Ариадна умело спустилась с коня и погладила его по морде. Животное подалось к ней, ласкаясь. Я слышал, что, когда знатных детей учат верховой езде, им дарят жеребят; они растут вместе, а потому понимают друг друга без слов. Вероятно, это был один из тех случаев. 

— Я не думала, что ты будешь здесь, — произнесла Ариадна, смущенно опуская глаза. — Думала, передам письмо через Индиса, как делала это прежде. 

— Письма? Какие письма? Он не…

Я замолк. С начала занятий магией мы с другом будто поменялись местами — я болтал, не давая ему вставить и слова. Он увлеченно слушал, а я ни разу не отплатил ему тем же. Даже если он и хотел передать мне ее послания, я попросту не давал ему такой возможности.

— И всё же я здесь. 

— Как и я, — кивнула Ариадна, снимая капюшон. — Но это ненадолго. 

Её взгляд был непривычно робок, особенно на фоне грозного коня и полной экипировки. Голос слегка дрожал, причиной чему вероятно был холод, однако двигалась она уверенно, даже выверенно. Спавший капюшон обнажил необычную прическу из нескольких кос и длинную шею. Я подался вперед, чтобы прикрыть оголенный участок кожи, но в двух шагах остановился, испугавшись, что мое прикосновение вновь оставит на ней след. 

Неловкость, которой я так боялся, отсутствовала. Зато ясно ощущалась тяжесть несказанных слов; они будто летали вокруг, но так и не добирались до губ, чтобы быть озвученными — так сильно мы не хотели их произносить. Приглядевшись, я увидел, что ожог на губах лисицы зажил точно так же, как на моих, оставив после себя лишь тонкую полоску бледно-розовой кожи. 

— Я так и не извинился, как следует, — наконец произнес я, нарушив тишину. — За то, что сделал тебе больно, и за то, что поцеловал. 

— Я рада, что тот вечер ознаменовался поцелуем с тобой. В любом случае, кто угодно был бы лучшим вариантом, чем мой будущий муж. 

Сердце кольнуло дважды — «кто угодно» и «будущий муж», — но я выдавил улыбку. Я обещал себе ни на что не рассчитывать. 

— И каково это, быть обрученной? 

— Обреченной, ты хотел сказать, — поправила Ариадна. — Так, будто на меня надели кандалы, а в рот засунули кляп. От учтивой улыбки сводит скулы, от того, как хочется врезать Ханту — кулаки. 

Мы оба усмехнулись, неуверенные, насколько смех уместен в сложившейся ситуации. Ариадна медленно сняла перчатки из коричневой кожи и протянула мне руки. Я, осторожно проверяя состояние магии, что текла по моим венам, накрыл её ладони своими. 

— Я не держу на тебя зла, — прошептала она, мягко улыбаясь. — Уверена, ты бы не сделал этого нарочно. 

— Никогда. 

Наши взгляды встретились, и я с трудом поборол желание отвести свой. Рот принцессы был приоткрыт, и воздух из него выходил в виде маленьких облачков пара, который оседал на густых ресницах, окутывая их множеством мельчайших льдинок. Пульс набирал обороты, как при быстром беге, и дышать становилось труднее. Тяжелый воздух обжигал лёгкие. 

— Я уезжаю в Куориан. 

Сердце на мгновение перестало биться. 

— Отец отправляет меня туда познакомиться с семьей принца, — стала объясняться она, вероятно побоявшись, что я подумаю, будто она делает это по своей воле. — Нужно сделать это, пока вода не замерзла, поэтому выезжаем уже утром. Вернемся, как только она растает. 

Я запустил руку в карман брюк, быстро убрав её с ладони принцессы, и она вздрогнула, испугавшись моей резкости. Искать пришлось долго. Я мысленно отчитывал себя, что не расставался с запиской несколько недель, и все же забыл ее в единственный важный из дней. Однако, нащупав ее в кармане рубашки, я облегченно выдохнул. 

— Пожалуйста, возьми это, — произнёс я, протягивая Ариадне небольшой конверт. — Я кое-чему научился, хоть наши уроки и прекратились. 

На самом деле, Финдир учил меня не только магии и самоконтролю. Он был грамотным дипломатом — когда-то он обучал и моего отца, — а потому хорошо владел и людской письменностью. Под предлогом «общего развития» — а на деле потому, что это было моим условием, — мы изучали и её. Так же усердно, как налегали на всё, за что брались. 

Улыбка принцессы стала шире, а руки потянулись развязывать слабый узелок, сдерживавший свернутый кусок бумаги от раскрытия. Я вновь накрыл её руки своими, останавливая. 

— Возьми это с собой. Не знаю, нужны ли тебе слова, что я написал. Возможно, стоило оставить их при себе, — объяснил я, и Ариадна замерла, заинтересованно разглядывая моё лицо. — Решать тебе: читать или не читать, ответить или промолчать. Я свой выбор сделал. И приму твой, каким бы он ни был. 

— Полагаю, выбор сделан. 

Лисица не уточнила, в какую сторону склонена чаша её весов, и я понимающе кивнул. Мы стояли молча, пребывая в смешанных чувствах от безмолвного признания, сделанного так скоро и так аккуратно, что от него при необходимости можно было легко отказаться. Руки раскраснелись от мороза. Кожа, казалось, вот-вот растрескается, но я едва ли ощущал дискомфорт. Протянув пальцы к лицу Ариадны, я дотронулся до шрама над её правой бровью, заодно убирая выбившуюся из косы прядь. 

— Откуда он? 

Девушка улыбнулась, словно дождалась вопроса, на который ей невероятно хотелось ответить. 

— Когда мне было 16, я увязалась за отцом в один поход. Если быть точнее, на рыцарский турнир, где он должен был стать одним из приглашенных судей, — принялась рассказывать она. — Он не хотел брать меня с собой, так что я переоделась мужчиной, назвалась Иденом и каждый раз представлялась оруженосцем разных несуществующих рыцарей, коих там было бесчисленное множество. Это было захватывающе! Тебе бы понравилось. 

— Не сомневаюсь. 

— Один из рыцарей накануне перед боем страшно напился и не смог участвовать, а я тем же вечером в таверне имела неосторожность наугад выбрать имя рыцаря-сюзерена и попасть именно в его. 

— Ты участвовала в турнире?!

Я представил принцессу, под довольные крики толпы скачущую прямо на копьё противника, и все внутри меня похолодело. 

— Не просто участвовала. Я его выиграла. 

От неожиданности я засмеялся так громко, что оглушил даже самого себя. Лисица обиженно толкнула меня, и я упал прямо в сугроб, находящийся за моей спиной. Я даже не попытался подняться; спустя секунду серый плащ принцессы опустился на снег в сантиметрах от меня. Конь, поражённый несерьезностью высокородной хозяйки, недовольно фыркнул и отвернулся. 

— Не стоит меня недооценивать, — шутливо укорила девушка. — Вот видишь, стоило тебе на миг потерять концентрацию, как я одним движением повалила тебя на землю. 

— Того рыцаря ты тоже застала врасплох невероятной историей? 

— Почти, — согласилась она. — Где-то на середине пути я сняла шлем. Зрители тут же затихли. Отца, кажется, чуть не хватил удар, а соперник опустил копье. Только мое копье не дрогнуло, и вот — одна шальная щепка. 

— Вообще-то шлемы носят как раз для того, чтобы такого не случалось, — заметил я, и голос мой дрогнул. Я почувствовал, как пальцы Ариадны медленно пробираются к моим. 

Она взяла меня за руку. 

— Я буду молиться Богине, чтобы весна наступила скорее, — прошептала она отстраненно, устремив взгляд в беззвездное небо. 

В ответ я лишь сжал её руку, неспособный что-либо произнести; в горле комом встали причины не сближаться с принцессой, но я гулко сглотнул, не позволяя им прозвучать. Всё, что в тот момент имело значение — тепло её руки и звонкая, но почему-то комфортная тишина. 

Под теплом наших тел снег таял и впитывался в плащи. Какое-то время можно было не обращать на это внимание, но, когда я почувствовал дрожь, сотрясающую тело лисицы, я спешно встал, вытягивая её за собой. Она растерянно оглянулась; за время молчания она, казалось, провалилась в дрему, и её веки отказывались полностью открывать уставшие глаза. Я понял, что нас окутала глубокая ночь, и, так как утром принцессе предстоит начало тяжелого путешествия, не посмел более её задерживать. 

Я подвёл её к скучающе, но терпеливо ожидавшему коню и помог забраться в седло.