Позже не раз будут писать, что следователи и суд неоднократно получали приказы из Вены сделать всё, чтобы заговорщики признались, что выполняли роль сербских агентов и действовали по приказу Белграда. Вполне вероятно, что подобные указания действительно имели место, — когда начался суд, уже вовсю шла война, при этом для Австро-Венгрии она складывалась неудачно — сербы громили ее армию. Так что политически обосновать ее начало было крайне важно для Вены.
Но, объективно говоря, и без давления со стороны венских властей сербское участие в подготовке покушения вырисовывалось весьма недвусмысленно. Оставалось только определить, насколько в нем замешаны официальные власти и является ли оно поводом к резкому осложнению отношений с Сербией или даже к объявлению ей войны.
Принцип и «невинная нота»
Двадцать восьмого июня 1914 года отдыхавший на острове Лидо вблизи Венеции первый секретарь русского посольства в Белграде Василий Штрандман сидел с семьей на террасе отеля и любовался видом на море. Дочь дипломата лакомилась сладкими пирожками.
Вскоре к столу подошел журналист и юрист Александр Пиленко и полушутливо сказал, что сообщит важную новость, если получит пирожок. Штрандман со смехом ответил, что готов отдать ему хоть все пирожки без всяких важных новостей. Тогда Пиленко уже серьезно сообщил ему о случившемся в Сараеве.
Узнав о подробностях покушения и о том, что в нем замешаны сербы, Штрандман решил прервать отпуск и срочно вернуться в Белград, потому что предчувствовал, что события чреваты серьезными последствиями. Во время пути через Австро-Венгрию он не заметил особых проявлений траура или особых волнений. В последующие дни Вена хранила молчание, которое дипломаты в Белграде назвали «зловещим». Тем не менее многие были уверены, что всё обойдется.
Если судить по донесению русского посланника в Белграде Николая Гартвига в Санкт-Петербург, «решительно во всех слоях общества наблюдалось чувство самого искреннего возмущения». После получения известий о покушении в Белграде были прекращены «все церемонии, не только по распоряжению властей, но и по почину самих обывателей; театры были закрыты и народные увеселения были отменены». Король и королевич Александр направили Францу Иосифу телеграммы с выражением соболезнования. Такие же телеграммы были направлены в МИД Австро-Венгрии и рейхсрат (парламент). «Вся Сербия строго осудила преступные деяния обоих безумцев», — сообщал Гартвиг.
Отношение сербских газет к участникам покушения было сдержанным. Ведущая сербская газета «Политика» 29 (16) июня поместила на первой полосе под заголовком «Смерть Франца Фердинанда» подробное изложение событий, произошедших в день покушения, назвав убийство эрцгерцога «кровавым актом».
Уже в этом номере «Политики» да и в других сербских газетах за то же число сообщались данные о заговорщиках — «типографе Чабриновиче» и «гимназисте Принципе». Что касается последнего, то его биография изложена в газете так: «Заговорщику Гавриле Принципу 19 лет. Он родился в Грахове… Ранее учился в университете в Белграде. На допросе в полиции он заявил, что уже давно по национальным причинам хотел убить какую-нибудь высокопоставленную персону… Принцип отрицает, что у него имеются соучастники».
Назавтра «Политика» сообщила новые детали об аресте Принципа: «После покушения подскочили офицеры и жандармы и сильно его избили. Он был весь в крови. Особенно пострадали его руки и голова. Когда его привели в полицию, то первым делом вынуждены были дать ему умыться, а потом перевязать его».
В последующие дни интерес сербских газет к личностям тех, кто готовил покушение в Сараеве, не то чтобы снизился, но отошел на второй план. Сербская пресса всё больше втягивалась в пропагандистскую войну с прессой австрийской, которая буквально сразу же обвинила Белград, что он имеет отношение к убийству эрцгерцога.
Первого июля (18 июня) «Политика» возмущенно отмечала: «…не прошло и полдня после выстрела из револьвера Принципа и испуганные следователи еще не успели провести первые допросы, а австрийская печать уже известила мир о «бомбах из Сербии». Сербия виновата в том, что произошло, а без Белграда ничего бы этого не случилось! Эту фразу в Вене повторяют в любой неудобной для себя ситуации, и это — ответ на те страшные вещи, которые творятся во всей Австро-Венгерской монархии».
Далее газета перечисляла те волнения, которые происходили в империи, и риторически спрашивала: «Неужели и в этом виновата Сербия?» «Откуда родом Принцип и Чабринович?!» — восклицала она, намекая, что мотивы покушения у них возникли во время жизни в Австро-Венгрии.
«Когда в Белград пришла весть о покушении, Сербия честно и искренне сказала свое слово, — отмечала «Политика». — Всё наше общество выразило сожаление в связи с этим убийством и согласилось с тем, что путь, которым пошли заговорщики, не есть правильный и единственный путь, который может помочь своему народу. Но когда и после этого на всю Сербию обрушиваются с клеветой и когда ее пытаются посадить на скамью подсудимых, в этом случае право и обязанность Сербии состоит в том, чтобы указать, где находится зло».
Только 19 (6) июля на первой странице «Политики» была опубликована фотография Принципа с подписью, что это и есть тот самый человек, который совершил покушение в Сараеве.
Другими словами, никакой «героизации» заговорщиков в это время не наблюдалось. Это уже потом Принцип, Чабринович, Грабеж и другие участники заговора стали именоваться «видовданскими героями», а Принцип был признан первым из них. Но в июле 1914 года до этого было еще далеко.
Более того, вступив в пропагандистские битвы с австрийской прессой, сербские газеты весьма охотно смаковали версию, что Франц Фердинанд стал жертвой заговора некоторых членов императорской семьи, так как якобы замышлял изменение порядка престолонаследия в пользу своих детей. Об этом писали и «Политика», и «Трибуна», и «Балкан».
Но главное, что орудием тех сил, которые якобы «убрали» эрцгерцога, в контексте этой версии называли и некоторых будущих «видовданских героев», прежде всего Неделько Чабриновича.
В номере «Балкана» от 4 июля (21 июня) появились утверждения, что Чабринович, когда жил в Белграде, находился под «покровительством австрийских властей». Газета явно намекала, что он, возможно, был даже агентом австрийской полиции.
«Сербское правительство предприняло меры к выяснению личностей главных преступников — Принципа и Чабриновича, — вспоминал Василий Штрандман. — Было установлено, что они оба в 1914 году проживали в Белграде, что Принцип заканчивал свое образование и был настолько беден, что заложил свое пальто, чтобы выехать в Боснию, о чем имелась квитанция. Чабринович, служивший в государственной типографии, обратил на себя внимание властей, которые распорядились о его высылке за политическую неблагонадежность. Однако по его, Чабриновича, просьбе австро-венгерское консульство в Белграде обратилось к полиции с заявлением о том, что названное лицо является австро-венгерским подданным, не вызывающим сомнения, и вследствие сего настаивало на предоставлении ему права дальнейшего пребывания в Белграде».
Австрийская печать оперативно опровергла эти утверждения. По ее данным, австрийское консульство всего лишь сообщило, что Чабринович ни в чем предосудительном не замешан. Однако слухи о Чабриновиче — «австрийском агенте» всё равно продолжали ходить. 19 июля сербский «Мали журнал» сообщил, например, что Гаврило Принцип стал жертвой некоего «провокатора». «Принцип был побужден совершить преступление австро-венгерским агентом», — утверждало издание.
Сторонники версии, по которой сербские официальные круги имели отношение к покушению, полагают, что легенда о «провокаторе Чабриновиче» была запущена властями Сербии специально, чтобы отвести от себя подозрения в причастности к убийству. Полностью исключать такой вариант тоже нельзя. В газетах и журналах того времени циркулировали самые разные слухи о мотивах заговорщиков.