— Ты точно сможешь добраться сама? 

— Да, — взбодрившись, ответила она. — Там усилили стражу. 

Намек на нежелательность моего присутствия я понял и, задержав взгляд на лице девушки, занёс руку, чтобы ударить лошадь по крупу. 

— Не прощаемся, лисица. 

— Не прощаемся, Эзара, — ответила она. — Индис рассказал. Мне понравилось, так… звучно. Теперь мне есть, чем тебе ответить. 

Я улыбнулся и едва успел дотронуться до коня, как он молниеносно умчался прочь в сторону замка. Ветер гулял в моих волосах. Уши ныли от холода. Спустя какое-то время из глубины леса послышались шуршание шагов Индиса. Он подошёл ко мне со спины, но молчал, чтобы не спугнуть, и дожидался, пока я первым не начну разговор. 

— Ну, вперёд, — подбодрил я. — Вещай. 

— Она переживала о тебе, — слегка насмешливо заговорил эльф. — Просила рассказать, чем ты занят и куда исчез. Похоже, ты ей нравишься. 

— Не уверен, хорошо это или плохо. 

— Передавала письма несколько раз, — не обратив внимания на мои слова, продолжил он. — Но я так и не сумел их тебе отдать. Впрочем, какая разница? Ты ведь все равно, дурень, читать не умеешь. 

— А ты, я погляжу, в этом хорош? — повернулся я к другу. 

— Нет, но я и не пытаюсь сойти за прекрасного принца. 

Если бы эти слова произнес кто-то другой, я бы воспринял их как оскорбление. Однако все, к чему они привели, была лишь наигранная драка двух старых друзей, пытавшихся спрятать неловкость за глупыми шутками. 

Финдир заметил, как изменилось мое настроение, и это сделало его еще более требовательным наставником. Я не знал, что поддерживало в нем эту неуемную энергию — магия, излишнее воодушевление или сумасшествие, — но она лишала меня всяческой надежды на отдых. Он оставлял меня одного лишь поздней ночью, а затем, как только солнце показывалось из-за горизонта, уже стоял возле моей постели, бодрый и готовый к новым свершениям. Впрочем, его настойчивость принесла свои плоды: кое-какие цели всё же были достигнуты. 

Прошло где-то полтора месяца с начала тренировок, когда я наконец смог нащупать источник силы. Раньше она хаотично разбегалась по телу, неуправляемо вырываясь наружу при появлении любого раздражителя, но я сумел найти место, где она спит, когда её никто не тревожит, и невидимыми кандалами приковать там до востребования. Я чувствовал её негодование и слышал звон цепей, но ей не оставалось ничего, кроме как смиренно повиноваться. В состоянии покоя она всегда сосредотачивалась в верхней части грудной клетки, между ключиц, прямо под крупной родинкой, что была со мной с самого рождения.

Облегчение, что я испытал, поймав эту птицу в клетку, было сложно описать словами. Всё это время я был измотан и безнадежен, считал, что никогда не сумею обуздать небесный огонь, и потому каждый день казался мне вечностью, бесконечной тьмой, вцепившейся в меня когтями и утягивающей в бездну страхов и неизвестности. 

— Ты — молодчина, Эзара, — одарил меня похвалой Финдир. — Мне на это понадобились годы. 

— У меня хороший учитель, — пожал плечами я, и эльф отмахнулся от лести, как от летящей в него стрелы. 

Мы переместили фокус внимания с удерживания и поиска силы на ее выплеск; стали выяснять, на какие внешние раздражители она реагировала ярче всего. Финдир рассказывал, что при обучении тиаров упор обычно делался на гневе и страхе; моя магия вряд ли окажется исключением из правил. Проблема состояла лишь в том, чтобы вызвать нужные эмоции: у нас едва ли получалось разозлить меня в нужной мере, не говоря уже о том, чтобы действительно напугать. Воспоминания помогали воссоздать ощущения лишь частично. 

Я грезил о сне, но даже несколько часов в ночной тишине не всегда способствовали исполнению этой мечты. Я понимал, что телу и разуму отдых был необходим, но постоянно тревожился мыслями о лисице. Меня беспокоило буквально всё: как она перенесёт путешествие, не случится ли с ней морская болезнь, как с ней будут обращаться при дворе Куориана, не захочет ли она остаться в теплых краях. Что подумает и почувствует, прочитав моё письмо. Прочитает ли его. 

Что может позволить себе принц, находясь в официальном статусе её жениха. 

Я не имел понятия, как устроены помолвки, особенно у людей столь высокого статуса. Существовали ли строгие рамки, в которые должна быть сыграна свадьба? Условия, что вступающие в брак должны были выполнить? Обязаны ли они испытывать друг к другу теплые чувства? Необходимость расспросить кого-либо об этом становилась все острее, иначе росла вероятность, что я направлю молнию себе в голову, не дожидаясь момента, когда она сама разорвётся от наполняющих её мыслей. 

Азаани наконец занялась вопросом исходящей от людей опасности. Её совет собирался так часто, как не делал этого уже несколько сотен лет, планируя ответные действия на каждый из вариантов развития событий. Собрания были серьезны и длительны, и лишь Финдиру, по понятным причинам, разрешалось их пропускать. Это означало, что совет рассматривал моё обучение как нечто более важное, чем планирование военных действий. Меня считали оружием. Нестабильным, неумелым, непонятным, и всё же сильным и страшным оружием. Война определенно смогла бы вызвать во мне и страх, и гнев, и множество других сильных чувств, но это означало не только то, что они помогут вызвать магию, но также и то, что ей едва ли можно будет управлять.

— Как ты считаешь, откуда она взялась? — однажды спросил я у учителя. Спустя какое-то время мы перешли на «ты», так как Финдир заявил, что моё вежливое обращение заставляло его чувствовать себя старцем. К тому же, мы действительно стали близки, чего сложно избежать, когда проводишь с кем-либо столько времени. — Больше ста лет, и ни капли необычного во мне прежде не проявлялось.

— Магия всегда была внутри тебя.

— Но почему она проснулась именно сейчас?

— Что-то ее подтолкнуло. — Громко выдохнув, он присел у костра, что мы разводили по вечерам. Я понял, что разговор будет длинным. — Магия есть в каждом из нас, таков уж наш народ. Однако годы шли, популяция росла, и она стала потихоньку гаснуть в сердцах эльфов. Засыпать. Но никто и никогда не сможет забрать её у нас. Не пока сердца бьются у нас в груди.

— Но ведь люди тоже владеют магией.

— Это верно. В некоторых людях магия спит так же, как и в нас, дожидаясь нужного момента, но другие насильно наполняют ею свои души. Когда тебе доведется встретиться с чародеем, знай: если он молод, то тебе стоит его опасаться.

— Почему? — недоумевал я.

— Людская жизнь коротка. Так уж заведено, и бороться с этим — все равно, что бороться с волей Богини, потому ради молодости и красоты колдунам приходится делать страшные вещи. Ты знаешь, что магия деструктивна, — сказал Финдир, и я понимающе кивнул, в ужасе представляя, какие последствия может иметь небесный огонь, используемый в дурных целях. — И она всегда забирает свою цену. Как правило, она проявляется лишь в тех, кто может выдержать это испытание, ведь Мать Природа бережёт свои земли, и всё же бывали случаи, когда эльфы не справлялись с дарованными силами. Они становились похожими на зверей без тени разума, жаждущих лишь крови и исполнения низменных желаний. В последние столетия Богиня стала более избирательна.

— Ты когда-нибудь слышал, чтобы эльф стрелял молнией? — задал я вопрос, мучивший меня последние несколько месяцев. Не потому, что я лелеял мысль о своей исключительности, но потому, что боялся неизвестности, связанной с отрицательным ответом. Куда проще было вымышлять, что в этом не было ничего необычного.

— Слышал, — спокойно ответил учитель. — Пусть и не знал лично. Судя по всему, твоя сила работает точно так же, как моя или любая другая. Их природа одинакова, а это значит, что мы с ней справимся. Разве что молния куда быстрее, чем огонь, и долетает она, наверное, до более далеких целей, но с этим мы разберемся чуть позже.

— А какова… цена? Мы пользуемся магией постоянно, но я не чувствую, что во мне что-то изменилось.