«Это был какой-то ненормальный. Господа, давайте продолжим программу», — сказал Франц Фердинанд. По другой версии, он обратился к Потиореку со словами: «Что же нам делать теперь? Ведь метание бомб будет продолжаться и дальше. Когда меня убьют, убийцу посадят на несколько лет, а потом его освободят политические друзья».
Тем не менее кортеж — уже на большой скорости — двинулся, как и было запланировано, в сторону городского совета. Там заканчивались последние приготовления к торжественной встрече эрцгерцога. О том, что произошло на набережной, никто еще не знал. Один из сотрудников, впрочем, слышал взрыв, но подумал, что это салют в честь престолонаследника.
Франца Фердинанда ждали градоначальник, представители администрации и общественные деятели города. Они выстроились в два ряда — с одной стороны мусульмане с фесками на головах и в «турецкой» одежде, с другой — христиане во фраках и с цилиндрами в руках. Когда эрцгерцог вышел из автомобиля, градоначальник начал по-восточному цветистую приветственную речь. «Наши сердца, — говорил он, — переполнены счастьем по случаю всемилостивого посещения, которым ваше высочество изволило оказать честь столице нашей страны…»
Но на этом месте эрцгерцог резко прервал его. «Господин бургомистр! — раздраженно сказал он. — Что толку от этих ваших речей? Я приезжаю в Сараево как гость, а в меня кидают бомбы! Это неслыханно!» В это время супруга Франца Фердинанда что-то прошептала ему, и эрцгерцог, немного успокоившись, через несколько секунд снова обратился к градоначальнику: «Теперь вы можете продолжать свою речь».
Градоначальник кое-как договорил, и теперь уже настала очередь Франца Фердинанда выступить с ответным словом. Он умел владеть собой и понимал, что написанная до событий последнего часа речь уже устарела, поэтому импровизировал на ходу. В своем выступлении он упомянул и о покушении, выразив уверенность, что овации и ликование народа вызваны его неудачей. Он поприветствовал народ «этой прекрасной столицы» и заверил его в своей милости и доброй воле.
Знал бы он, что в «прекрасной столице» уже пошел отсчет последних минут его жизни!
«И бледна смерть на всех гладит…»
В здании городского совета (Виечницы) эрцгерцог и его жена на время разделились — у них были разные программы. Герцогиня отправилась на встречу с местными жителями, а Франц Фердинанд со свитой задержался в вестибюле. Теперь, оставшись среди своих, он не собирался скрывать, что сильно нервничает.
«Да, господа, сегодня я точно получу пулю», — пошутил он в своем обычном «черном» стиле. Никто не засмеялся. Затем Франц Фердинанд обратился к военному губернатору Боснии Потиореку: «Вы думаете, кто-то на меня еще устроит покушение?»
Потиорек якобы ответил, что не верит в это, но, несмотря на все меры безопасности, такую возможность всё-таки нельзя исключать. Так он сам говорил позже, на следствии. Однако его конкурент и соперник, министр финансов Австро-Венгрии Леон фон Билинский, в чьем ведении находилось гражданское управление провинцией, утверждал со ссылкой на свидетелей, что военный губернатор высказался в совсем ином духе: «Езжайте спокойно. Я беру на себя всю ответственность» — и якобы убеждал, что опасность уже миновала. Люди из окружения эрцгерцога пытались возражать, но Потиорек парировал их опасения: «Вы полагаете, что Сараево кишит убийцами?»
Сам Потиорек заявлял, что предложил Францу Фердинанду изменить программу: не ехать в музей, путь в который лежал через узкую улицу Франца Иосифа, а снова проехать по очищенной от встречавших набережной Аппеля. Мнения опять разделились. Одни члены свиты предлагали вернуться в Илиджу, другие — действительно не ехать в музей, а отправиться сразу во дворец Потиорека, третьи — освободить улицы от жителей.
Франц Фердинанд некоторое время раздумывал, а потом поставил в споре точку: «К чему всё это? Население может оставаться. Я хочу, чтобы меня видел народ. Разве я не для этого сюда приехал?»
Он решил ехать сначала в военный госпиталь, чтобы навестить раненных при взрыве бомбы, брошенной Чабриновичем. Среди них был и один из офицеров его конвоя, подполковник Мерицци. «Он пролил за меня кровь», — сказал Франц Фердинанд. После посещения госпиталя он всё-таки намеревался поприсутствовать на открытии новых зданий музея.
В это время появилась и герцогиня София. Согласно официальной программе, прямо из городского совета она должна была ехать во дворец Потиорека и там дожидаться мужа, однако, узнав о его планах навестить раненых, решила, что поедет вместе с ним. Эрцгерцог попытался отговорить супругу, но она сказала: «Нет, Франц, я еду с тобой». Спорить он не стал.
Все снова сели в автомобили, которые в 10.45 двинулись по направлению к госпиталю. Кабриолет «Греф унд штифт» с Францем Фердинандом, его женой и Потиореком снова был третьим в кортеже. Теперь ехали на приличной скорости. На набережной Аппеля народа почти не было. На левой подножке автомобиля эрцгерцога стоял подполковник фон Гаррах — он хотел защитить наследника в случае, если бы кто-то опять метнул бомбу в его машину. Эрцгерцогу это не очень понравилось. «Оставьте, — сказал он. — Всё это глупости, это ведь совершенно не нужно». Однако Гаррах остался стоять на подножке.
Произошедшее дальше как только не называли в публикациях о покушении: ошибкой, трагической случайностью, халатностью, роковым стечением обстоятельств и даже удачей Гаврилы Принципа. Но, во всяком случае, большинство исследователей считали, что этого не должно было случиться.
Когда кортеж достиг перекрестка набережной Аппеля и улицы Франца Иосифа, первая машина, как и предполагалось в первоначальном плане поездки, свернула с набережной направо. За ней свернула и вторая машина. Когда шофер автомобиля эрцгерцога Леопольд Сойка тоже стал крутить руль на повороте, Потиорек, заметив ошибку, закричал: «Стой! Мы едем не туда! Мы должны ехать по набережной!»
Шофер нажал на тормоз. Остановились и другие автомобили. Теперь нужно было дать задний ход, чтобы выехать на набережную. На узкой улице Франца Иосифа образовалось что-то вроде пробки. В течение нескольких минут машина с эрцгерцогом и его женой стояла почти на тротуаре улицы Франца Иосифа, напротив входа в магазин «Деликатесы Морица Шиллера».
Тротуар был заполнен народом. Стоял там и молодой человек в твердой черной шляпе. Одну руку он держал в кармане. Автомобиль эрцгерцога, как по заказу, оказался прямо рядом с ним.
Сто лет спустя поэт Александр Балтин написал стихотворение «Гаврило Принцип»:
Дергался, душа в порезах вся,
Думал, что благое совершает.
Папиросу о забор гася,
Понимал, что сам себя не знает?
Заморочен силами потьмы,
Зло — считал — при помощи другого
Зла осилить мы сумеем, мы,
Позабывшие значенье Слова.
Тогда Принципу уже точно было не до слов. «Мишень» находилась перед ним. На такой шанс он даже не рассчитывал.
Принцип был в мрачном настроении. Он не мог не понимать, что покушение, скорее всего, сорвалось. Чабриновича арестовали, а о судьбе остальных членов группы заговорщиков он не знал. Но поскольку о других взрывах или выстрелах никто не говорил, значит, никто из них так и не решился на теракт.
Как теперь будет строиться программа пребывания эрцгерцога в Сараеве, предсказать было трудно. Принцип не без оснований предполагал, что ее могут изменить и у него так и не появится возможность убить престолонаследника.
Принцип рассказывал, что когда он стоял, размышляя, что делать дальше, к нему подошел какой-то «видный господин» и начал говорить о том, что кто-то бросил бомбу в эрцгерцога: «Видишь, какая это глупость!» Принцип, по его словам, отшутился. Он думал, что это «шпион».
