Рядом с ней нависла его рука с трубкой и тлеющим в ней табаком. Похоже, Вестник что-то читал.

— А форточку врача открывать не учили? — прокашлялся от дыма и озвучил Тревис.

— Американец, — произнес читавший.

— Откуд…

— Практический чёткий английский, переполненный гласными. Попытки в юмор. Плохие.

— Эй! Как-то ты слишком хорошо взял меня и определил. Тебе что, лет двести?

— Мы же не представились, мой заболевший гость. Присаживайся.

Парень обошел клуб смога и сел на более незадымленной стороне. Не отрывая глаз от книги, блондин сказал:

— Стефан Осберт, приятно познакомиться.

— Руд… Роджер Тревис.

— Шифровался, да и к тому же, недавно.

— Слушай, раз ты можешь узнать обо мне любую информацию с двух слов, какой смысл вообще представляться.

— Я привык проявлять уважение и быть любезным. Даже с теми, кто этого не заслуживает.

— Англичанин, что ли?

— Я немец.

— Но мыслите, как англичанин, сэр.

— Либо родился в поколение бума, либо служил в армии.

— Да.

— Погиб на войне?

— Я начинаю понимать твою логику.

— Интересно… Как это произошло, не хотите рассказать?

— Всё ещё не вижу в этом большого смысла. Может, раз уж диалог начался, ты выполнишь своё предложение. Вопросов у меня уйма.

— Начинайте.

— А как ты… Вы умерли?

— Сгорел. На костре Папы.

— Инквизиция, значит? Там было очень плохо?

— Еретичество было игрой в горячую картошку. Горячо, правда, было даже победителям, если отплатиться было нечем.

— Так вас оклеветали?

— Нет. Я описал, что там было. Не буду лгать, я попал на костер, по мнению судебных господ, честно.

— Промышлял сатанизмом?

— Поверхностное суждение. Я высказывал критику в сторону церкви. Уж слишком там напирала беспрекословность их образа «Всевышнего». На меня навесили ярлык клеветника, а я просто хотел удостовериться в том, что такая сущность не может не запачкаться. И тогда мне удалось найти ответы, жаль поздно.

— Нашли?

— Много полунамёков, чьи корни подчистую выкорчевали деятели. Но вести при должном желании, даже тогда, могли разнестись быстро. Был, например, когда-то город-крепость, что отбить и пробить никто не мог. Пока не пришли те, кто готовы были залить его стены своей кровью. Город был осажен, жители пойманы. Тогда, захватчики решили сыграть в последний раз с пленниками. На заснеженной площади положили отобранные в первой кутерьме иконы. Детей взяли, приставив меч к горлу. Суть была проста: если хоть один из жителей пройдет по этой тропе, то отпустят всех. Не знаю ценность этих икон, но вера, видимо, заполняет эту пустоту. В тот день перерезали сначала детей, а затем и всех остальных, но никто не прошелся по святыням.

— Ну, я не совсем уловил, что здесь не так.

— Все, кто там был, сейчас не внизу. Хотя принесли жертву. Кровавую. Они допустили убийство, что вешает на них вину.

— Но Седалис не осуждает.

— Вот именно. Раньше я думал немного иначе. Я считал его эгоистом, раз цену икон он ставил выше человека, а сейчас… Я решил бросить это дело. С размышлениями. Я начал действовать.

— И как же.

— Колоть его глаза и рубить его руки прямо здесь.

— Разве ангелов можно убить?

— Ещё как. Они не те, кто сюда попадает «официально», а бессмертие не расписка, чтобы его подделать.

— То есть, ангелы — практически простые люди?

— Практически. Да, они сильнее и быстрее, но даже у них есть особенные. Серафимы.

— У них крылья за спиной?

— И неплохое оружие против всех тех, кто не обожает Брина. Прикосновение к их крыльям или к ним самим вызывает дикую боль, от которой ты вряд ли будешь в сознании долго.

— И давно вы их «рубите»?

— С самого появления здесь в новом обличье. С 20 мая 1935 года.

— Я что, один, кто появился здесь сразу после смерти? — подумал Роджер и произнес:

— Вы и Вторую Мировую пережили тут?

Стефан надменно засмеялся:

— Участвовал. Пришлось участвовать.

— Так вы ещё и ветеран. Какой фронт?

— Западный.

— А по конкретнее.

— Группа армии «Юг» под командованием генерала-фельдмаршала Карла Рудольфа Герда фон Рундштедта.

Тревис сглотнул слюну.

— Ваше удивление должно говорить не только о моем необычном, по вашему мнению, месту службы, но и о незнании эзоистории.

— Незнании чего?

— Раздел эзотерических наук. Занимается созданием полноценного исторического слепка на основе археологических и документальных фактов в совокупности с религиозными письменами.

— Мне тогда интересно послушать, что происходило на Второй Мировой со стороны эк… Эк…

— Эзотерики?

— Да.

— Всё тоже, что и в обычной истории.

— Вот чёрт.

— И не чертами едиными. Политические причины были не единственным катализатором к военным баталиям. Гитлер промышлял оккультизмом, вы же это знали?

— Где-то слышал.

— Он был не первым, кто решился на просьбу о помощи среди высших сил. Это, к тому же, стало причиной всяческих появлений нелегальных гостей.

— Значит, на помощь Германии встал Ад.

— Будьте корректны. На помощь фашистам встал Ад.

— А вы…

— Я не считаю Адольфа правым. Я не считаю Гиммлера правым. И не считал. Ни одного из их фанатичного ложе. Тогда, я не видел иного выбора. Да и за меня его сделали. Я встал на защиту родины.

— И как же вы там служили?

— Уничтожал неугодных. Без разницы, кто это был. Я преследовал свои цели.

— А что ангелы?

— Встали на поддержку победителей, конечно же. Нельзя точно сказать, помогли они или уже встали тогда, когда наступил черед давать отпор.

Восторг от такой силы характера переполнял Роджера. Перед его глазами сидел молодой на вид человек, младше его точно, но вот ровесником Тревис его не назвал бы. Никому бы не рассказал обратного, но и не назвал бы.

— Знаете, у человека за всю жизнь может набраться столько опыта, что им только делиться и делиться. Вестник, как вы, должен был иметь за своими плечами хотя бы одну историю. Как солдату, мне очень интересно знать о былых днях родственной, в каком-то смысле, души.

— В таких догадках правоты вам не занимать. Рассказать?

— Прошу.

Город был покрыт дымами недавней бомбежки. Даже после долгого осмотра не удастся сказать, что это было за место. Казалось, что оно вымерло. Но так только казалось. Как ни в чем не бывало на улицы вышли люди, оглядываясь и боясь сделать лишний шаг. В тот год стояла суровая зима, снег от которой, единственный, скрывал ужасные последствия кровавой бойни, что историками назовётся войной. Многие неслись на недавнее место сотен взрывов только ради одного. Ради бесценной воды.

В этот момент над городом вновь навис шум. Но не самолеты направили носы в эти края. Танки и техника, повсюду отмеченная одним и тем же черным символом, направилась сюда.

Это подняло ужас у простых жителей, но никто не убегал: все знали, что бывает с теми, кто пытается бежать. Когда машины вошли на улицы и их движки заглохли, армия подступила за ними. Не люди, а звери в касках. Одни допрашивали, другие обыскивали допрошенных, точнее то, что от них оставалось. Только командиры смотрели за всем этим.

— Мы почти не сбились с курса, — произнес гауптман, сидящий на одной из машин:

— Противник даже не пытается нас прижать. Вот что значит, непобедимое войско.

— Кто бы сомневался, — ответил ещё один военный, вылезший из транспортера:

— Никто не полезет на тварь, которая даже не видит, что пожинает.

— Я не совсем понял теуфел-оберст Осбер, неужели вы считаете наших непревзойденных воинов тварями?

— Называйте себя как хотите, гауптман, но если вы взгляните туда, вы поймете о чем я.

Военный указал рукой на отвратительную картину: солдат пытался выбить силой информацию у простой женщины. На любые ответы, которые его не устраивали он отвечал ударами. Внезапно, маленькая девочка толкнула нападавшего и прислонилась к женщине, которая возможно была её матерью.