В декабре 1913 года он ввязался в довольно неприятную историю. Собственно, ничего серьезного сначала не произошло. На вечеринке с танцами, на которую пришли Принцип и его брат Йово, полицейский начал приставать к девушке — скорее всего, из личного интереса. Принцип вмешался. «Тавро, как дикая кошка, прыгнул на жандарма и выбросил его вон», — вспоминал его брат.
Вскоре Принцип отправился в свое село повидаться с родителями и родственниками. И там он получил от брата известие, что из-за этого мелкого инцидента на танцах полиция его разыскивает. Жандарм-то был в форме, а оскорбление мундира, да еще действием, считалось весьма серьезным правонарушением, так что Принципу могла грозить тюрьма. Поэтому он решил не задерживаться в Боснии.
Много любопытных сведений об этом последнем пребывании Принципа дома собрал в тридцатых годах прошлого века русский эмигрант, эсер Владимир Иванович Лебедев. Он очень интересовался причинами возникновения Первой мировой войны, и в частности историей сараевского покушения и биографией Принципа, опубликовал на эти темы несколько статей. Ему удалось поговорить с матерью, братом и другими родственниками и знакомыми убийцы эрцгерцога[24].
Мать Принципа рассказывала, что последний раз он приезжал домой на праздник Святого Савы 27 (14) января 1914 года. Тогда зима была очень снежной — дома завалило почти по самые крыши. Принцип, по словам матери, в тот приезд выглядел очень задумчивым и озабоченным. Всё время смотрел куда-то и о чем-то думал. Она спросила: «Что с тобой? Ты заболел? Почему ты так похудел? Может быть, сильно простудился? Расскажи мне». Но он в ответ только рассмеялся и сказал, что такие люди, как он, «не болеют, они только толстеют». И снова о чем-то думал и много читал.
Впрочем, молчал Принцип не всегда. Он, например, рассказал матери о Богдане Жераиче — кем он был и за что погиб. Он говорил, что украшает его могилу цветами и когда нет денег, чтобы купить цветы, срывает их в каком-нибудь саду. Утром они исчезали с могилы — их убирали сторож кладбища либо полиция, а вечером Принцип с друзьями снова украшал могилу.
Еще он рассказывал о Сербии, короле Петре, о парламенте, о том, что земля в Сербии принадлежит крестьянам, о сербских победах. Однажды какой-то малыш спросил: «А какие они, сербы?» Принцип, смеясь, ответил: «На каждом плече у них по два рога, каждого могут забодать!»
Другие родственники вспомнили еще кое-какие детали. Тетка Принципа советовала ему бросить учение и найти какую-нибудь легкую работу, на что он ответил: «Только для народа живу!» Одной из своих родственниц, у которой был роман с немцем, он советовал: «Не выходи замуж за немца. Можешь за хорвата, но за немца — ни в коем случае».
Принцип пробыл дома восемь дней. Получив от брата известие, что из-за драки с жандармом на танцах его разыскивает полиция, он постарался поскорее уехать из Боснии. Вместе с Принципом в Сербию поехал его друг Владета Билбия — тоже участник молодежного движения, который еще в 1912 году подумывал о покушении на министра финансов Австро-Венгрии Леона фон Билинского. Уехали они по чужим документам — их дал местный доктор Любо Подградский, хорошо знавший его мать. Больше Гаврило не видел своих родителей и никогда не был в родном селе.
Билбия рассказал Владимиру Лебедеву, что до Сербии они добирались сложным путем: сначала доехали до далматинского порта Шибеник, там сели на пароход и добрались до города Сушак, а оттуда поездом до Загреба. В Загребе они жили под чужими именами. Билбия использовал паспорт доктора Подградского (хотя тот был старше его на десять лет), а Принцип раздобыл себе документы на имя Жики Йовановича.
Потом они по железной дороге поехали в Белград. Билбия остался в Земуне (ныне это район Белграда, расположенный на правом берегу Дуная, а тогда он был австро-венгерским пограничным городом на самой границе с Сербией — граница тогда проходила по Дунаю), а Принцип с чужим паспортом без проблем пересек границу. Из Белграда он послал в Земун Трифко Грабежа, чтобы тот помог Билбии перейти границу — тот опасался делать это легально, поскольку не особо надеялся на паспорт доктора. Но в итоге его переправили в Сербию тайными тропами.
В Белграде Принцип оказался в феврале 1914 года. Властям он заявил, что прибыл в Сербию для продолжения обучения и что был вынужден бежать из Австро-Венгрии, поскольку австрийцы не хотели давать ему паспорт. Так как Принцип уже учился в Сербии, ему позволили остаться и на этот раз.
Опять началась та же насыщенная, но полуголодная жизнь. Денег ему всегда не хватало, иногда даже на еду. Сохранилось несколько писем Принципа его другу из Сараева. В одном он пишет: «Те пять динаров, которые ты мне послал, я уже почти проел… Прошу тебя, пошли мне что-нибудь еще, пока я не получу из дома…»
Но деньги из дома, судя по всему, так и не пришли, и Принцип сообщил приятелю, что ему очень стыдно, но деньги вернуть он не может. «Ты знаешь, что из дома мне присылают 20–30 крон в месяц, чего мне не хватает на жилье, а за еду я остаюсь должен, — писал Принцип. — И я тебе так страшно задолжал и нахожусь в таком бедственном и ужасном положении, что даже не знаю, как буду дальше жить».
Принцип просил найти ему какую-нибудь работу. «Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал, а особенно если ты вспомнишь обо мне и поможешь в этом критическом для меня моменте, — продолжал он. — Очень тебя прошу, ответь, что ты думаешь по этому поводу, так как я в отчаянном положении и, что еще хуже, жутко голодаю».
Впрочем, на этот раз в Белграде он задержался недолго. Ровно через четыре месяца Принцип вернулся в Сараево. В последний раз.
В прицеле — эрцгерцог
Были ли в начале 1914 года у Принципа мысли о покушении на Франца Фердинанда? Билбия в разговоре с Владимиром Лебедевым утверждал, что в то время они еще понятия не имели, что фигура эрцгерцога оказалась «в прицеле» заговорщиков. Но на самом деле это очень сложный и запутанный вопрос.
О том, когда члены «Молодой Боснии» начали подготовку теракта против престолонаследника и почему именно против него, историки спорят уже почти целый век. В мемуарах и исторических работах выдвигались и выдвигаются самые различные версии: то ли «цель» «младобосанцам» указала «Черная рука» при участии сербского правительства, то ли приказ об убийстве Франца Фердинанда поступил от масонов (на процессе по делу заговорщиков судьи и обвинители очень интересовались, состояли ли Принцип и его друзья в ложах «вольных каменщиков»), то ли Гачиновичу посоветовали устроить это покушение русские эсеры, с которыми он общался в Швейцарии, то ли русские революционеры, связанные с масонами, и т. п.
Общее в этих версиях то, что они фактически изображают членов «Молодой Боснии» простыми исполнителями приказа, орудием некоей чужой воли. Между тем сомнительно, чтобы они играли только такую исключительно «техническую» роль.
Выше уже говорилось, что идея «тираноубийства» была очень популярна среди радикально настроенной боснийской и хорватской молодежи. Именно в головах ее активистов, без всяких подсказок извне, рождались мысли о покушениях на самых различных представителей имперского истеблишмента — вплоть до самого императора, об убийстве которого подумывал и сам Принцип. Почему же тогда появление в ряду их потенциальных жертв наследника престола должно было быть обязательно инициировано какими-то «внешними силами»? Неужто сами «младобосанцы» не могли додуматься до этого?
Любопытно, что на следствии в ходе очной ставки между Принципом и Трифко Грабежем даже разгорелся довольно курьезный спор, кто из них первым пришел к выводу о необходимости убить Франца Фердинанда. Каждый приписывал приоритет себе. Принцип говорил, что «решил это, когда в последний раз был в Сараеве». Грабеж утверждал, что додумался до этой идеи самостоятельно и тоже в Боснии, когда был дома, а затем, вернувшись в Белград, поделился ею с Принципом.