Через какое-то время Плач-Холмы поменялись. Сначала стали попадаться одиноко стоящие деревья, затем — рощицы, а к вечеру их сменил густой сосновый лес — даже более дикий, чем обитель Мидира. Теперь отряд петлял между деревьями и густыми зарослями подлеска, с трудом продираясь сквозь переплетения веток. Рейн подумал, что, наверное, здесь нет такой тропы, по которой путники могли бы проехать, не прорубая путь. Его вдруг посетило чувство, похожее на то, которое он испытал, когда искал путь к хижине отшельника. Но хуже. Если в лесу Мидира он чувствовал только лёгкое беспокойство, то здесь в его душу стал закрадываться настоящий страх. Неизвестность всегда пугает сильнее всего.

Внезапный порыв ветра хлестнул по лицу, Рейн инстинктивно натянул поводья, стараясь удержать лошадь, которая, похоже, нервничала не меньше, чем всадник.

— Что с тобой? — спросила Сатин, поравнявшись с Рейном. — Что-то случилось?

— Ничего, — соврал он, — просто… предчувствие нехорошее.

Они ехали по лесу несколько часов, пока не добрались до места, от которого расходились сразу четыре тропинки. Видимо, неподалёку находился водопой или что-то в этом роде. Здесь они спешились и пошли по протоптанным сквозь колючие кусты дорожкам, ведя лошадей под уздцы. Рейн чувствовал, что все трое, включая и его самого, заметно напряглись. Мидир всё чаще поглаживал обух своего боевого топора, а Сатин то теребила ворот своего жилета, то скрещивала руки на груди — видимо, такая у неё привычка. На душе было муторно, хотя Рейн и не знал, почему. Лес словно давил на него. Наверное, это оттого, что тут совсем нет людей… об обитателях Плач-Холмов юноша старался не думать.

Всё чаще попадались поваленные деревья, сломанные кусты, глубокие колеи от упавших деревьев. По лесу словно прошёлся вихрь, который вырвал из земли как молодые берёзки, так и вековые сосны. Один раз они проехали мимо громадной ели, ствол которой высотой мог соперничать с корабельной мачтой. Странно… какой силы должен быть ветер, чтобы повалить такое дерево? В Уладе ураганы — редкое явление.

Наконец они выбрались из чащи и выехали на широкую поляну. Рейн с трудом подавил вздох облегчения, когда понял, что они нашли укрытие, о котором говорил отшельник. В самом центре поляны виднелся огромный, почти не тронутый временем дом. Сложенные из грубого камня стены были оплетены побегами плюща. Высокие, как в замке, окна строения были забиты досками. Жилище производило впечатление крепости, которую подготовили к осаде, но сделано это было как-то небрежно. Одно круглое окошко посередине оказалось затянуто стеклом, и это казалось бессмысленным — зачем оставлять его, если хозяева заколотили остальными? Но самое большое впечатление производила дверь — широкая, крепкая, с засовом, больше похожим на бревно.

— Это место зовётся Домом Конна. Мы заночуем здесь. — будничным тоном объявил отшельник. Он легко спрыгнул с коня и знаком подозвал к себе спутников, чтобы те помогли ему снять засов.

— Такой тяжёлый! — заметила Сатин. — Какой смысл ставить его снаружи дома? Мне всегда казалось, что засовы устанавливают изнутри.

Отшельник только рукой махнул и уклончиво пробормотал что-то про барсуков и волчьи стаи.

Внутри было достаточно места. При желании в Доме мог разместиться добрый десяток усталых путешественников. Здание имело только один этаж и состояло из двух комнат: просторной гостиной с высоким камином и ещё одного пустого помещения, о назначении которого оставалось только гадать. С удивлением Рейн отметил про себя, что в дровнице полно отличных сухих дров и трута, а на полу у стены лежат в ряд несколько тюфяков из соломы. Юноша подошёл к круглому окну и глянул на улицу. Всё было нормально. Через стекло виднелась лесная чаща — быть может, немного зловещая в свете заходящего солнца. Но никаких чудищ. Ничего, что могло бы представлять угрозу. Просто лес, не тронутый человеком.

Прошло совсем немного времени, и вот уже в камине ярко горел огонь, от которого по гостиной волна за волной поднимался горячий воздух. Пустую комнату приспособили под конюшню для лошадей. С внутренней стороны двери теперь красовался такой же массивный засов, как снаружи — его обнаружили у стены недалеко от камина, что удивило всех, кроме Мидира. Отшельник явно знал что-то о Доме Конна, но предпочитал помалкивать.

Первый раз за три дня путники смогли получить кров над головой. Ночь ещё не наступила, поэтому каждый занимался своими делами. Мидир что-то писал на листе пергамента, Сатин, растянувшись на полу у камина, смотрела в огонь, а Рейн сидел в углу и работал над стеблем тростника. Теперь было понятно, что он делал в дороге — флейту. Семь ровных круглых отверстий с одной стороны и ещё одно — с другой. На краю стебелька — небольшой скос. Посередине юноша стянул флейту ниткой — чтобы тростник не треснул в случае чего.

Рейн поднёс флейту к губам и осторожно, чтобы не слышали остальные, дунул в неё. Всё было готово. Флейта звучала так, словно была сделала лучшими мастерами Махи-Эмайн. Теперь — время её подарить. Юноша сделал глубокий вдох и подошёл к камину. В голову сами собой полезли деревенские заговоры и простенькие гимны богам Улады: “Той силой, что принёс с неба Бернунн, пусть сбудется моё намерение. Как свет для глаза, как хлеб для голодного, как радость для сердца — пусть удача будет при мне”.

— Сатин… — Рейн замялся. Идиот, подумал он, говори же…

— Что? — она легко вскочила с пола и посмотрела на него своими серыми глазами, в которых отражалось пламя.

— Ты… ты мне сегодня очень помогла… ну, со Священным Наречием. И я хочу… хочу тебе кое-что подарить.

Она внимательно посмотрела на Рейна — и его вдруг охватило ощущение полной нереальности происходящего. Его свирель показалась ему неготовой, грубой. А что, если он этим нарушил какой-то авестийский обычай? А если… Забери меня Медб, почему она молчит? Он в два шага подошёл к девушке и протянул ей флейту.

— Это тебе, Сатин. Я… не знаю, понравится ли тебе… Но спасибо. За магию.

Сатин взяла флейту — осторожно, двумя пальцами.

— Ты сделал это… для меня?

— Да…

Она недоверием посмотрела на Рейна. А затем бросилась ему на шею.

— О, Рейн! Спасибо! Я буду ей дорожить, клянусь! Мне… мне раньше не дарили подарков. Слушай… хочешь покормить огонь?

— Хочу. — выпалил Рейн несмотря на то, что щёки его горели. Забери меня Медб…

— Не переживай, это легко. — Сатин взяла соломинку и бросила в камин. — Просто дай огню то, что может гореть — и Творец благословит тебя. У нас в Авестинате любят сидеть у костра или очага, кормить огонь и говорить друг с другом. Это объединяет семьи… Смотри прямо на пламя. Попробуй понаблюдать за ним… Разве не видишь?

Рейн честно глядел на языки пламени, но ничего не видел. Было уже поздно, долгая дорога по Плач-Холмам утомила путников. Мидир давно лёг спать, Сатин взяла свою суму и отошла в тёмный угол комнаты — наверное, молилась перед сном или что-то в этом роде. Юноша и сам не заметил, как задремал прямо на полу, согретый теплом камина. Теперь он чувствовал себя почти счастливым. Глаза слипались, и по привычке Рейн мысленно подвёл итоги дня, чтобы поскорее уснуть. Их отряд сейчас в безопасности. Припасов хватает. Он первый раз познал всю сладость Иеромагии. И его флейта, похоже, приглянулась огнепоклоннице. Так хорошо…

В наступившей тишине внезапно раздался громкий, похожий на гром звук. Кто-то настойчиво стучал в дверь Дома Конна.

Рейн вскочил с кровати и глянул в окно.

На дворе стояла тёмная, безлунная ночь.

Ни один Непрощённый не имеет последователей в наше время — ни один, не считая Хозяина Пепла. Если Несущий Ложь привлекает любителей карточной игры, то поклоняющиеся Хозяину надеются обрести вечную жизнь после гибели мира — приём, типичный для большинства тайных обществ и сект. В авестийских летописях последователи Хозяина названы целым рядом эпитетов: "избранные", "светлые братья", "верные". Очевидно, с этим Непрощённым связан перенос душ. Мог ли он в своё время повлиять на Мосты? Дать жизнь чудовищам, которые крадут жизнь во снах? Я всё больше убеждаюсь в том, что Непрощённые — не просто легенда или часть фольклора. Их внешность, их особенности, их история — всё это кажется мне чем-то слишком значительным, слишком… настоящим.