Раскрасневшийся, заметно опьяневший капитан королевской гвардии о чём-то горячо спорил с королем Куориана. Его руки то и дело возмущенно взмывали в воздух, пытаясь что-то доказать абсолютно безразличному к нему Дамиану; тот будто не слушал, хоть и стоял совсем рядом. Незамедлительно двинувшись в их сторону, чтобы уберечь друга от непоправимой ошибки, я весь обратился в слух.

— Ну что, ты доволен собой, ублюдок?

На мгновение я перестал дышать.

— Думаешь, тебе всё можно?

Я почувствовал, как струйка ледяного пота скатывается по моему лбу. Король по-прежнему не слушал его, обратив взгляд куда-то вдаль, за его спину; я не знал, что поразило меня больше — его хладнокровие или безрассудность Кидо. Ускорив шаг до предела, я почти бежал, спеша усмирить бунт капитана, но, ошеломленный, остановился, не дойдя двух шагов. Король отошёл, и за его спиной я увидел Лэндона, крепко вцепившегося в предплечье Кидо.

— Если ты не заткнешься прямо сейчас, — шипел он сквозь плотно сжатые зубы. — Я утащу тебя отсюда силой.

— Давай, — с вызовом кивнул капитан. — Дорога до моих покоев тебе хороша знакома.

Заметив движение плеча советника, сообщающее о скором ударе, я тут же изменил походку на вялую и качающуюся.

— Капитан Фалхолт! — окликнул я невнятно, широко раскидывая руки.

Схватив с промелькнувшего сбоку подноса кубок, я приветственно поднял его, предлагая разделить со мной тост. Советник бросил на меня недоверчивый взгляд, но расслабил руку, и, как только Кидо отвлекся на меня, тут же исчез в толпе. Хмурый, будто осеннее небо, капитан нехотя вылил в рот остатки вина.

— Ты и вправду бесстрашный.

— Я безмозглый, — проворчал он в ответ. — Угораздило же… Ну почему именно он?

На мгновение обернувшись к основной массе гостей, я тут же поймал взгляд серо-зеленых глаз.

— Если бы кому-то был известен принцип, — вздохнул я. — Мы бы жили в совсем ином мире.

Торжество многие покинули глубокой ночью; утром я даже слышал, что кто-то заснул, спрятанный под тканью штор. Хмельной дух не покидал коридоров замка до тех пор, пока гости не начали разъезжаться, однако делали они это не спеша, будто по втайне составленному графику — не больше двух человек за раз. Даже кузины принцесс покинули Грею в сопровождении слуг, а не матери, оставшейся поддержать сестру. За считанные минуты до отъезда я встретил Элоди в укромном месте за лестницей на первом этаже; я замечал, что она прячется там, когда хочет побыть одна.

— Госпожа, — заглянул я к ней. — Ваш экипаж вот-вот покинет город.

Девочка бросилась прочь, будто не желала со мной говорить. На мгновение я предположил, что, быть может, напугал её, но все встало на свои места, когда на лестнице показалась рассерженная фигура её матери. Позже я нашел её уже на улице и, надев на очаровательные кудри ромашковый венок, пожелал доброго пути. Едва сдерживая слезы, юная госпожа не спускала глаз с беспощадно отдаляющегося замка, пока тот не скрылся из виду.

Собрания в королевской столовой стали столь же частыми, как и прежде, но количество регулярно присутствовавших на них гостей увеличилось как минимум втрое. Я не знал, сколько дней, недель или месяцев знатным гостям позволено оставаться в замке после торжества, и до определенного момента не обсуждал эти сомнения даже с Кидо; в конце концов, я был точно таким же гостем. Шум за столом не стихал ни на мгновение и с каждым днем становился все более невыносимым; голоса сплетались в ужасающую какофонию, не позволяя вычленить из потока речи ни единого слова. Менялось место за столом, вместе с ним — парад лиц напротив, и попытки их запомнить казались бесполезными. От места зависело лишь то, как сложно было наблюдать за теми, чье присутствие и поведение в самом деле меня волновали.

Некоторые из гостей были особенно болтливы. Меня расспрашивали о том, о чём при продумывании моей фальшивой жизни не помыслил бы даже Киан — например, о том, бывали ли у моей матушки неудачные беременности, или о том, не случалось ли у отца расстройство желудка при виде первой в жизни крови. Я настолько привык врать, что даже не выражал удивления или возмущения, а когда кто-либо указывал на неуместность вопросов, лишь безразлично отмахивался.

— Ваши глаза невероятно зелены, — отметил сладкоголосый юноша после пристального взгляда длиною в вечность. Он был далеким родственником принца и, подобно Ханту, ничуть не стеснялся влезать в разговор.

— Подобный цвет — не редкость для Сайлетиса, — прервал моё желание ответить Рагна.

— Вы тоже из северных краев?

Я заинтересованно повернулся к магистру; его взгляд встретил меня свежестью весеннего луга.

— Был когда-то, — улыбнулся он.

— Говорят, изумруды такого цвета есть лишь в одной короне, — не прекращая жевать, бросил герцог Фалкирк. — Очень редкие.

— И в какой же?

Стоило голосу Минервы прозвучать в зале, как все прочие тут же замолкли. Гостей будто окатило волной; до меня долетели лишь капли, и все же я почувствовал, как язык потяжелел и приклеился к небу. Герцог продолжал причмокивать, поглощая огромный кусок дичи.

— Они зовут её “нуду эрда”, — не заметив странностей, ответил он. — Или “эрла”, не помню. Вроде как ей когда-то владели эльфы в горах Армазеля.

— Nuru elda, — вновь вмешался магистр. — Эльфийская погибель.

Безупречное произношение Рагны ввело меня в замешательство, но всё же не так, как познания герцога о истории здешних земель. Я слышал о nuru elda лишь дважды, и ни разу — ничего дельного; разговоров об истории этой короны сторонились, будто соприкосновение с ней обязательно очернит душу говорящего. Я не влезал — мне не казалось это важным или интересным, — к тому же, ставить мудрость старших под сомнение едва ли виделось мне хорошей идеей.

— Изумруды цвета глаз сэра Териата, говорите? — задумчиво протянула Минерва. — Они были бы мне к лицу.

— Как и всё прочее, — вкрадчиво прошептал сидящий слева от неё Хант.

Ариадна раздраженно закатила глаза; прежде пытавшийся влезть к ней в доверие муж теперь открыто не сводил глаз с другой принцессы. Минерве это не льстило — так же, как и младшая сестра, она не удостоила его и взглядом в ответ на комплимент, но завороженного мужчину это не расстраивало; столь запретный плод сладок и издалека.

После приемов в столовой шум неизменно перетекал в переговорные; он был заметно слабее из-за уменьшенного числа голосов, но темы для разговоров там были острее, а споры жарче. Я не решался заглянуть за дверь, даже зная, что смогу изобразить праздный интерес или неловкость из-за перепутанной двери; лишь слушал, изредка проходя мимо тронного зала. Я заведомо знал, что первым тяжелые двери откроет Лэндон, и появится он разгневанным и раскрасневшимся; не смыслящие в военных делах представители знатных родов могли лишь трясти мешками с золотом, напоминая о необходимости отстаивать их интересы в предстоящей битве, однако одновременно угодить десяткам лордов едва ли казалось советнику возможным. Капитан королевской гвардии, как и его друг-странник в моем лице, не были желанными гостями на советах — в их распоряжении не было достаточных средств и влияния. Как и знания, к какой войне готовились все вокруг.

Я стал чаще появляться на глазах у магистра и изредка помогал ему на тренировочном поле, полном неумелых юнцов. Изображая из себя хоть и неопытного, но старательного бойца, я становился для мальчиков спарринг-партнером, коим седовласый колдун для них быть не хотел; хоть его тело и было молодо и прекрасно, он упорно списывал нежелание драться на возраст души. Кидо на поле не появлялся; Рагна одним своим видом выводил его из себя настолько, что, окажись они рядом с оружием в руках, беда в замок пришла бы мгновенно — и любой догадается, по кому из упрямцев несли бы траур.

Я продолжал делать вид, что нахожусь в прекрасном настроении и полностью поддерживаю неизвестные мне планы короны. Никому не принадлежащей короны. После свадебного торжества Ровена перестала покидать покои; горе по мужу — я надеялся, что именно оно, — вновь подкосило её, приковав к постели. Госпожа Беатрис взяла на себя полную ответственность за состояние королевы и покидала её, лишь чтобы наведаться к лекарю за новой порцией успокоительного эликсира. Говорят, по ночам королева истошно кричала, но Беатрис утверждала, что это — не более чем грязные сплетни, а Ровене нужно лишь отдохнуть — и она вскоре придет в себя.