Рейн нахмурился. Сны. Он не знал, что и думать.

— О чём эти сны?

Она посмотрела на него с таким видом, словно пыталась вспомнить, когда они виделись в последний раз, и в конце концов покачала головой.

— Я не знаю. Не понимаю. Я помню только, что они тревожные и всегда связаны с чем-то ужасным. С Непрощёнными.

Юноша невольно покосился на семь фигур в масках, что темнели на стене, но тут же отвёл глаза — выдержать взгляд этих существ, пусть даже и нарисованных много веков назад неизвестным мастером, было непросто.

***

Они возвращались в дом Хэммона по той же улице, на которой Рейн спас жизнь Человеку Лодок. Юноша рассказал Сатин об этом происшествии, и та одобрила его решение.

— Ты всё правильно сделал. — Она серьёзно посмотрела на него своими серыми глазами. — Этот старый человек нуждался в помощи и без тебя погиб бы. Совершенный говорит: единственный способ помочь себе — это помогать другим людям. Вредить всегда легко, а помогать — трудно.

Рейн кивнул, соглашаясь. После их разговора в храме на душе стало как-то светло. Путешествие в Авестинат, Бессмертные, их неизвестный хозяин — всё это на какое-то время стёрлось, отступило на второй план. Он покрутил головой, разглядывая пёструю толпу. Что-то переменилось в настроении горожан. Утреннее веселье исчезло с их лиц и уступило место плохо скрытому страху. Люди старались плотнее прижаться друг к другу, словно стараясь защититься от невидимого холода. Дети, ещё вчера игравшие на улице, теперь держались за юбки матерей. Даже богачи в своих искусно украшенных повозках выглядели испуганными, подгоняя извозчиков. В воздухе чернильным пятном разлилась тревога.

— Что случилось? — спросил Рейн у одного из прохожих. Тот не ответил, лишь втянул голову в плечи и, озираясь по сторонам, поспешил скрыться.

Откуда-то издалека раздался приглушённый рёв труб. Послышался резкий окрик: — На колени! Все на колени!

По рядам пробежал шёпот, в толпе произошло какое-то движение. Горожане расступались, давая дорогу кому-то, кто двигался со стороны городских ворот. Люди в страхе падали на колени и опускали головы. — Все на колени! На колени! — гремел голос, и его требовательный тон эхом отдавался у юноши в голове. Краем глаза Рейн заметил, как Сатин склонилась в торопливом поклоне, и тут же последовал её примеру. Вновь взревели трубы. Он хотел взглянуть на того, кто приближался к ним, но, но Сатин схватила его за руку.

— Не смотри туда, — проговорила она. — Поклонись, Рейн.

— Что происходит? — прошептал он в ответ.

— Просто поклонись. — Рейну показалось, что руки огнепоклонницы дрожат от страха.

Он увидел, как по улице медленно продвигалась вереница всадников. Они были облачены в пурпурную броню и держали в руках плети, которыми хлестали тех, кто поклонился недостаточно низко. За ними следовало восемь носильщиков, которые, напрягая все свои силы, несли закрытый жёлтой завесой паланкин.

— На колени! — возвещали всадники, когда их плети со свистом рассекали воздух. — На колени!

Когда отряд приблизился, ветер разнёс по улице запах ладана, исходивший от носилок. Внезапный порыв на миг приоткрыл завесу, и Рейн увидел бледное лицо мужчины, который сидел, откинувшись на подушки. Глаза юноши встретились с глазами человека в паланкине, и тот, словно почувствовав это, медленно повернул голову. Взгляд его был столь пронзителен, что Рейн вздрогнул, как от удара, и ещё сильнее вжался в землю. Перед его мысленным взором возник образ Бессмертного с его сияющими белым огнём глазами-точками. Юноша долго лежал, распростёршись в пыли вместе с остальными горожанами, и, когда носилки скрылись в переулке, не сразу смог заставить себя подняться на ноги. По пути до таверны Хэммона Сатин ничего не говорила, но то и дело озиралась по сторонам и не отпускала руку Рейна до того момента, как они оба не ввалились внутрь, тут же закрыв за собой дверь. На город опускались сумерки, и им казалось, что ветер стал холоднее и шептал: — На колени… на колени…

Я допускаю, что в наше время могут существовать отголоски той стародавней тьмы, которая бросила вызов Благим и всему человечеству. Семёрка отступников с их могущественной магией… могли они если не уцелеть, то что-то оставить после себя? Что-то такое, что даже через четыре тысячи лет после той войны оказывает на мир определённое влияние? Завтра снова иду в Дом Мудрости. Хочу отыскать какие-то зацепки в книгах о Непрощённых, найти закономерности.

Четыре дня прошло с прибытия в Лепту Великую нового наместника, а Рейн всё никак не мог забыть тот жёлтый паланкин и сидящего в нём человека. Сон юноши стал неспокойным, он не раз видел в своих кошмарах тот острый, ненавидящий взгляд, который тогда так напугал его. Рейн старался убедить себя, что это была случайность, игра света — и не верил самому себе. Тот человек видел его тогда. Видел. Было в нём что-то странное, но Рейн ещё не мог понять, что.

Сатин оказалась даже более впечатлительной. Огнепоклонница старалась избегать разговоров о жёлтом паланкине и его хозяине. Рейн был уверен, что девушка чувствует то же самое, что и он, но молчал — ему совсем не хотелось лезть в чужую душу после того разговора под сводами разрушенного Бейт-Шам-Адара. Пусть она сама раскроет причины своих страхов, когда будет готова поговорить с ним.

Мидир с Хэммоном постоянно пропадали в порту и канцелярии, и по возвращении в “Кошкин дом” на их лицах неизменно лежала печать тревоги. Несколько раз в день они запирались в кабинете Контрабандиста на втором этаже и что-то обсуждали, так что до самой ночи из-за тяжёлой дубовой двери слышались их приглушённые голоса. Рейн уже привык к тому, что Мидир и Хэммон не любят распространяться о своих делах, но всё же эти двое были даже более скрытны, чем обычно. Несколько раз Рейн пробовал подслушать их разговоры, но ему удалось разобрать лишь обрывки фраз и ещё одно слово. Необычное слово.

Аннуин.

Всё это было очень странно. Аннуин… Что-то знакомое. Рейн мог поклясться, что когда-то слышал об этом. Но что это или кто — не помнил. Память подсказывала, что слово как-то связано с Зилачем и его историями, но его значение слова ускользало от Рейна.

В конце концов юноша не выдержал и поинтересовался у Мидира:

— Что это за секреты? Почему вы нам ничего не говорите?

— Ничего особенного, — ответил тот, даже бровью не поведя. — Мы с Хэммоном… говорили о политике. Да. Кайсарумская политика, только и всего.

С того дня они перебрались в другую комнату, и Рейн не смог больше ничего разузнать.

Отшельник запретил им покидать таверну без особой причины, и теперь Рейн всегда совершал редкие прогулки вокруг здания в сопровождении пары молчаливых, плечистых Людей Лодок с ножами на поясах. До путников доходили вести, и все — недобрые. В Уладе шла война, тэн Элиас, который именовал себя Чёрным Солнцем, нанёс королю Лугайду несколько чувствительных поражений. В список тревог Рейна добавилась ещё одна — страх за сестру. Кельтхайр был слишком мал, чтобы привлечь внимание тэновых дружин, но легче от этого не становилось. Чтобы как-то отвлечь себя от мрачных мыслей, юноша нередко уходил во двор и тренировался с мечом до тех пор, пока боль в мышцах не загоняла его обратно в дом. Каждый день он брал у Сатин уроки авестийского языка и Иеромагии и вскоре мог выполнять простенькие фокусы, заставляя воду принимать то одну, то другую причудливую форму.

В одно утро Рейн сидел в своей комнате на втором этаже и упражнялся с водой. На улице было пасмурно, шёл дождь, и юноша просто наблюдал за тем, как бьют по стеклу крупные капли.

— Яшар мар ши’им. — “Вода, повинуйся мне”.

Капли за окном начали замедлять своё падение, повинуясь звукам Священного Наречия. Водяные шарики будто липли друг к другу, формируя один шар побольше, который затем принял форму человечка с копьем в руках. Рейн улыбнулся. Он шевельнул пальцами — и прозрачный воитель просочился через стекло, зависнув над потолком.