— Прости, — вновь прошептал я.

— Я не держу на Вас зла, — ответила она.

Уверен, среди знати не принято водить дружбу с прислугой, но я не знал, как можно было жить иначе: эти прекрасные девушки проводили со мной столько времени, что стали мне родными. Им было плевать лгу я о своем происхождении или говорю правду: они видели меня, а не оболочку, что я так старательно демонстрирую. Эта дружба могла сыграть со мной злую шутку, но я точно знал: Фэй и Лэсси со мной так не поступят.

— Ещё кое-что, — воскликнула Лэсси, и, достав из ниоткуда длинную черную накидку, надела ее на мои плечи. — Так-то лучше.

Бальный зал преобразился до неузнаваемости. Количество свечей увеличилось до многих тысяч, создавая невероятную атмосферу интимного ритуала. Цветы, отобранные для украшения, были исключительно белыми или оранжевыми. Белый символизировал начало нового этапа, оранжевый — Куориан, серый камень стен — Грею. Найти кого-то среди гостей было невозможно из-за однородности цвета; когда будущие супруги поднимутся на пьедестал, все мы станем лишь тенью, что отбрасывает луна, глядя на них через искусный витраж под потолком.

Все прибывающие на бал выстраивались в шеренги, беря начало у входных дверей, а конец — у пьедестала, образуя, таким образом, коридор, по которому должны пройти виновники торжества. По нелепой случайности я оказался в той стороне, большую часть которой составляли воины с острова. Восприняв это как возможность, я напряг слух, стараясь выловить их слова из общего гула. Мне повезло: южане до ужаса болтливы.

— А король Дамиан уже прибыл? — спросил один из воинов.

— Не-а, — лениво ответил другой. — Будет ближе к свадьбе. Своих дел хватает.

— Скорее бы. Достала меня эта дыра.

— Это ты ещё в теплые месяцы приехал, — поддакивал он. — Я тут был зимой… Мерзость, да и только.

Стоило мне сосредоточиться на разговоре, как все тут же умолкли. Я инстинктивно повернул голову к входу.

Комнату будто залило светом; все до единого открыли рты. Минерва вышагивала медленно, высоко задрав подбородок и с ощущением полного превосходства над мелкими людишками, млеющими от одного её вида. Было очевидно, что слухи о том, что на её платье портному понадобилось полгода ручной работы, не оказались голословными; к тому же, черный невероятным образом контрастировал со светлыми волосами и сапфировыми глазами старшей принцессы. Платье было до безумия откровенным; так открывать тело позволяют себе лишь блудницы. Тонкие бретели оголяли хрупкие ключицы, по наклонной уводя взгляд к двум треугольным лоскутам ткани на бюсте; декольте кончалось лишь на уровне талии. Юбка была прямой и многослойной, но тонкость ткани позволяла без труда разглядеть каждый изгиб и движение принцессы. Наплевав на собственную инициативу отказа от кричащих украшений, Минерва являла собой телесное воплощением богатства. Её шею плотно облегало золотое колье толщиной в два пальца с прозрачными драгоценными камнями; от колье к плечам направлялись множество тонких золотых цепей. Там они соединялись с золотыми наплечниками, имитирующими драконью чешую; из-под наплечников струилась ткань, полностью прячущая руки. Талию принцессы обнимало некое подобие корсета — разумеется, тоже из золота, — в виде переплетенных между собой ветвей. Голову украшала тонкая тиара, от которой так же, как от колье, вниз по волосам утекали струйки золота тонкого плетения. Каждый провожал её взглядом, ведь взору тут же открывалась оголенная белоснежная спина. Проходя мимо меня, Минерва на секунду задержалась. Внимательно посмотрев в глаза, она слегка ухмыльнулась; почувствовала, что я не защищен.

Следом за принцессой в зал вошли Ровена и Эвеард; на фоне дочери их наряды смотрелись скучными и невзрачными, хоть они и без того обладали эффектной внешностью. На фоне черных одеяний благородная седина Эвеарда выделялась ещё сильнее, подчеркивая загорелое лицо, а точёные скулы и пухлые губы Ровены служанки удачно подчеркнули собранной прической. Королевская кровь поистине не доставалась кому попало; благородством сочилась каждая клеточка их тел.

Следующим вошёл принц Хант; в белых одеждах, не до конца скрытыми под плащом в традиционном цвете его страны. Наследнику Куориана рукоплескали, и тот отвечал публике взаимностью, по пути обмениваясь комплиментами со случайными гостями. Я так сильно ненавидел его, что был совершенно спокоен, ведь знал — именно это пугало его больше всего. Холодная ярость и безразличие, умение сдержаться и выждать момент, когда соперник будет уязвимее всего; ему подобный уровень самообладания недоступен. Принц знал, что мы соперничаем, и что соперничество закончится лишь тогда, когда сердце одного из нас замрет навеки, притом не зная, в чем истинная причина вражды. Этим знанием обладал лишь я, и в этом было ещё одно моё преимущество.

Толпа вновь умолкла.

Ариадна.

Плотная темно-серая накидка закрывала всё тело принцессы, и её платья не было видно. Амаунетский бархат переливался в теплом свете свечей, подсвечивая лик лисицы, сегодня смущенный и робкий. Ариадна не стеснялась пить в таверне и спать на постоялом дворе, украдкой сбегать из замка, сквернословить и грубить, но быть в центре внимания и удерживать груз ожиданий, возложенный на её плечи сотнями любопытных глаз, ей стоило немалых усилий. Лишь заметив меня, она едва заметно выдохнула, ощутив поддержку; я знал, что ей тяжело, и мы обязательно снимем эту ношу с её души. К сожалению, не сегодня.

Обрученные заняли место напротив королевы, что стояла на пьедестале, являя собой олицетворение Матери Природы. В её руках глиняный горшок с молодым деревцем, на поясе — кинжал. Взглянув на короля и получив его одобрение, Ровена прочистила горло.

— Благородный народ Греи, — начала она, и в полной тишине голос эхом разнёсся по огромному залу. — Сегодня мы узнаем, благословляет ли Богиня брак Ханта из династии Гаэлит и Ариадны из династии Уондермир. Прошу, подойдите ближе, дети мои.

Поднявшись по ступеням, они встали напротив королевы и вытянули левые руки, обратив ладони к потолку. Далее ритуал не сопровождался словесными пояснениями; тем интереснее было наблюдать. Я первые видел его вживую, и потому заранее отыскал в толпе место с наилучшим обзором.

Свободной рукой королева сняла с пояса кинжал и с легким нажатием провела им по ладоням наследников. Кровь закапала на каменный пол, в полной тишине отбивая гулкий ритм. Я не видел лиц, разгадывая эмоции лишь по звуку дыхания и ритму вздымающихся плеч: Хант был возбужден, Ариадна — холодна и безразлична.

Прислонив кровоточащие ладони друг к другу, обрученные пролили кровь на землю в глиняном горшке и принялись ждать. Считалось, что если деревце расцветало, то Богиня благосклонна к планам молодых, если нет — свадьбу надлежало отменить. Разумеется, если бы Мать в самом деле что-то решала, она бы ни за что не позволила этому случиться. Но, к моему сожалению, ритуал был лишь представлением. Забавной традицией. В темноте за пьедесталом, на котором происходило действо, скрывалась что-то тихо приговаривавшая Лианна. Друидская магия способна на многое; с несчастным деревцем она уж точно сумела бы справиться.

Листья спящего дитя природы распустились, и рядом с ними тотчас возникли розовые цветы. Это была вишня, которую так любила принцесса; теперь и она омрачена связью с принцем.

Толпа ликовала.

— Никто не знает, куда вас может завести судьба. Даже Богине это неподвластно. Потому, дети мои, я прошу вас обратиться в белый, — церемониально вещала Ровена. — В знак чистоты, с которой начнётся история вашего, несомненно, многообещающего союза.

Речь королевы была складна и торжественна, но взгляд её переполняло сочувствие к дочери. Она знала, каковы истинные чувства Ариадны. Знала, но, как и все прочие, ничего не могла с этим поделать. Её мнение ценилось при дворе, но я сомневался, что с ней советовались, принимая столь масштабные решения. Она не хотела того же для дочери, но здесь круг замыкался, и бессилие терзало материнское сердце.