Приблизившись к костру, Керс принялся рассматривать огонь, лениво пожирающий обугленные остатки поленьев:

— Говори.

— Седой сказал, ты смышлёный парень, грамотный. Такие нам не помешают. Если останешься, я вытащу твоих друзей из замка в течение года. Что скажешь?

Звучит чертовски заманчиво! Похоже, зря он так на Седого вызверился. Старый пёс и здесь всё просчитал. Но на кой он сдался Перу, неясно: может, газеты по утрам читать? Боец он довольно посредственный, разве что из-за хиста… Хотя какая разница, если и впрямь Перо поможет освободить семью? Из замка кого-то вызволить куда сложнее, чем напасть на экипаж, но чем чёрт не шутит! До сегодняшнего дня и в существование Пера верилось с трудом.

— А если не выйдет?

Севир пожал плечами:

— Тогда сам решишь, с нами оставаться или валить на все четыре стороны.

Да уж, год жизни в обмен на негарантированную свободу братьев… Фиг с ним, не возвращаться же к Номену, в конце концов! Попробовать стоит. Седой недаром говорил о возможностях, выходит, именно на Перо и намекал.

— А с чего бы мне верить твоему слову?

— Да ни с чего, — развёл руками Севир. — Можешь хоть сейчас катиться к псам, но тогда забудь о своей шайке. В одиночку тебе их в жизни не вытащить. Так что, малец, по рукам?

Поломавшись немного для приличия, Керс пожал протянутую руку.

— Отлично! Тогда добро пожаловать в Перо! — здоровяк добродушно похлопал его по спине, чуть не сбив с ног. — Ты только вот что мне скажи: по срокам у тебя как раз должна быть ломка, а ты какой-то слишком уж бодрый.

— Что ещё за ломка?

— Отказ от антидота. Та ещё срань воронья, если коротко. Но вот что интересно: за несколько лет, что освобождаю нашего брата, ни разу не видел, чтобы ломка протекала безболезненно. Жар, рвота, судороги — через это проходит каждый, кто хотя бы год был под антидотом. Тебе же двадцать два, вроде?

— Почти, — буркнул Керс. Что ещё ему о нём известно?

— Ну вот, семь лет под этой дрянью. Да по идее ты сейчас блевать должен дальше, чем видишь. Может, объяснишь, что с тобой не так?

— Не знаю, я его уже месяц не принимаю.

— Вот оно что! Выходит, ломка уже прошла.

— Да не было никакой ломки, — Керс потёр подбородок, вспоминая своё самочувствие первые недели после отказа. Хреново было почти каждое утро, но это от дыма. Привычное дело. — Почему это так важно?

Севир озадаченно нахмурился:

— Не было, говоришь? А когда принимал антидот, как себя чувствовал?

— Не знаю, лёгкость была какая-то, спокойствие, что ли, — Керс начинал догадываться.

Да, в первые дни отказа всё-таки странно было, не по себе как-то, но всё это он списывал на нервное напряжение.

— А после?

— Ну даже не знаю, сложно сказать. Я ж дым глушил не просыхая.

— Что ещё за дым?

— Личное изобретение, — с гордостью заявил Керс. — Настойка такая, на синих поганках. Ядрёная тема, главное с пропорциями не прогадать, а то от глюков свихнуться можно. А так пойло хорошее, вставляет что надо.

На какое-то время Севир застыл, видимо, обдумывая услышанное, а потом вдруг расхохотался:

— Ну Седой, ну старый хрыч! Кажется, не прогадали мы с тобой. Проверить, конечно, не помешает, но вдруг сработает. Слушай, малец, а можешь этот свой дым здесь изготовить?

— Ну, если достанешь что нужно, — Керс почесал затылок. Если правильно понял, дым якобы избавляет от ломки после антидота. Только неясно, для чего вообще нужно от него отказываться. — А чем тебе антидот не угодил? Он же от деструкции помогает.

— Мозги он прочищать помогает, — сплюнул командир Пера. — Ни хрена это не лекарство, друг. Травят нас, чтобы смирно сидели и не рыпались.

— В смысле «мозги прочищать»? Это как?

— Позже, малец, — отмахнулся Севир. — Пойдём, с остальными познакомлю.

Зудело желание узнать об антидоте, но ещё больше зудело выбраться из этой провонявшей затхлой сыростью пещеры. Глоток морозного воздуха казался крепче синего дыма, и Керса даже слегка повело. Но самое невероятное ждало его за скалой: ребристая гладь чёрного простора тянулась до самого горизонта, отражая в себе тяжёлое зимнее небо. И ни конца, ни края — одна сплошная бесконечность.

— Море… — восхищённо прошептал он.

От резкого порыва ветра Керс непроизвольно поёжился, зубы мелко застучали, изо рта вырвался густой пар.

— Что, пробирает? — ухмыльнулся Севир. — Не боись, подыщем тебе что-нибудь потеплее. Кстати, держи. Возвращаю в целости и сохранности.

Керс покрутил в руках свою зажигалку. Видать, вещица и впрямь приносит удачу, по крайней мере в последнее время.

— Всё хотел спросить, что это за прозвище такое — Керс?

— Керосин. Старая история.

— Расскажешь как-нибудь.

Отряд Севира, который тот назвал «мобильным» — на вопрос, что это значит, командир только многозначительно хмыкнул — состоял из дюжины осквернённых, среди которых всего трое были скорпионами.

Несколько просторных палаток, прячущихся от ветра за скалой — вот и весь лагерь пресловутого Пера. Керс готовился увидеть что-то вроде терсентума, пусть и меньших размеров, но никак не обычных кочевников, готовых сорваться с места в любую минуту.

Как выяснилось позже, первое впечатление оказалось почти верным: долго на одном месте сопротивленцы не задерживались. Здесь же у них было что-то вроде изолятора для передержки новеньких во время ломки. А в основном они держались западнее Регнума, поближе к Пустошам.

Севир дал время пообвыкнуться, приставив к Керсу ординария, чтобы тот помог освоиться и научил держаться в седле.

Бродяга оказался своим в доску, даром что старше лет на пять. Невысокий, крепкий, с короткими всклокоченными волосами, горбатым носом и колючим взглядом. Как и положено ординариям, над бровью он носил труднопроизносимое клеймо, «LO11366», которое означало, что рос в Первом Опертамском Терсентуме.

Позже выяснилось, что именно он чуть не придушил его в тот день. И видимо, чтобы избавиться от угрызений совести, терпеливо отвечал на сотни вопросов, которыми Керс его непрестанно засыпал.

От Бродяги он и узнал, что Стальное Перо изначально создано для освобождения осквернённых, но позже, столкнувшись с серьёзной проблемой адаптации собратьев к новой жизни, Севир переключился на менее амбициозные цели и стал помогать тем, кто по-настоящему в этом нуждался. А такие действительно были.

Благодаря Перу семьи, не желающие отдавать своих детей Легиону, находили спасение в основанном Севиром поселении, спрятанном где-то на севере. Оказалось, что и среди свободных находились те, кому претило само существование рабства, и они посильно содействовали уже окрепшему сопротивлению, выискивая и предлагая помощь тем, кто готов был бороться за жизни своих осквернённых чад.

Позже от этой идеи пришлось отказаться, когда чуть не нарвались на облаву полиции. Но нет худа без добра, и вскоре Перу повезло обзавестись своими людьми и среди полицейских, у которых тоже порой рождались дети под несчастливой звездой.

За несколько лет из горстки смельчаков сопротивление выросло в неплохо организованную структуру. Но принимали они к себе не всякого, долго присматривались, проверяли на вшивость. И не зря. Подозрительность Севира не раз спасала Перо от верной гибели.

С открытым ртом Керс слушал рассказы Бродяги о том, как они изучают каждую семью, обратившуюся за помощью, как прячут их в подвалах Регнума до прибытия проводников и как те рыдают от счастья, впервые ступив на земли Исайлума.

Восхищение — всего лишь слабое описание тех чувств, которые испытывал Керс в такие минуты: гордость, безграничную благодарность, уважение и восторг от того, что теперь и он может стать частью чего-то поистине важного. О большем он и мечтать не смел.

— Видел бы ты Исайлум! — восклицал Бродяга. — Этими вот руками я вбил первое бревно в частокол! Тогда и пяти домов не было. Так, пара срубов да юрты вроде уруттанских. И всего две семьи, представляешь! Они, кстати, и до сих пор там. Старожилы, так сказать.