— Сатин! — крикнул он. — Сатин, это я, Рейн!

Туман стал слабее, и Рейн разглядел её. Девушка сидела на своем чёрном коне, её голова была опущена, короткие волосы развевались на ветру.

— Сатин, — снова позвал он, — Сатин! Я здесь! Она не обернулась.

Туман сгущался, и силуэт всё больше отдалялся от него. Рейн увидел, как всадница повернула коня в сторону и скрылась за деревьями. Забери меня Медб, да что это такое?

Фигура девушки возникала в белой пелене, безмолвная и неуловимая, и Рейн что есть сил гнал своего скакуна, чтобы догнать огнепоклонницу. Где Мидир? Неужели солдаты его схватили? Где-то в стороне прозвучал рог. В отчаянии юноша ещё раз пришпорил своего скакуна, который, всхрапнув, помчался вперёд. Снова напомнила о себе усталость после использования Негасимого Огня. Юноша с трудом заставлял себя держаться в седле. Перед глазами маячила фигура в чёрном. Сатин… Надо догнать её… догнать… Рейн уже не различал дороги и не знал, где находится, но упорно продолжал мчаться вперёд. Белёсая дымка вокруг него была настолько густой, что он едва успевал объезжать деревья. Этот лес был таким странным… таким пустым…

— Достаточно. — прошелестел мягкий голос.

От неожиданности Рейн повернулся, затем почувствовал сильное головокружение, словно его голова была набита свинцом. Мир перед глазами дрогнул и покачнулся. Туман, лес, фигура всадницы — всё исчезло… совсем исчезло. Он был на городской площади, а вокруг кольцом стояли воины, направив на него копья.

— Обезвредить. Живо.

Что-то обрушилось на затылок Рейна, и стало темно.

Наверное, мне осталось недолго. Надо поторопиться. Я зашифрую свою книг y и спрячу там, где её не найдут. Я нашёл в Доме Мудрости то, что не доверю даже бумаге. То, что изменит историю. Мои собратья не поймут меня. Весь наш мир, все Клятвенные земли падут перед силой, назвать которую я не хочу. Меня зовут Лиммен Талессин, и я боюсь за будущее.

Сыро. Холодно. Это было первым, что ощутил Рейн, когда пришёл в себя. В голове звенела пустота, тело не слушалось. Судя по всему, он лежал на чём-то мягком ― кажется, это была солома. Рейн попробовал открыть глаза, но даже такое лёгкое движение вызвало в его голове взрыв боли. Во рту было ужасно сухо и горько. Не понимая, где он находится, Рейн попытался пошевелить рукой, но тут же пожалел об этом ― резкая боль пронзила все тело. Юноша решил пока что не двигаться и не открывать глаза.

Понемногу он начал вспоминать, что произошло в тот день. Рейн помнил, как они прорывались к воротам, помнил свою водяную магию, тот странный туман и погоню за Сатин по лесу. Затем был страшный удар по голове ― и темнота. И ещё кое-что… он ведь снова оказался в городе. В Лепте Великой. И солдаты… они его схватили.

Достаточно, вспомнил Рейн. Тот самодовольный и тихий голос. Это он управлял солдатами. Но как я оказался в городе? Мы же так долго скакали… должно быть, решил Рейн, это была какая-то сложная Иеромагия. Но кто мог её применить? Бессмертные? Или тот, кто отдаёт им приказы? При мысли о железных слугах Непрощённых Рейн поёжился, по коже пробежали мурашки. Бессмертные… если они здесь, то ему, скорее всего, уже не спастись.

Через некоторое время он всё же заставил себя разлепить глаза и осмотрелся. Это было просторное помещение, стены пол и потолок которого были выложены мрачными серыми плитами. Окон не было, единственная дверь с крохотным окошком, закрытым решёткой, выглядела запертой. Рейн даже не стал гадать, так ли это на самом деле ― его враги не дали бы ему такого шанса на спасение. Юноша сидел на тюфяке, возле которого лежало аккуратно сложенное одеяло. Единственным источником света был факел в металлическом держателе, но его огонь был тусклым и каким-то неживым, так что дальняя часть комнаты оказалась погружена в полумрак.

Темница.

Странное дело, но страха Рейн не чувствовал. Даже наоборот ― ощущал некое воодушевление, как будто он только что закончил тяжелый, изнурительный труд и теперь мог наконец-то перевести дух. Сатин на свободе, а это важнее всего. Вдвоём с Мидиром они сумеют добраться до Авестината и рассказать Совершенному обо всём, что видели. Ему, Рейну, уже ничего не грозит. Что ждёт его впереди ― смерть? Пытки? Какая разница, если их враг уже проиграл? Теперь он сможет рассмеяться в лицо хозяину Бессмертных и умереть с осознанием того, что друзей ждёт успех. Рейн сожалел только об одном: что не сумел узнать Сатин получше. Огнепоклонница всегда была такой загадочной, такой непохожей на остальных. Так трепетно относилась к своей культуре и вере…

Юноша поднялся и подошел к решетке, которая отделяла его камеру от остальных помещений. За решёткой он увидел длинный и узкий коридор, через равные промежутки освещённый масляными лампами. Стена напротив камеры была гладкой и пустой ― ни дверей, ни окон. Значит, подумал Рейн, он где-то под землёй.

На него вдруг накатила страшная слабость, и юноша осел на тюфяк. В камере было довольно прохладно, поэтому Рейн укутался в одеяло, поджав под себя ноги. Внезапная мысль вызвала волну страха. С чего он вообще решил, что его друзьям удалось скрыться? Может быть, Сатин с Мидиром где-то в соседней камере? Может быть, они убиты? Тревога волной захлестнула Рейна.

Рейн закрыл глаза, пытаясь усилием воли справиться с паникой. Он вскочил и принялся вышагивать вдоль камеры. Попытался представить себе, как Сатин и Мидиром уходят от погони. Что, если они уже мертвы? Рейн резко остановился и присел на край кровати. Нет, он не должен так думать! Если они погибли, то тогда и ему, Рейну, лучше умереть. Юношу передернуло. Если бы только знать наверняка!

Он обхватил голову руками, стараясь унять дрожь. Все будет хорошо… обязательно будет. И потом, он всё ещё жив, а значит их врагам нет никакого смысла убивать отшельника и огнепоклонницу. Мидир когда-то сказал, что я имею значение. Значит, я представляю для хозяина Бессмертных определённую ценность. Он не будет просто так губить меня и моих друзей.

Юноша снова закрыл глаза. Нельзя паниковать. Ему надо думать только о хорошем. Что бы ни случилось, он должен помнить, что все будет хорошо. Все будет хорошо, повторил он про себя, словно заклинание. Я выберусь отсюда. В конце концов, у него есть Иеромагия. Если бы только он умел управлять чем-то кроме воды… надо будет попробовать сотворить водяной хлыст, когда ему принесут поесть ― не будут же его держать здесь без еды и питья? Тогда он сможет разбить дверь и перепилить замок, ну а потом… потом что-нибудь да придумает. Сейчас главное ― восстановить силы. Рейн улегся на тюфяк и погрузился в тяжелое забытье.

Когда он проснулся, то обнаружил на полу поднос, на котором лежала миска с какой-то кашей и кувшин с водой. У Рейна от волнения даже руки затряслись. Несмотря на желание тут же использовать связь с Негасимым Огнём и сбежать, юноша заставил себя съесть несколько ложек вязкой, безвкусной каши ― иначе у него просто не будет сил после Иеромагии.

Наконец, дрожа от нетерпения, Рейн вытянул вперёд правую руку и тихо произнёс: “Яшар таб нун”. Вода, стань оружием.

Ничего.

Нахмурившись, юноша сосредоточился на кувшине и попробовал другое заклинание: “Яшар э’релим”. Вода, превратись в лёд.

Ничего. Он правильно проговаривал Священное Наречие, чувствовал свою силу, видел Первый Мост у себя в мыслях ― и не мог ничего сделать. Кто-то другой отзывался на его магию и делал так, чтобы вода оставалась просто водой.

Он остался без Иеромагии.

В ярости Рейн схватил кувшин и с силой швырнул его в стену. Кувшин разлетелся на куски, а Рейн обессилено рухнул на солому и закрыл лицо руками. До этого он мог тешить себя надеждами на спасение, но теперь понял, что он беспомощен перед повелителем Бессмертных. Он не может спасти друзей. Не может спасти даже себя самого. Рейн всегда считал себя достаточно храбрым, но теперь мужество, казалось, покинуло его. Он просто лежал и смотрел в полоток, не шевелясь. Когда со скрипом отворилась дверь и стражник поставил на пол очередной поднос, Рейн никак не отреагировал ― просто отвернулся к стене и накрылся одеялом.