— Вот этих троих, — Седой по очереди ткнул кривым пальцем, — ещё понять можно. У них ветер в голове. Но ты, Керс… Да от тебя разит этим твоим синим пойлом за версту! Коли мозг совсем пропил, хоть бы костным пораскинул. Вот скажи, на кой они мне всрались?

Керс понурил голову и пожал плечами. Он-то здесь при чём? Откуда ему было знать, что его шутку воспримут буквально!

— Мы можем завтра отнести их назад, — неуверенно предложила Твин.

— Да ну? И кто вам позволит? — фыркнул старик. — Значит так, вы сейчас же от них избавитесь или, клянусь, до самых торгов будете гадить в портки у Стены Раздумий. Впитали, засранцы?

Они разом оживлённо закивали.

— Не понял, вы ещё здесь? — рявкнул Седой.

— Вот тебе и добавка к ужину, — хохотнула Твин, прикрывая дверь. — Ну что, Слай, сытно накормили?

— Ага, по самое не хочу.

— Жаль зверюг, — Харо выловил одного из клетки. Щенок возмущённо взвизгнул и клацнул зубами у пальца. — Лучше бы в берлоге оставили.

— Зато от голода не подохнут, — возразил Керс, запуская руку за другим, — мучиться не будут.

Детёныш уворачивался, словно предчувствуя близкую смерть, но вскоре был схвачен за шкирку. Керс поднял его на уровень глаз, наблюдая, как щенок извивается, жалобно скуля, и месит короткими лапками воздух. Поколебавшись, он опустил ладонь на голову месмерита. Тихо хрустнула шея, и маленькое тельце безвольно обмякло.

Харо с сожалением потрепал своего по холке и, взяв покрепче за морду, проделал то же самое.

Слай молча наблюдал за ними, раздумывая о чём-то своём. Видно, винит себя. Не пристало убивать беззащитных, неправильно это. Твин коснулась его плеча, стараясь подбодрить.

— Ладно, возвращайтесь в загон, сам от них избавлюсь, — Керс взял у Харо ещё тёплое тельце щенка и пошагал в противоположный конец двора. Там можно сжечь, не рискуя спалить весь терсентум.

Раньше как-то и в голову не приходило, что с тварями Пустошей у них намного больше общего, чем с людьми. Осквернённых так же боятся и презирают, за ними так же охотятся и так же бессмысленно убивают, когда те становятся ненужными.

Любая попытка смены власти, переворота, подстрекания к гражданской войне или других действий, ведущих к незаконным изменениям государственного режима, карается смертной казнью через повешение без права на апелляцию или помилование. Все члены семьи осуждённого лишаются социальных статусов, занимаемых постов и нажитого имущества с пожизненным запретом на службу в любой государственной структуре или общественной организации.

Заветы потомкам, 09.023

Настольная лампа нервно замерцала, грозясь погаснуть в любой момент. Видимо, генератор опять барахлит. Ещё не хватало, чтобы каструм снова остался без электричества.

Максиан устало потянулся, разминая затёкшую спину, хрустнул шеей, потом глянул на окно. Мелкий дождь беззвучно крапал по стеклу; серебристые брызги скапливались на гладкой поверхности в крупные чёрные капли и рывками соскальзывали к раме, как слизни оставляя после себя ломанные дорожки.

Как же невовремя, чёрт возьми! Ещё до дома добираться, а, как назло, позабыл плащ в прихожей. Впрочем, глупо ожидать иной погоды в середине осени. Остаётся надеяться, что пока он разберётся с оставшимися документами, дождь прекратится.

И надо же было именно сегодня приехать верхом, доверившись солнечному утру. До старости рукой подать, а он так и не усвоил, что осень в своём коварстве может соперничать только с разгневанной женщиной.

Засиживаться на работе допоздна со временем стало своеобразным ритуалом. Максиан тянул до последнего, дома всё равно толком никто не ждёт. Девочки выросли, у них теперь свои интересы, а жена с головой погрузилась в личную жизнь. Их больше ничего не связывало, кроме многолетнего брака, с годами превратившегося в привычку сосуществовать под одной крышей.

Возможно, с появлением дочери всё изменится, и ему будет куда спешить по вечерам. Он давно всё подготовил: небольшой уютный домик в соседнем районе уже обставлен и ждёт новую хозяйку. Как знать, быть может, он и сам туда переедет со временем, но пока думать об этом слишком рано. Седой прав, спешить нельзя, нужно, чтобы она свыклась с новой жизнью, а там, глядишь, и простит его за то, что натворил.

А пока приходится убивать время. И лучше делать это с пользой, копаясь в кипе срочных для подписи бумаг и изучая новые запросы, бесконечной рекой поступающие в замок. Бесчисленные прошения, жалобы, требования, от них клонило в сон, но он стойко вчитывался в каждое слово, и после документ отправлялся либо в стопку справа — отказать, либо слева — на пересмотр.

В дверь негромко постучали, скрипнули несмазанные петли, и в кабинет робко зашла Ровена. Бледная, взволнованная, она коротко поприветствовала Максиана и, не дожидаясь приглашения, опустилась в кресло.

— Какая приятная неожиданность! — он с лёгкой насмешкой выгнул бровь. — Я уже подумал, ты меня избегаешь.

— Прости. Мне нужно было время собраться с мыслями.

Он встал из-за стола и подошёл к шкафу:

— Не в моих правилах спаивать молодёжь, но в этот раз я сделаю исключение. У меня припасено неплохое вино из Опертама.

— Не откажусь.

— Не пойми меня неправильно, — Максиан протянул ей бокал, наполненный почти до краёв рубиновым напитком, — я вынужден был приставить к тебе наблюдение. Не мог же я оставить тебя в таком состоянии совершенно одну.

— Наблюдение? — удивилась Ровена. — Надо же! Приятно осознавать, что хоть кому-то я небезразлична.

— Значит, ты пришла не из-за этого?

— Нет, конечно. Признаться, я и не знала, что за мной кто-то присматривает. Но, кажется, догадываюсь, кто это может быть. Восемьдесят Третья, не так ли?

— Угадала! Что ж, раз ты не из-за этого, чему тогда обязан?

— А разве я не могу просто навестить старого друга отца? Без каких-либо причин?

— Конечно, можешь! Я в твоём распоряжении, милая.

Принцесса вымучила вялую улыбку и смущённо покосилась на бокал:

— На самом деле ты прав. Причина есть. Мне нужно поговорить с тобой о кое-чём очень важном.

Максиан едва сдержал ухмылку. Кто бы сомневался! Учитывая обстоятельства, её визит не мог быть беспричинным.

— Ты мне как дочь, Ровена. Да ты и сама об этом прекрасно знаешь. Что бы тебя ни тревожило, я всегда готов выслушать и помочь, если это в моих силах, разумеется.

Бледные щёки принцессы порозовели, во взгляде появилась уверенность. Она пригубила вина и сосредоточенно посмотрела на Максиана:

— Тогда пообещай серьёзно отнестись к тому, что я сейчас скажу.

Когда кто-то просит пообещать что-либо заранее, следует насторожиться. В таких просьбах обязательно кроется подвох. Впрочем, по лицу и так видно, что задумала неладное. Девчонка ещё не научилась скрывать эмоции, но раз уж он назвал её дочерью, придётся соответствовать званию примерного отца.

— Ну хорошо, обещаю, — нехотя уступил он. — Надеюсь, потом не придётся жалеть. Чует моё сердце, речь пойдёт явно не о нарядах и безделушках.

— Сердце чует или нашептал кто? — поинтересовалась она саркастичным тоном.

— А ты способная ученица, — Максиан одобрительно кивнул. — Но на этот раз я действительно не имею ни малейшего представления, о чём пойдёт речь.

— И всё же до твоей проницательности мне далеко.

— Проживёшь с моё, будет тебе и проницательность, и рассудительность, и вечерние боли в… пояснице. Но не будем о старческих недугах. Я весь внимание.

Ровена мгновенно переменилась в лице. Взгляд сделался серьёзным, губы плотно поджались. Она снова сделала небольшой глоток, видимо, вино придавало ей смелости.

— Ты был преданным другом моему отцу, Максиан, и поддерживал его даже в самых безумных начинаниях. Но всё же ты кое-что задолжал ему.

— Неужели? И что же я упустил?

— Скорее, допустил. Допустил преступника к трону.