Минерва взяла на себя все обязанности королевы, и никто в Грее будто бы не мог и мечтать об ином исходе. В последние дни она стала чуть серьезнее: казалось, к ней пришло осознание, что власть бывает тяжелой ношей. Иногда она поручала Лэндону принимать решения за неё и скрывалась в пыльной темноте библиотеки, не выходя оттуда до глубокой ночи.

В один из вечеров я посмел к ней присоединиться.

Больше таких смельчаков не находилось, потому наследница королевства, ничуть не скрываясь, пользовалась своей магией. Свечи парили в воздухе над левым плечом девушки, создавая идеальный для чтения свет, а страницы перелистывались дуновением взявшегося из ниоткуда ветра. Услышав мои шаги, принцесса вздрогнула, а вместе с ней — и все заколдованные ею предметы; капля воска упала прямо на открытую страницу книги.

Вопрос о природе магии Минервы тяготил меня каждое мгновение пребывания в замке. В роду династии Уондермир обладать подобными способностями могла лишь Таэнья, однако об этом не было никаких свидетельств; к тому же, было бы странно, если бы они проявились лишь в дитя Эвеарда спустя столько лет. Вполне вероятно, её мать не была служанкой или простолюдинкой, коей её часто клеймят в слухах о блудливом короле. Быть может, затем принцесса и привезла Рагну из столь далеких земель — чтобы позволить встать подле неё взамен на раскрытие этой тайны.

— Вы позволите, Ваше Высочество?

Встав напротив, я заглянул ей в глаза; отныне я намеревался всегда смотреть лишь в них. Соседнее кресло пустовало, и принцесса гостеприимно указала на него рукой.

— Не хотите сначала выбрать книгу?

— Я надеялся, вы расскажете, о чём говорится в вашей.

Минерва удивленно вскинула брови, но затем улыбнулась и одобрительно покачала головой; несмотря на любовь к превосходству над поддаными, ей нравилось общаться с кем-то на равных — когда смысл заключался в соревновании умов, а не в битве за ее внимание.

— И вам действительно будет интересно?

— Смотря какой из вас рассказчик.

Принцесса звонко рассмеялась, и звук этот еще долго отскакивал от многочисленных кожаных корешков. Тьма в помещении сгущалась, а пламя парящих в воздухе свечей дарило чувство, будто бы мы ютились на крошечном островке суши в бескрайнем ночном океане.

Я с удивлением отметил, как присущая Минерве самоуверенность мгновенно впиталась в каждую клеточку моего тела; плечи сами по себе расправились, а губы растянулись в язвительной ухмылке. Я полагал, что она не всегда в достаточной мере контролировала свою магию — я мог ее в этом понять, — и потому не всегда знала, что именно вселяла в чужие сердца.

— Что ж, — откинулась девушка на спинку кресла. — В ваших краях водятся эльфы?

Глубоко внутри я обиженно поморщился. Водятся. Будто диковинные животные.

— Наши горы и воды слишком холодны, а леса, хоть и красивы, неприветливы.

— И вы никогда не встречали их в странствиях?

— Встречал, — не согласился я. — Но беловолосый эльф нашей встрече оказался не рад.

— Жители гор никому не бывают рады, — пожала плечами принцесса. — В книге говорится, что они много веков воспитывали в себе ненависть к людям.

— Но ведь горы совсем рядом.

Я хотел указать на них рукой, но за пределами светового круга оказался встречен лишь плотоядной тьмой.

— Люди некрасиво обошлись с ними, — произнесла Минерва, и голос её был пропитан недоверием и пренебрежением. — А гордая высшая раса не смогла им этого простить.

— Достаточно знать людей хоть секунду, чтобы понять, что они способны сотворить что-то настолько ужасное.

— И эльфов, чтобы знать, что они достаточно заносчивы для подобной реакции.

Мне показалось, будто кончики моих ушей заныли, отрастая; зная, что это не более, чем задетое самолюбие, я всё равно ненавязчиво поправил волосы, опуская их на лицо.

— Так о чём же вы читаете?

Девушка показательно пролистала книгу — в этот раз собственными пальцами, — и разочарованно вздохнула.

— Небылицы об Армазеле, — протянула она. — Автор книги считает, что в пещерах этих гор спит древнейший из драконов, сном своим охраняя nuru elda, и потому их правитель так яростно защищает свои земли. Боится, что люди захотят завладеть волшебным зверем и короной, чтобы поработить их народ.

Я невольно рассмеялся, но, заметив осуждающий взгляд со стороны собеседницы, плавно перевел смех в кашель. Впрочем, если выражаться грубо, слова автора не были далеки от правды.

— Разве на нашем континенте когда-то видели драконов?

— Никогда.

— Я читал, что они водятся в Заффари, — попытался вспомнить я. — Возможно, на Кристальных скалах. Но, уверен, ни один дракон не в силах перелететь Сапфировый океан.

— И много драконов вы встречали?

— Много, — выдал я, выдержав длительную паузу. — И даже летел на одном верхом.

— В мечтах?

— Я бы не посмел о таком мечтать, — наиграно возразил я. — Но никому не ведомо, откуда приходят сны.

Поджав губы, Минерва покачала головой. Усердно листая страницы, она вычитывала заголовки в поисках нужного, и я засмотрелся, как самозабвенно она искала тему для обсуждения; такой принцесса мне даже нравилась. Без налета величия, открытая, вдохновленная — девушка, которой я прежде не видел. Воображение мгновенно нарисовало картину, как две абсолютно непохожие друг на друга наследницы престола играют в саду, и даже воздух вокруг них наполняется счастьем. Ариадна говорила, что когда-то они были близки. Где же их пути разошлись?

Принцесса настолько увлеклась поисками, что ожидание стало тяготить меня, и я схватил со стола самую толстую из лежащих на нем книг. Все они были уже прочитаны Минервой — классификация девушки не обладала сложным устройством, — и лишь эта отличалась столь внушительным размером. Обложка темно-серого цвета с золотыми вкраплениями была потерта: не так, как бывают повреждены ненужные или забытые книги, но так, будто любящие руки слишком часто стирали с неё пыль.

На пожелтевших страницах красовалась история династии Уондермир и всех прочих, когда-либо с ней пересекавшихся. Книгу сшили с надеждой на многие и многие поколения, потому большинство страниц пустовали, но первые были расписаны старательно и талантливо — прежде мне не доводилось видеть столь детальные портреты размером с закрытый розовый бутон. Больше всего меня предсказуемо поразило изображение Таэньи; поистине удивительный гибрид. Её красота была чем-то, что ощущалось даже сквозь простейшие черты лица и старинные выцветшие страницы, сквозь разделявшие нас года и миры; чем-то, что ощущаешь нутром, но не можешь поймать глазами.

Не слишком внимательно изучая ранних представителей династии, я спешил к последним из заполненных листов. Страницы об Эвеарде были раскрашены ярко, а лик его запечатлен в трех возрастах — в восемь, семнадцать и тридцать пять лет, — и последний смотрел на читателя пронзительно, заставляя поёжиться. От страниц о старшей дочери короля отделяла одна — пустая, с одним лишь словом. “Мать”.

— Неужели о вашей матери настолько ничего неизвестно? — возмутился я бесцеремонно, почему-то уверенный, что не заслужу этим гнева принцессы. — Это попросту невозможно.

— Люди говорят, отец отдал придворному колдуну приказ — стереть её из памяти всех, кто когда-либо её знал, — ничуть не удивившись, она ответила на вопрос буднично, будто была готова к нему в любой момент. — Но маг не мог лишить воспоминаний самого себя, и спустя месяц отец лишил его всех.

— Лишь за то, что в его памяти было её лицо?

— Не мог её с кем-либо делить.

Я неприятно поразился воспаленному чувству собственности бывшего короля. Разве ему не хотелось разделить скорбь по любимой с близкими ему людьми, разве не хотелось, чтобы она была жива хотя бы в памяти других? На его месте я бы поступил совсем иначе — ни за что не позволил бы кому-либо её забыть.

Я вновь спрятал взгляд в книге. Все прочие члены династии Уондермир были мне хорошо знакомы — так или иначе я слышал о них от отца, от других эльфов, от горожан Греи. Кого-то любили и почитали, кого-то упоминали вскользь или с сожалением, но их имена не раз касались моих ушей, а лик хоть однажды мелькал в памяти. Я с ужасом подумал, что отец наверняка встречался с несостоявшейся королевой; так искренне доверявший ему Эвеард вряд ли скрыл от него столь большую любовь, и оттого ревность, с которой он отбирал толики их счастья, виделась мне страшной.