Первый Мост начал исчезать, видение медленно исчезало из головы Рейна, уступало место привычной комнате. Из последних сил юноша напрягся, творя заклинание. Яшар таб нун.

Вода свернулась в клубок и застыла у ног существа, превратившись в прозрачный лёд.

Первый Мост пропал.

Рейн вскочил на ноги и кинулся к мечу. По голове словно ударили молотом, перед глазами всё размылось. Бессмертный стоял не двигаясь, его металлическое тело было наполовину заковано в ледяную глыбу.

Обеими руками юноша схватил оружие и бросился на улицу. Сзади послышался громкий треск — такой, что ушам стало больно. Звук был какой-то замедленный и всё длился и длился…

На поляне — Сатин и Мидир, коновязь — перерезана.

— Уходим! — крикнул Рейн. Горло обожгло болью. Он неуклюже залез в седло, изо всех сил всадил каблуки в бока своему жеребцу — и вся троица помчалась галопом прямо через лес.

Молчание.

Зеленые деревья смазались в какую-то кашу.

В висках пульсирует тупая боль.

Чувство времени притупилось.

Они мчались дальше и дальше, и Рейн даже не знал, сколько уже скачет. Никто не говорил с ним, не оглядывался назад. Они выехали на какую-то тропу, Рейн даже не мог понять, куда они едут. Горло страшно саднило, почему-то болела правая рука.

Смазанные воспоминания, смазанные лица. Его спутники, они… за ними, кажется, гнались? Юноша с трудом заставил себя повернуть голову назад, но ничего не увидел. В мыслях всё смешалось, как будто он смотрел на себя со стороны. Неясная дорога, неясный лес, неясные звуки. Он не понимал, кто он такой. Что происходит? Где он? В голове шумело… Вот — остановка, перед глазами всё плывет, он пытается собраться с мыслями, но не может, все силы уходят на то, чтобы просто усидеть на коне. Вот — снова скачка, и снова провал в памяти. Рейн сжимал поводья с такой силой, что побелели пальцы. Если бы только… если бы что? Мысли путались. Гулкий грохот в висках мешал сосредоточиться. Два или три раза с ним пытались заговорить, но всякий раз голос звучал откуда-то издалека, так что нельзя было разобрать ни слова. Кажется, его звали по имени, пытались что-то дать… Перед глазами то и дело всплывал образ Бессмертного — птичий ключ на металлическом лице и неживые белые глаза. Рейн знал, что это существо опасно, но вот почему — понять никак не мог. Может, он кого-то убил… или нет… или он из моей деревни? Рейн старался вспомнить, как называется его родной дом, но в голове была странная пустота.

Вдруг — остановка. Конское ржание, топот копыт по камню. Камень? В лесу? Кто-то приподнял юношу и уложил на прохладный мокрый мох. Рейн устало прикрыл глаза. Некоторое время он просто лежал, обессиленный, и мечтал, чтобы всё закончилось. Постепенно воспоминания возвращались к нему, и он даже вспомнил, как скакал по лесу. Вспомнил стук в дверь, те странные голоса, Бессмертного. Боги… я же дрался с ним. Я… я был на Первом Мосту и использовал Иеромагию!

Он очнулся от какого-то жжения по всему телу — словно в огонь шагнул. В правой руке пульсировала тупая боль. Он медленно открыл глаза и увидел, что лежит на земле. Над ним стоял Мидир. Рядом сидела, нервно глядя на юношу, Сатин.

— Я… — прохрипел Рейн, но тут же закашлялся. Мидир и протянул ему мех. Рейн жадно глотнул горьковатой воды. Туман в голове рассеялся окончательно.

— Тише, тише… — мягко проговорил отшельник. — ничего не говори. Сейчас тебе надо просто отдохнуть.

— А Бессмертный?

— Успокойся. Его тут нет. — взгляд Мидира метнулся куда-то вправо. — Мы скакали всю ночь. Он нас не догнал, и мы сейчас в безопасности. В Кайсаруме. Если продолжим идти с такой же скоростью — будем в Лепте Великой через полмесяца.

Кайсарум…

— О чём ты вообще думал?! — дрожащим голосом произнесла Сатин. Она отвернулась, уставилась в пламя костра. — Ты мог погибнуть!

— У нас не было другого выбора, — устало проговорил Рейн. — Бессмертный неуязвим для стали. Даже втроём мы бы с ним не справились, а так… так вы хотя бы смогли перерезать коновязь и спастись.

— Рейн прав. Мы поступили наилучшим образом. — добавил отшельник, и Сатин замолчала, не зная, сердиться ей или нет.

— И ещё кое-что… — юноша приподнялся на локтях и оглядел своих спутников. — Бессмертный… говорил со мной.

— Что?! — Мидир нагнулся и посмотрел Рейну прямо в глаза. — Он… о чём ты?

Рейн сделал ещё глоток и рассказал о своём поединке с этим стальным существом, о белых, дурманящих разум глазах и о том, как Бессмертный заговорил с ним. Рассказал он и об Иеромагии, когда ему удалось использовать воду в качестве оружия.

— Бессмертный сказал мне, что жизнь моя вне опасности и что я нужен его хозяину. — закончил юноша, глядя на спутников. — Потом я появился на Первом Мосту — когда эта… это существо пыталось меня схватить. Я сделал так, чтобы его ноги замёрзли, а потом что-то произошло со временем — всё стало таким замедленным… словно я был во сне.

Некоторое время Мидир молчасмотрел на Рейна, затем произнёс:

— Я читал о таком, когда жил во Дворце Истин, но никогда не слышал, чтобы с кем-то такое происходило… игры со временем всегда были слишком особенной магией, чтобы её мог применять любой, да и Бессмертный — просто инструмент, творение… говоришь, вокруг тебя всё замедлилось?

Рейн слабо кивнул, уронив голову на ковёр из мха. Только сейчас он понял, как ослаб после этого странного поединка. Отшельник между тем зажёг свою трубку и теперь ходил кругами, бормоча:

— Ты, верно, здорово перепугался тогда, в доме… Думал, куда мы все делись, почему оставили тебя одного… знаешь, сколько времени прошло? Минута! Ты выбежал на крыльцо через минуту после того, как я срезал коновязь. Мы с Сатин даже опомниться не успели, как пришлось тебя догонять — ты что-то кричал и подгонял свою лошадь, словно за тобой гнались все Непрощённые разом.

Рейн непроизвольно сжал меч. Непрощённые… семеро предателей, чуть не погубивших мир четыре тысячи лет назад. Враги всего живого. А что, если это им служит Бессмертный? Что, если они живы… нет, тут же решил он, такого просто не может быть. Непрощённые мертвы. Благие спасли всё человечество, пожертвовали собой — и победили…

Троица на скорую руку перекусила сухарями и солониной, запив этот нехитрый ужин парой глотков родниковой воды. Запасы подходили к концу, и Рейн надеялся, по пути в город они смогут купить провизию. Несмотря на головную боль, он хотел сегодня ночью посторожить их лагерь, но его опередила Сатин.

— Давай я посторожу. — сказала она. — Ты слишком устал. Иди поспи.

Рейн ничего не ответил, лишь молча кивнул, признавая правоту девушки. Стоять он, пожалуй, сможет, но случись что — и из него получится неважный часовой. Он улёгся на землю, завернувшись в свой плащ. Рядом лежал Мидир, правая рука отшельника покоилась на рукоятке топора. Какое-то время Рейн просто смотрел в чёрное небо и думал. Кто управляет Бессмертным? Найдут ли они в Авестинате укрытие и спасение? И может ли смута в его родной Уладе быть началом чего-то большего? Довольно скоро усталость взяла своё, он закрыл глаза, а когда проснулся, то солнце уже восходило над лесом, окрашивая верхушки сосен в рубин и золото.

Я не могу сказать ничего определённого насчёт Алого Копья. Кродерг Крималл часто упоминалось отдельно от своего создателя — что-то вроде восьмого Непрощённого, будто этот предмет обладал (обладает?) собственной волей. В легендах Алое Копье всегда превосходило остальные Великие Копья — может быть, потому, что оно изначально было чем-то другим? Чем-то новым?

Следующие двенадцать дней прошли без происшествий и почти во всём были похожи друг на друга. Каждое утро Рейн встречал с первыми лучами солнца, брал в руки свой деревянный “меч” и старался убедить себя, что на этот раз он точно одолеет Мидира. Отшельник сам сказал об этом, когда во время очередного боя разоружил юношу:

— Ты с самого начала настроен на поражение. — сказал Мидир после того, как разобрал все промахи своего ученика. — Так не годится. Запомни: ты должен быть уверен, что можешь меня победить. И не только меня, а любого, кто вздумает с тобой сразиться. Не подумай, я не призываю тебя быть безрассудным — подобная самонадеянность сгубила многих лихих воинов. Я говорю о вере в себя. Конечно, недостаточно просто сказать себе “сегодня я выиграю” — нужно ещё и упорно тренироваться. Но именно настрой на победу решает там, где во всём остальном противники равны.