Я успел лишь мельком взглянуть на Бэтиель и испытанное ей облегчение; Финдир спас ее от мучительного танца вокруг темы, в которую она оказалась посвящена раньше, чем посредственный участник событий. Помахав рукой, она надела капюшон, скрывая пышную рыжую копну, и упорхнула, быстро замелькав между деревьями. Вновь чувство, будто все вокруг знают обо мне больше, чем я сам, бурлило внутри, грозя в любой момент перелиться за края.

Вероятно, оно так ясно отражалось на моем лице, что, обернувшись, я увидел изображавшего безоружную жертву учителя с поднятыми к небу руками.

— Драконий пепел, ты чего так пышешь? — воскликнул Финдир. — У тебя сейчас огонь из ноздрей повалит!

Непритворное изумление от моей реакции помогло слегка умерить пыл. Финдир несколько месяцев учил меня специальной технике дыхания; он утверждал, что отсутствие воздуха для меня равняется либо полному отсутствию магии, либо полному отсутствию контроля над ней, так что данному умению во время тренировок всегда было отведено особое место. Вот и сейчас оно оказалось исключительно полезным: десять секунд, и я полностью восстановил привычный ритм сердца и дыхания, расслабил мышцы и разум, и был готов внимать всему, что учитель собирался поведать.

— Девчонка уже проболталась, а? — терпеливо дождавшись момента, чтобы начать говорить, Финдир кивнул в сторону деревьев, за которыми недавно скрылась Бэтиель.

— Мне показалось, что это бессмыслица.

— Если бы, — учитель похлопал меня по плечу, тяжело выдохнув. — Азаани обратилась к аирати со своими опасениями, а он, заносчивый ублюдок, потребовал приехать и взять с собой свидетелей и доносчиков, иначе попросту не станет слушать. А ты — наш главный источник.

Я понимающе кивнул, наслышанный о скверном характере короля гор. Говорили, что из-за частого кровосмешения с людьми его презрению к нашему народу нет предела. Я уже предвкушал, как сотни эльфов будут пренебрежительно оглядывать меня, связавшегося с людьми глупца, с тех самых пор, как я ступлю на их земли, и вплоть до момента, когда их покину.

— Есть то, о чем не стоит ему говорить?

— Не упоминай принцессу, — посоветовал Финдир. — Королевская семья вызывает у Рингелана… ты, кстати, знал, что его так зовут?… ещё большую ненависть, чем люди в целом. Сосредоточие человеческого коварства и невежества, как он считает, логично заключена в правителях. Поверить в их дурные замыслы ему будет просто, но в том, что кто-то из них же нас и предупредил, убедить его будет практически невозможно.

— Что-то еще?

— Вряд ли бы ты стал справляться о здоровье его детей, но… в общем, ни слова о жене и детях. Говорят, когда она забеременела, он… выгнал ее. Или она сама ушла… Давняя история, но разговор склеить не поможет. Понял?

— Понял, — протянул я, прищурившись. — Когда выезжаем?

— Завтра на рассвете.

Я кивнул, и Финдир по-дружески приобнял меня, направляя на север, в сторону тренировочной площадки. Мой выдох был настолько тяжелым, что чуть не стряхнул снег с ближайшего куста, и настолько разочарованный, что учитель чуть не поверил в него. Уже смеркалось, и Финдир решил несколько отойти от привычной программы упражнений. В тот вечер он, удивительно быстро по сравнению с предыдущими трюками, научил меня произвольно вызывать небольшие молнии, выходящие с поверхности ладоней. Иногда они были одиночными и крошечными, будто колыхающиеся от ветра колоски, а иногда их набиралось столько, что они соединялись в небольшой шар, кишащий светящимися змейками. Финдир заверил, что вскоре я смогу держать их дольше, чем несколько мгновений, что и так давались с большим трудом, а затем научусь постепенно отделять их от своего тела, без необходимости постоянной подпитки. Это казалось чем-то, что я никогда не осилю. Однако мысль о том, что ещё летом я не представлял, что обладаю какими-либо способностями, придавала веры в то, что моё тело способно на большее, нежели я от него ожидал.

Утро в лесу выдалось непривычно беспокойным. Подобного крупного похода, к тому же с участием азаани и половиной её совета, Аррум не видел давно. Повсюду сновали эльфийки с подготовленной провизией и вещами; матери, дочери и жёны провожали мужчин так, будто не увидят их до самой весны, а оружейники грузили в повозки столько стрел, сколько едва ли понадобилось бы для полномасштабной войны. Подобные приготовления привели меня в замешательство, но я промолчал, понадеявшись, что всё это лишь для устрашения и защиты от разбойников на трактах.

Индис остался в Арруме в качестве одного из главных доверенных лиц Маэрэльд, хоть по нему и было видно, как отчаянно он желал выбраться из леса навстречу приключениям. В этом мы были похожи: однообразность жизни угнетала нас, вытягивая весь свет и силы, что заложила в нас Богиня. Однако по ночам, когда от переизбытка эмоций мне не удавалось уснуть, я втайне сожалел, что именно мне довелось встретить лисицу и пробудить в себе магию. Уверен, открытому и полному сил Индису выпавшие испытания показались бы лишь очередной авантюрой, о которой он позже сам бы сложил легенды, заметно всё приукрасив. Мне не хватало той безусловной веры, коей светился мой друг, и решимости, порой доходящей до безрассудства, но я не смел произносить это вслух, чтобы не омрачить решение богов своим недоверием.

Всего в Армазель отправилось около трёх сотен эльфов разных чинов и рангов, и каждый чётко знал свои обязанности. Путь до гор занимал около семи дней. Из-за многочисленности нашей делегации мы вынуждены были останавливаться на привал за час или два до темноты, чтобы успеть разбить необходимое количество палаток и насобирать хвороста для костров. Несмотря на сопровождающего нас огненного тиара, поджигание всех костров лежало на мне, — Финдир настоял на этой практике в силу отсутствия надлежащих тренировок, — но, так как отделять молнии от себя я еще не умел, приходилось подносить руку непосредственно к поленьям, и потому ее приходилось постоянно перематывать, скрывая ожоги. Зимние морозы служили обезболивающим, а учитель в ответ на стоны боли утверждал, что страдания дисциплинируют, и их необходимо принимать с таким же почтением, что и все испытания, ниспосланные нам Богиней.

В походах царила особенная атмосфера. Однообразные пейзажи скрашивали лишь довольные лица всадников, истосковавшихся по седлу и дорогам, и огненно-рыжие волосы, мелькавшие со всех сторон. Студеный ветер развивал бледно-розовые куски ткани, коими была обшита накидка королевы, и создавал впечатление миража в лучах изредка выглядывавшего солнца. Эльфы в телегах распевали старинные песни, которые я, в силу своего возраста, никогда прежде не слышал; их красота и сложность мотивов поражали воображение. Темы, что воспевали мои попутчики, были разнообразны: страшные битвы, стихийные бедствия, предательства, но также и первые влюбленности, богатые пиры и великие эльфы прошлого. Особенно мне запомнилась песня о расколе нашего народа; интересно, что Армазель в ней представляют мужчиной, а Аррум — женщиной, хотя Маэрэльд лишь вторая женщина, занимающая священный пост азаани. Мне казалось, что раскол произошёл настолько давно, что я даже не задавался вопросом, когда именно.

Упало между ними яблоко раздора,

Стало не хватать общего простора,

Не поняли друг друга сестра и брат,

Столько лет и не поймёшь, кто виноват.

Больно смотреть, как ссорятся родные,

В детстве были дружные да озорные,

Новый друг пришёлся не по вкусу брату,

Не хотел делить сестру он с супостатом.

Но сестра была равна ему, не рабыня,

И действовала, как велела ей Богиня,

Была добра и принимала жизнь, как есть,

А новых друзей, людей, — за честь.

Разделяет их дома невидимая полоса,

Из общего у них теперь — лишь небеса,

Не поняли друг друга сестра и брат,

Так и не ясно, кто прав, кто виноват.