— Ну почему же! Одно другому не мешает. Резкий отказ от антидота выведет всех из строя. Сначала посадим девчонку на трон, а дальше можно уже и очищать их от этой дряни.

Максиан задумчиво потёр подбородок. Мысль вполне здравая, только было одно «но»:

— Чтобы такое провернуть, нам нужна пропаганда, оружие, провизия, в конце концов. Не будешь же ты их держать на подножном корме! Вот как ты это всё себе представляешь?

— А я и не говорил, что всё просто, — хмыкнул Севир. — Ресурсы на это дело требуются, причём немалые. Но не нужно недооценивать значимость слухов. Убеждать осквернённых, когда у тех мозги набекрень, конечно, то ещё удовольствие, но если пустить правильный слух — считай, основной вопрос решён.

— Допустим. Но что насчёт ресурсов? Как-то я не заметил, чтобы ты на грабежах сильно разбогател.

— Ну это уже по твоей части, дружище, — Севир сверкнул самой очаровательной улыбкой, на какую был способен. — Вот ты и придумай что-нибудь.

— С чего ты вообще взял, что я с вами? Не забывай, у меня семья, дети, долг перед народом. Тебе куда проще — терять-то нечего.

— Ты, Максиан, конечно, тот ещё смерг, — друг хмыкнул, — но и я не пальцем деланный. Думаешь, не понимаю, зачем ты нас здесь собрал? Явно не для того, чтобы Седого за грудки потрясти. И пусть сожрут меня туннельные псы, если ошибаюсь, но о принцессе ты не просто так заговорил. Ты ведь и сам о таком думал?

— Думал, да. И не один день. Но собрал я вас не для этого. Я всё же надеялся, что ты поможешь привести Ровену в чувство. Там моя дочь, Севир, и я не могу взять и закрыть глаза на всё это.

— А ты и не закрывай, — встрял Седой. — Девчонка ж к тебе за помощью пришла! Так помоги, направь на путь истинный.

— Какой, к чертям, истинный путь! — Максиан начинал злиться. — Мне теперь думать надо, как из замка дочь вытащить вместе с её дружками, низкий за это тебе поклон…

— Не благодари, — снисходительно отмахнулся старик.

— Да что с вами не так?! — не выдержал Максиан. — Я ведь пытаюсь хоть что-то исправить, а вы только палки в колёса!..

— Лучше не ори, друг, а подумай вот о чём, — Севир нарочито выдержал паузу. — Судьба сама даёт тебе шанс не только искупить вину перед Анной. Мы можем продолжить дело Урсуса и хоть что-то изменить в этой сраной стране. Стоит ли таким пренебрегать? А о дочке твоей я позабочусь, вытащу её из замка вместе с остальными. Можешь на меня положиться.

Максиан устало откинулся на жёсткую спинку стула. Севиру всё же удалось зацепить за живое. Как знать, может, это и впрямь второй шанс. Разве и сам втайне не желал этого? Разве, идя сюда, не догадывался, что тот не упустит возможности встряхнуть Легион перед смертью? Да так, чтоб наверняка.

«Но готов ли я утопить всю страну в крови? Имею ли на это право? Не имею, очевидно, но готов, раз уже допускаю такую мысль».

С другой стороны, давно пора задуматься о будущем. С каждым годом рождается всё больше осквернённых, всё реже они умирают от ранней деструкции. Легион давно перестал быть кучкой работорговцев, теперь это идеально отлаженная структура, кровавая и беспощадная. Нет ни малейших сомнений, что власть над государством в итоге окажется в их руках, это всего лишь вопрос времени. С быстро растущим войском специально обученных рабов, которых не остановить даже оружием северян, Легион сметёт, как букашку, любого на своём пути.

То, что предлагает Севир, несомненно, чудовищно по своей сути. Восстание осквернённых — настоящий ночной кошмар Прибрежья. Одним богам известно, сколько прольётся крови, но на этот раз очевидное на первый взгляд зло вроде революции может предотвратить нечто более чудовищное. Если у власти окажется Легион, рабство коснётся и свободных. Тогда и без того шаткое понятие равенства, держащееся только благодаря Заветам, превратится в пустой звук. Простой народ станет обслугой для горстки разжиревших вельмож, возомнивших себя на вершине этого мира. Неужели такой он хочет видеть свою страну? Такой судьбы он желает своим внукам?

***

— Нанни! Нанни! — дети радостно повскакивали с коек и бросились навстречу.

Десятки ручонок тянулись к ней, прося своей порции ласки. Совсем кроха ухватился за штанину и принялся изо всех сил дёргать за неё, требуя внимания.

— Да что ж вы, как цыплята некормленые, — рассмеялась она. — Дайте хоть присесть!

Но малышня, не слыша её слов, обступила со всех сторон, весело гомоня и цепляясь за руки, за штаны, за рубаху — кто куда доставал. Фиалка же с несколькими её сверстниками смиренно ожидала, пока младшие не угомонятся.

Устав от всего этого неуёмного безобразия, Нанни беззлобно прикрикнула на распоясавшихся маленьких разбойников и дождалась тишины:

— На всех сразу меня не хватит! Если будете так нападать, то разорвёте меня в клочки, и не будет больше вашей няни.

— И сказок не будет? — с ужасом в голосе спросил мальчишка лет трёх.

— И поцелуев перед сном тоже не будет? — прохныкала девчушка.

— Не будет. Потому сделаем так: самые маленькие вперёд, и подходим по очереди, — Нанни присела на ближайшую койку. Рядом запрыгнул давешний мальчуган, с гордостью показывая всем, что именно его место выбрано любимой воспитательницей.

Обнимая и целуя малышей, ласково трепля выбритые детские головы, Нанни старалась шепнуть каждому хоть одно доброе словечко, не оставить без внимания ни единой души.

Из полумрака помещения, где держали детей-осквернённых до распределения, на неё пристально смотрели десятки поблёскивающих глазёнок, полных радости и нетерпения. Все ждали очередную сказку перед сном.

Фиалка подошла последней и, расцеловав няню в раскрасневшиеся щёки, потянула её к своей койке:

— Какую сказку ты нам сегодня расскажешь?

— Пока не решила.

— А расскажи про мальчика и месмерита! — вдруг выкрикнули рядом.

— Да-да! Давай про злого месмерита!

— Тише вы! — прикрикнула Фиалка. — А ну все по местам, а то Нанни ничего рассказывать не будет.

Сорванцов как ветром сдуло. Заскрипели жёсткие матрасы, зашелестели грубые простыни, и уже через минуту воцарилась полная тишина.

Нанни улыбнулась, видя, как Фиалка ловко приструнила малышню. И вот из этих невинных душ уже скоро начнут ковать кровавые мечи, гнуть их, ровнять под себя, безжалостно выбивая из них кнутом веру в светлое, в доброту и любовь. Надзиратели будут затачивать их, полировать до блеска, пока наконец не получат послушное оружие, повинующееся любому приказу. И счастье тем, кого посчитают непригодным даже для ординария, но Фиалка… Скоро её заберут — и какое клеймо поставят, догадаться несложно.

Нанни нежно чмокнула в лоб устроившуюся на лежанке девочку и, прочистив горло, начала рассказ:

— Давным-давно, в далёком-предалёком посёлке, у самого края Прибрежья, жил маленький осквернённый. Он был сильным, смелым и очень-очень любил свою маму. Жили они вдвоём, в уютном доме у самой реки, и часто мальчик засыпал под тихое журчание воды и пение своей мамы. Каждое утро он ходил на реку и проверял сети. Улов приносил домой и, пока мать стряпала обед, брал топор и уходил в чащу за дровами.

Нанни перевела дыхание и, поправив ворот рубахи, продолжила:

— Мальчик был послушным и никогда не забывал строгого наказа матери — не заходить дальше старого ясеня на опушке. Там, за большим холмом, в долине, жили злые люди, которые вылавливали заблудившихся детей-осквернённых и скармливали их огромному месмериту. Наш смелый мальчик, зная, сколько горя принесли эти злодеи, однажды поклялся вырасти и обязательно убить негодяев и месмерита, жиревшего с нежного детского мяса. Но пока он был ещё обыкновенным мальчиком и обходил старое дерево за сотню шагов.

— А почему злые люди кормили чудовище? — не выдержал любопытный пятилетка, которого так же, как и Фиалку, уже скоро ждала инициация. От нескончаемых вопросов этого малька порой голова грозила лопнуть, но живой ум Нанни всегда ценила, терпеливо отвечала, рассказывая всё, что знала сама. — Они же могли собраться вместе и убить месмерита.