Музыкант смолк и отступил к лире. Белая фигура повернулась к Конану. Она подняла голову, и мальчик задрожал при виде её лица.

Это была маска. Личина из серебра. Резные губы кривились в усмешке, металлический лик сиял в неправильном свете пламени. Из-за маски на него смотрели глаза цвета расплавленного золота. Глаза без зрачков. Странное желание волнами исходило от женщины, и Конан почувствовал, что не боится.

— Подойди. — приказала она. У неё были длинные красные перчатки, такие же алые, как и огонь позади. Эти перчатки резко контрастировали с её одеянием. Красный и белый… как кровь на снегу.

Конан приблизился.

— Такой чистый… произнесла она. — Как же долго я ждала этого момента…

— Кто вы? — слова с трудом выходили изо рта Конана. — Я… я вам ничего не сделал. Отпустите меня, я никому не скажу.

Серебряное Лицо рассмеялась тихим торжествующим смехом.

— Я — Алая Длань, Четвёртая из Непрощённых. Я всегда беру то, что хочу.

Поляна начала меняться. Тени сгустились, очертания окружающих предметов смазались, и всё погрузилось во тьму. Костёр, тот юноша, лира — всё пропало. В окружающем его мраке мальчик видел только одно — женщину в белом платье и маске. Её глаза сияли двумя пятнами жёлтого света, этот свет проникал внутрь, ослеплял, оглушал. Холодная пустота, холод, холод… Куда-то исчез и холод, исчезло и её тело. Исчезло всё, кроме дивного серебряного лица.

Она была такой юной, такой прекрасной. Она ждала. Зачем ему сопротивляться такой красоте?

Он закрыл глаза.

Юноша в зелёном камзоле смотрел, ухмыляясь, как клубящийся мрак охватывает женщину и мальчика. Голод его спутницы не был серьёзной помехой, но он не слишком не любил смотреть, как она поглощает своих избранников. Иногда это отнимало слишком много времени, а их нынешний господин не любит, когда его планы нарушают.

Чёрное облако рассеялось. Женщина в маске стояла, скрестив руки на груди. Мальчика рядом с ней не было, будто он и не приходил вовсе.

— Я закончила. — сказала она негромко.

Юноша посмотрел прямо на неё, затем улыбнулся. Когда нужно, она умела быть кровожадной.

— Мне понравилось, как ты это сделала. Этот морок… один из лучших, не так ли?

Лира заходила ходуном под его сильными пальцами.

Серебряная маска повернулась к нему. Он встретил её взгляд с готовностью, затем вдруг прижал женщину к себе. Её руки в красных перчатках обхватили его плечи.

— Нас ждут великие дела… — прошептал он, глядя в прорези маски. — Ты только подумай, каким мы сделаем мир. Только для нас. Без Мореллина. Скоро у нас будет шанс…

— Ты очень самонадеян. — сказала женщина. — Это зря. Доставь мне удовольствие, Несущий Ложь…

— Можно без титулов, милая.

— Как скажешь. — она отстранилась. Блики огня играли на металле её лица. — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— Всё, что угодно.

Она наклонилась к нему, что-то прошептала.

На миг юноша переменился, его глаза — один голубой, другой карий — подёрнулись пеленой невероятной древности.

— О, я сделаю это. — его улыбка стала шире. — Пришла пора начать собственную игру.

Если о самих круитни нам известны обрывочные легенды и сказки, то об их короле мы не знаем практически ничего. Король круитни, бессмертный государь Теневого Народа, Ольховый Король — в разные времена его называли по-разному. Он не относится ни к Благим, ни к Непрощённым — и, кажется, намного древнее их.

Ты предательница. Убийца.

Эти слова преследовали Сатин, и она бежала от них. Она бежала от своих мыслей, а они говорили ей — ты предала его. Предала всех. Когда она в порыве отчаяния бросилась в лес, то вечная тьма Аннуина словно приняла её в свои объятья. Девушка шагнула прямо в стену черноты, и тут же мороз окутал её, как если бы она прошла сквозь холодный водопад. Мир замер. По коже прокатился озноб. Сатин двигалась неестественно медленно, как насекомое, попавшее в каплю янтаря. Звуки пропали, как и белая дорога — с этой стороны Аннуина не было видно совсем ничего. Вдруг стало тепло, и Сатин застыла на месте, оглядываясь.

Со всех сторон её обступали сосны со стволами цвета камня. Бесчисленные ветви сплетались над её головой в сплошной купол из серого дерева и хвои болезненного зеленоватого оттенка. Странные кусты дрожали под напором ветра, перебирая бледно-красными листьями — узкими, как наконечники стрел. Веяло ночной свежестью, но в воздухе всё равно ощущалось нечто опасное. Вместо неба — тяжёлые сосновые лапы с редкими просветами чего-то белого. Вместо мягкой травы под ногами — чёрный лёд и переплетение корней, которому не было видно конца. Вместо солнечного света — тусклое свечение, исходящее сразу отовсюду. Аннуин. Земля теней. На всё будто была наброшена серая вуаль, делая мир бесцветным и призрачным. Так тихо… Даже стук собственного сердца казался здесь неуместным.

Девушка обернулась. За спиной осталась бурлящая стена мрака, через которую она прошла сюда. Тьма поднималась от самой земли и уходила прямо в небо, надёжно отделяя лес от белой дороги, по которой они с Рейном держали путь в Дворец Истин. Рейн… он её не простит. Теперь — нет. Она обманула его. Она погубила Мидира.

Иди куда хочешь, а я больше не хочу… не хочу с тобой говорить.

Сатин рухнула на ледяную, покрытую корнями-змеями землю Аннуина, ощущая внутри себя комок беспомощности и злобы. Тепло ушло, стало холодно, из-за чего окружавший девушку мир стал ещё более жутким. Кусочки неба между ветвями, казалось, смотрели на неё с осуждением и насмешкой. Ничего уже не вернуть. И всё, что ещё оставалось у неё в жизни, было перечеркнуто её собственной рукой. Приказ Совершенного, чарующе-страшащие Слёзы Наннара в стеклянном сосуде, Рейн… почему она ему не сказала? Почему промолчала? Боялась последствий? Думала, что её не поймут? Девушка поняла, что сегодня она прошла мимо человека, который стал для неё дороже всех на свете, дороже собственной жизни. Предала. Он, наверное, её возненавидел… наверное, сейчас идёт по белой дороге прямо ко Дворцу Истин.

Раз так, ей нужно выбрать свою.

Это будет её наказанием. Её карой. Она предала его, и теперь расплачивается за свои грехи.

Сатин встала, чувствуя, как голова наливается свинцовой тяжестью. У неё с собой не было ни еды, ни воды, но она об этом и не думала. Ей надо идти, и без разницы, что будет дальше. Под её ногами через ковёр из корней бежала узкая дорожка, чёрный лёд отражал случайные проблески белого света. Ледяная поверхность была гладкой и чистой, и в ней Сатин мельком увидела своё отражение. Она отвернулась. Пути назад нет… она потеряла друга… пусть её наказание начнётся прямо сейчас.

Тёмная лента тропы растворялась в лесу, такая же призрачная и зыбкая, как и весь Аннуин. Сатин шла, бездумно переставляя ноги, смотрела прямо перед собой и думала о прошлом. В её сознании проносились картины их путешествия: первая встреча с Рейном, Бессмертный, урок Иеромагии и побег от Рамелиса. Девушка гнала от себя эти мысли, но они каждый раз возвращались, напоминая о том, что она сделала.

Становилось холоднее. Лёд был скользким, и скоро она потеряла счёт своим падениям. Переплетения корней заставляли выбирать путь с осторожностью. Один раз Сатин не заметила длинный чёрный корень и ушибла себе колено. Странно, но боль была ей приятна. Она заслужила это. Заслужила страдание.

Сатин продвигалась вперёд. Она не знала, сколько времени прошло — в Аннуине не было солнца, а значит, не было и дня с ночью. Сколько она идёт по этой дороге изо льда? Час? День?

Вечность?

Чувства притупились. Поначалу она мучилась от жажды, позже — от голода. Затем стало легче. Она сосредоточилась на том, как переставлять ноги. Шаг, другой, третий, четвёртый, пятый. Сначала двигается правая нога, потом — левая. Девушка шла и шла вперёд, и через какое-то время воспоминание о её предательстве притупилось, поблекло, стало бесцветным, как и всё в мире. Где-то в голове она могла слышать голоса, даже не думая о том, кто или что издаёт их. Не всё ли равно? Она потерялась здесь, в Аннуине. Она погибнет из-за своего преступления.