Рейн прикрыл глаза и облокотился об изгородь. Его первый самостоятельный поход в Город Истин прошёл, мягко говоря, необычно. Кто были эти люди в серых плащах и чёрных одеждах? Что вызвало их гнев? И почему, как только он упомянул Тансара, они не рискнули причинить ему вред? Юноша тряхнул головой и направился обратно, к башне.

Ещё на подходе к своему жилищу Рейн заметил, что что-то не так. У ворот, где обычно дежурили Саберин, стоял возок, запряжённый четвёркой рыжих лошадей. Человек в белой рясе с широким красным поясом стоял рядом и напряжённо вглядывался в толпу. Завидев Рейна, человек что-то крикнул и махнул рукой. Юноша ускорил шаг и понял: это Картир. Из-за спины рескриптора выглядывала тонкая фигурка в белом платье с красным узором. Сатин.

— У меня чудесные новости, дорогой друг! — пропел Картир своим приторно-сладким голосом, когда Рейн приблизился. — Один человек из Дворца пожелал видеть тебя и девушку. Прими мои самые сердечные поздравления! — он широко улыбнулся. — К сожалению, ваша беседа будет недолгой, но не отчаивайся: совсем скоро тебя представят Конклаву.

Юноша был сбит с толку и переводил взгляд с Сатин на священника и обратно. На лице девушки застыло выражение почти безграничного восхищения и счастья. Она слегка покачивалась на носках из стороны в сторону и, казалось, не замечала ничего вокруг.

— О ком вы? — спросил Рейн Картира. — Кто этот человек?

Медовая улыбка рескриптора стала ещё шире.

— Совершенный.

Не думай, друг мой, что нам сойдет с рук то, что мы совершили семнадцать лет назад во Дворце Истин. Новый Совершенный не простит нас, не поймёт ту правду, которую я открыл тебе и Зилачу. Я не боюсь ни позора, ни слуг Матери Церкви. Ставки слишком велики. Тебе нужно скрыться где-то на севере. Как насчёт Улады? Я бы с радостью отплыл на Запад вместе с тобой и Хэммоном, но есть у меня одно дело в Доме Мудрости… Мне кажется, я понял, что произошло тогда четыре тысячи лет назад и происходит до сих пор. Если Он здесь, то на свободе все семеро.

Тяжёлое гудение церковного колокола било по ушам, наполняя душу неясной, болезненной тревогой. Порывы ветра раскачивали верхушки деревьев, и зелёные листья, кружась, плавно опадали на землю. Прямо перед Рейном возвышался Покой Истин — квадратная башня белого камня, на самом верху — замысловатый золотой шпиль в виде короны из языков пламени. Два кольца башен отделяли жилище Совершенного от города, но ветер по какой-то причине слабее не становился. Юноша подёрнул плечами. Здесь, на плоской вершине исполинской горы в самом центре города, невольно чувствуешь себя муравьём — или, наоборот, богом. Позади поднималась чёрная стена и четыре башни цвета потухших углей, а ещё дальше облака пронзали красные и оранжевые минареты, высокие и тонкие. Дворец Истин был разделён на три сектора, и сейчас они с Сатин и Картиром стояли в самом сердце Матери Церкви.

Словно из ниоткуда рядом с ними выросли четыре фигуры в белом. Лучи солнечного света мазнули по значкам в виде моста, на мгновение заставив их вспыхнуть подобно пламени. Саберин — личная гвардия Иерархов — даже не взглянули на тех, кого призвал к себе правитель Авестината. Рейн с трудом отвёл взгляд от стальных копий церковных телохранителей и посмотрел на парадный вход в башню. Зря. Сияние, исходящее от золотой двери, ещё сильнее ослепляло и мешало сосредоточиться. Юноша прикрыл глаза. Слева от него Сатин что-то взволнованно пробормотала — руки скрещены на груди, мутный взгляд блуждает по белым стенам. Интересно, о чём она думает? На что надеется и чего боится?

Колокол наверху отмерил сотню ударов и стих. Время Чести — один из бесчисленных ритуалов авестийского церемониала — подошло к концу. Железные, в золотых листах створки медленно разошлись, открывая длинный коридор и белое свечение в его конце. Так тихо… Все трое ступили внутрь, и ворота закрылись, отсекая их от внешнего мира. Юноше сделалось страшно. Всё в этом коридоре казалось ему неправильным, неживым — и ошеломляющая, показная роскошь фресок, и яркий, непривычный для глаза свет сотен ламп с жар-огнём, и два ряда безмолвных гвардейцев в белом. Они с Картиром и девушкой направлялись прямо в сердце Дворца. Звуков почти не было. Только сапоги дробно стучали по идеально ровному мраморному полу, разнося по коридору гулкое эхо, да колокольный звон иногда достигал слуха, будто напоминая о святости того, кто ожидал их там, в конце пути. Юноша обратил внимание, что фрески здесь отличаются от тех, что он видел в башне Тансара: теперь они были выполнены с пугающей точностью. От нечего делать он стал вглядываться в фигуры людей на стене и с удивлением узнал в них Непрощённых. На этот раз лица семерых предателей человечества не были скрыты за масками и выглядели надменно и гордо. Вот смуглый юнец с арфой в руках, за ним — беловолосая женщина в чёрном платье, длинная юбка расходится внизу, как паутина… Со смесью отвращения и страха Рейн узнал пурпурное одеяние, так похожее на то, что было на Рамелисе во время их первой встречи. Кузнец Погибели вернулся в мир, и это знание важнее всего. Они должны предупредить Конклав, пока не стало слишком поздно.

Они шли долго, и Рейну с трудом удавалось сдерживать растущую тревогу. Совершенный ведь не просто правитель, как уладский король или кайсарумский император, он — первосвященник, живой бог своего народа. Перед приёмом Картир объяснил, что к главе Матери Церкви следует относиться с благоговением. Он был избран на Конклаве около семнадцати лет назад и с тех пор руководил Авестинатом и Церковью Истин. Больше всего Рейна поразила та таинственность, которая окружала фигуру Совершенного. Никто из рядовых авестийцев даже не знал, как выглядит их государь! После избрания первый среди огнепоклонников почти не выходил за пределы дворцового комплекса и появлялся на людях только во время самых важных праздников и церемоний. Ходили слухи, что нынешний Совершенный — самый сильный Иеромаг в истории. Говорили, что ему нет равных в искусстве управления огнём и что он будто бы видит человека насквозь, так что утаить что-то становится невозможно.

Из груди юноши сам собой вырвался вздох. Он не верит во всё это, но ради Сатин встретится с этим богочеловеком и окажет тому любые почести — только бы с ней было всё хорошо. Они прошли слишком много испытаний, чтобы теперь друг друга потерять. Они расскажут Совершенному обо всём, что видели — и выполнят свой долг перед человечеством. Рейн посмотрел на Сатин: та вдруг резко, как от удара, дёрнулась и во все глаза уставилась на одну из фресок. Юноша проследил за взглядом огнепоклонницы и увидел, что её внимание привлекло изображение одного из Непрощённых. Высокий статный мужчина в чёрном костюме и плаще смотрел на гостей Дворца жёлтыми, как у совы, глазами. Рейн поёжился. Он шагнул поближе к Сатин и против воли улыбнулся, когда её рука сжала его запястье.

Около получаса Картир вёл их по коридору, ни разу не свернув и не сказав ни слова. Юноша уже было подумал, что они идут неверным путём, как белое свечение впереди стало ярче, и Рейн смог разглядеть то, куда они направлялись.

Вход в тронный зал Матери Церкви поддерживало восемь колонн из зелёного малахита с золотыми прожилками. Четыре громадных лампы с жар-огнём горели оранжевым, красным, жёлтым и синим. Откуда-то из-за стен лилась музыка, а впереди высились громадные белые двери, украшенные золотистым узором в виде языков пламени, заключённых в круг. Лицо Картира выражало благоговение и страх. Рескриптор остановился, повернулся к Рейну и прошептал:

— Теперь я должен вас оставить. Трон Совершенного отделён от остального зала завесой из шёлка. Ждите столько, сколько он пожелает. Вы сможете говорить, когда завесу поднимут. До этого — ни слова!

Рейн почувствовал, как Сатин стиснула его руку, да так сильно, будто хотела оторвать. Он снова украдкой глянул на девушку: лицо её побелело, пальцы тряслись, в широко распахнутых серых глазах застыло странное выражение. Неужели её так испугала та фреска? Видимо, то был обычный страх верующего перед встречей с первосвященником — страх, о котором самому Рейну узнать пока не довелось.