредсказуемых поступков бесили в нём куда больше. Благо случалось такое нечасто, да и имело свою логику, если задуматься. Логику, понятную, наверное, только самому Харо.

— Это наши, — неохотно отозвался он.

— Наши — понятие весьма расплывчатое, — Керс запрыгнул на камень и начал всматриваться в быстро растущее пятно пыли. — Ничего не вижу.

Харо вскинул лук. Скрипнула тетива, стрела тонко просвистела и растворилась в жёлтом облаке.

— Ты в своём уме, дружище?! — возмущённо выдохнул Керс. — Ты что творишь!

— Воронов притащили, — невозмутимо пояснил тот и снова выпустил стрелу, даже не целясь.

Вот всегда с ним так.

— Смерг вас всех раздери! — Керс запустил руку в поясную сумку за зажигалкой.

Наконец нашарив жестяной цилиндр, он откинул крышку и чиркнул кремнём. Красный язычок огня вильнул и сразу же погас.

— Не трать стрелы, подпусти их поближе, — бросил Керс и полез на здоровый валун.

Грай, почти неразличимый ещё несколько минут назад, стремительно нарастал. Керс уже мог отчётливо разглядеть воронов: кажется, восемь, не меньше. Просто так от этих птичек не отделаться, если уж сядут на хвост.

Он оживлённо замахал, привлекая внимание бегущих. Один из них поднял руку в ответ: заметили.

— Спорю на весь мешок дури, это наша парочка.

— Оставь эту дрянь себе, — хмыкнул Харо. — Я же сказал, наши это.

От скрипучего граканья закладывало уши. Твари размером с крупную собаку и размахом крыльев не меньше пары метров — настоящее проклятье Регнума. Сколько бы ни жгли их гнёзда, сколько бы ни отстреливали гадов, они упорно продолжали плодиться среди Красных Скал, не желая покидать уже облюбованные места.

По осени вороны сбивались в большие стаи и нападали на менее защищённые части города и близлежащие сёла. Убивали всё, что можно было сожрать: домашних животных, мелкий скот, людей. Так они обучали подросший молодняк охоте.

От стаи отделилась одна тварь, пикируя на бегущих. Просвистела стрела, и ворон тяжело рухнул в пыль, остальные возмущённо заклокотали и поднялись выше.

— И на черта вы их нам приволокли? — выкрикнул Керс, когда между ним и собратьями осталось не больше десятка метров.

— Пошёл ты! — только и успел огрызнуться Слай, и парочка пролетела мимо Харо. Керс усмехнулся, наблюдая, как Семидесятый грохнулся в пыль, поскользнувшись на сухой траве, а Твин, отвлёкшись на напарника, едва не впечаталась носом в валун.