Несмотря на мои ежедневные представления у костра, в дороге каждый считал своей обязанностью попросить меня продемонстрировать свои силы. Появлялось ощущение, что я участвую в походе в качестве шута, чтобы скрасить путникам время, но отдельная палатка в сердце лагеря постоянно напоминала о том, что миссия моя состояла в чем-то большем. Я пытался отказаться от неё или хотя бы подселить к себе ещё нескольких парней, что едва помещались в своих жилищах, но воспоминания о моей сожжённой кровати были ещё свежи, и в просьбе мне каждый раз отказывали.

В последнюю ночь пути я долго не мог уснуть, испытывая непреодолимый дискомфорт. Наконец, до меня дошло, что я, презренный сын полукровки, собирался что-то доказывать королю горных эльфов, которого прежде никогда не видел. Окутанный атмосферой недоверия и сомнения я, юнец, собирался убеждать в чём-то старейшего из ныне живущих эльфов, в чём-то, что, возможно, не стоило даже толики его внимания. Волнение тонкими шипами втыкалось в меня со всех сторон, будто я свалился в цветущий куст роз.

Ткань палатки задрожала, пуская волны, и тень маленькой руки опустилась на неё, вынуждая остановиться.

— Пссс! — тихое шипение тут же вытащило меня из мыслей. — Териат, ты здесь?

— Да.

Я подался вперёд, потянул за завязки, и полы ткани распахнулись, как шторы, освобождая дорогу лунному свету. Однако вместо него моё жилище осветил свет огромных зелёных глаз.

— Что ты здесь делаешь?

Недовольно пыхтя, Бэтиель протиснулась в образовавшуюся щель и проникла внутрь. На фоне её миниатюрного тела палатка смотрелась дворцом, высоким и просторным, потому она сидела, выпрямив спину, в обыденно комфортном положении. Мне же приходилось держать голову опущенной, отчего шея жутко ныла, но иначе я не смог бы смотреть ей в глаза, находясь напротив.

Румянец на щеках эльфийки заблистал, а сердце забилось чаще, — я слышал это то ли из-за звенящей тишины вокруг, то ли из-за обострившихся чувств, — и она перебирала пальцами кончики своих волос, не решаясь что-либо произнести.

— Как настроение?

Слова выпрыгнули из её уст слишком быстро и громко, и мы оба вздрогнули от неожиданности.

— Уже глубокая ночь, — ответил я, наклоняясь, чтобы в щель между кусками ткани разглядеть положение луны. — Что ты здесь делаешь?

— Волнуешься? — не обращая внимания, спросила она.

— А ты как думаешь?

— Думаю, очень. Встретиться с аирати — великая редкость и честь. Никогда не думала, что смогу побывать в Армазеле.

— Ты права. Но я был бы рад менее печальному поводу.

— Это всё люди, — пожала плечами эльфийка. — Ты не виноват.

— Люди не виноваты в той же степени, — возразил я. — Дело в конкретном человеке. У каждого народа бывают представители, о которых им хотелось бы забыть.

— У каждого, но люди грешат подобным с незавидной частотой.

— Тебе надо было родиться в другом месте, — пошутил я, и Бэтиель смутилась радикальности своих взглядов. — Любишь горы?

— Не знаю, — призналась она. — Видела лишь издалека.

— Была бы повыше, — подколол я, и эльфийка заметалась в поисках чего-то, что можно было бы кинуть, но палатка оказалась пуста. — Светлые волосы и голубые глаза тебе бы пошли.

— Я же нравилась тебе когда-то?

Я закашлялся, растерявшись от сменившегося курса разговора. Взгляд Бэтиель был опущен, но бегал из стороны в сторону, не находя, за что зацепиться. Я начинал переживать из-за того, что провел эти мгновения молча, ведь ответ был ей знаком, но требовал быть озвученным.

— Когда нам было по… десять, кажется? — задумался я. — Потом я встретил Эллуин и на какое-то время совсем о тебе позабыл.

— Да, это было очаровательно, — засмеялась Бэт. — То, как ты влюбился в моего далекого брата, посчитав его моей сестрой…

— Я исследовал мир. И себя.

— Однажды в детстве ты сказал, что не видел девочки красивее меня. Разве что Эллуин, — продолжила она, смело подняв взгляд. — Я жаловалась, что не хочу быть коротышкой, а ты говорил, что невысокие девушки больше нравятся парням.

— Индис подливал масла в огонь? — догадался я.

— Годами, пока, наконец, не забыл, — засмеялась эльфийка, заправляя прядь за ухо. — Но ты — никогда. Ты всегда был ко мне добр.

— А разве не должен был? — слегка нахмурился я. — Я добр ко всем.

— Да, но…

Бэтиель вновь опустила голову, и по её щекам покатились тяжелые, крупные слезы, заставляя нежную кожу краснеть. Я много раз видел, как она плачет; мы росли вместе, а дети часто бывают друг к другу жестоки. Однако прежде она всегда плакала от гнева, от досады, от боли, но не так, как сейчас — тихо, не вздрагивая, едва дыша, будто желая исчезнуть. Я взял её за руку, поёжившись от скрытой под повязкой боли, и наклонился, пытаясь заглянуть в её лицо.

— Бэт, всё в порядке? Послушай, ты же знаешь, — затекшая шея не позволила мне наклониться достаточно, чтобы увидеть её глаза, потому я двумя пальцами коснулся её подбородка, поднимая её лицо. — Если тебе нужна помощь, я…

Её солёные губы оказались на моих, не дав договорить. Я невольно ответил на поцелуй, сбитый с толку, но, когда напор усилился, взял её за плечи и мягко оттолкнул.

— Похоже, ты не можешь мне помочь, — обиженно пробормотала она.

— Я понимаю твою тоску, — строго отрезал я. — Но, если ты хотела обидеть Индиса этим поцелуем, поверь, это не подтолкнет его в твою сторону. Богиня, его же здесь даже нет!

— С чего ты взял, что я делаю это из-за него?

— Прости, Бэт, но об этом знают все, кроме, кажется, тебя самой.

Эльфийка быстро утерла слезы, и ее негодование стало столь ощутимым, что будто бы заполнило собой воздух моего жилища. Я понял, что обидел подругу, но ее методы казались мне возмутительными; едва ли ее выходка могла хоть как-то помочь Индису пробудить в себе ответные чувства.

— Прости, — хотел сказать я, но голос неожиданно пропал, и мне пришлось прокашляться, прежде чем повторить извинение. — Прости. Но ты правда считаешь, что…

— Что? Что он может полюбить такую, как я? — воскликнула она, и я тут же прижал палец ко рту, намекая быть тише. — Быть может, он, как и ты, больше предпочитает людей? Вы оба боретесь за сердце той девчонки из таверны? Я видела, как она приходила к нему по ночам.

Скопление силы в моей груди затрепетало, хоть и не вышло за пределы дозволенного, а тело прошибло холодным потом. Всё путешествие я умудрялся не думать о лисице, и теперь одно лишь упоминание о ней пробудило во мне небесный огонь. Я задумался, не говорил ли Бэтиель о статусе Ариадны, но то, что она назвала её «девчонкой из таверна», значительно облегчало ситуацию.

— Дело не в ней, — прошептал я, поправляя волосы.

— Сначала мать, теперь ты. Дело всегда в них, — ответила она раздраженно, покидая палатку. — Дело всегда в людях.

Вершины гор Армазеля, казалось, едва не царапали небесное полотно. При одном лишь взгляде на них солнце ослепляло, отражаясь в бесконечных снегах, но их величество так притягивало, что это казалось малой ценой.

Архитектура всегда была сильным местом горных эльфов. Их дома не гниют из-за плохой погоды и не горят от ударов молнии; с каждым годом горные породы становятся лишь толще и прочнее, потому местные умельцы творили волшебство, вырубая из скал мельчайшие, сложнейшие узоры, во всей красе демонстрируя изящество, что в них взрастил их народ. Чувство, будто вошел не в город, а в мастерскую лучшего в мире каменщика, не покидало ни на мгновение.

Подъем в гору никем не охранялся, хотя дорога и была чиста от снега и ото льда; нас совершенно точно ждали. Серпантин, петлявший так, что кружилась голова, открывал невероятные виды на земли Греи и верхушки деревьев Аррума. С высоты дом, казалось, был совсем близко, но ноющая от ожогов ладонь напоминала о семи ночах пути. Всё казалось неживым, будто находилось в зимней спячке, пока, почти у самой вершины, между деревьев и кустов не стали сновать огромные белые волки.