Во время слов королевы принцу и принцессе уже обработали и перевязали руки, и теперь, не боясь запачкать плащи кровью, они развязали их и отбросили в сторону, поворачиваясь к толпе. Белый наряд Ханта был виден и до этого: прямые штаны, легкие ботинки, плотный кафтан с множеством накладных карманов. Но на Ханта никто не смотрел.
Платье Ариадны ослепляло своей белизной. Метров ткани, ушедших на этот наряд, с лихвой хватило бы на дюжину пышных свадебных платьев. Она будто закуталась в облако — мягкое, пушистое, но легкое и полупрозрачное. Длинные широкие рукава спереди оголяли её запястья, но сзади уходили к полу, сливаясь с юбкой. В противовес старшей сестре, Ариадна была одета закрыто — виднелись лишь кисти рук и шея, — но смоляные локоны и чувственные губы делали её образ куда более притягательным. Если бы Богиня имела своих посланников среди людей, уверен, они бы выглядели именно так.
Далее бал не представлял собой ничего особенного. Королевский друид и приглашенный мастер — люди звали его чародеем, но магией он не владел, — дополняли праздник различными деталями: плывущий по полу дым, взявшиеся из пустоты бабочки, огненное представление. Для самых юных гостей был приглашен жонглер, развлекавший их в стороне от танцевального зала. Музыка лилась, заполняя собой всё пространство, а голоса бардов вторили ей, рассказывая невероятной красоты истории. Атмосфера располагала, и я, боясь показаться неблагодарным гостем, вошел в танцующий водоворот. Привыкнув кружиться по залу, я приглашал на танец каждую, у кого мне доводилось остановиться перед началом новой мелодии. Когда я поднял глаза во время очередной остановки, перед ними сверкнуло золото.
— Ваше Высочество, — слегка присаживаясь, я склонил голову и вытянул вперед правую руку. — Изволите?
Дав молчаливое согласие, Минерва вложила свою ладонь в мою. Холодная, как лёд.
До конца вечера я не отпускал её руки. Мы танцевали песню за песней, не обращая внимания ни на кого вокруг, полностью поглощенные головокружительным ритмом. Будто плывя в воздухе, не касаясь ногами земли, я полностью растерял себя. Не мог оторвать взгляда от взмахов её черных ресниц, что заставляли сапфиры её глаз сверкать ещё выразительнее; утопал в пшеничном поле ее волос. Минерва часто прижималась ко мне ближе, чем то позволяли рамки приличия, и я сквозь кафтан чувствовал холод её оголенной кожи. Звон золотых цепей стоял в ушах, заглушая музыку. Её магия когтями вцепилась в мой разум.
Я пытался противиться, но был почти бессилен; умудрялся лишь не подпускать её к левому уху — месту, о котором мне рассказывала Маэрэльд, — и она замечала, что я намеренно отворачиваюсь, якобы отвлекшись на что-то. Магия в груди яростно металась по клетке из моих ребер, желая защитить меня, но я не мог позволить ей выбраться, и потому отчетливо ощущал всё, что Минерва заставляла меня чувствовать.
Я хотел сорвать с неё это проклятое звенящее платье. Желание пылало во мне, сжигая низ живота, а принцесса лишь хищно ухмылялась в ответ. Она пыталась сделать из меня животное, идущее на поводу у инстинктов, и ей бы удалось, если бы не многочисленные гости торжества, снующие где-то на фоне. Она закусывала губу, и я делал то же самое, сдерживая порывы.
Король взял слово, и музыка прекратилась. Минерва отпустила мою руку, и мы, как и все, остановились, обратив лица к правителю. Я не слышал ни слова из того, о чём он говорил; лишь жадно вдыхал запах принцессы, стоящей в сантиметрах от меня. Подняв затуманенный взгляд, я столкнулся с глазами Ариадны: разочарованными, пустыми. Разумеется, она нас видела. Будто получив пощёчину, я слегка пришёл в чувство и оглянулся в поисках ближайшей двери. Двигаясь медленно, маленькими шагами, к концу королевской речи я выскользнул из бального зала.
Коридор был мрачным и холодным на контрасте с украшенным залом, полным разгоряченных тел. Я не мог отдышаться, выгоняя запах Минервы из легких; в глазах темнело, и я прислонился к каменной стене всем телом. Я не знал, сколько времени провел, пытаясь вернуть разум в чистое состояние, но, открыв глаза, я увидел спадающие по волосам золотые цепи.
— Ты сбежал.
— Я не пёс на привязи, чтобы сбегать.
— Ты правда так считаешь?
Она приблизилась к моему уху — правому, на этот раз, — и обожгла кожу касанием губ.
— Взять, — властно скомандовала она.
И я не смог воспротивиться. Жадно впившись в её губы, я позволил рукам исследовать её тело. Как во снах, где я не знал, взаправду ли касаюсь её кожи; этот раз не казался более реальным. Желание накатывало волнами, и я чуть не рычал, когда успевал вдохнуть. Начав покрывать поцелуями шею, я обратил внимание, как дышит принцесса — тяжело, прерывисто; наплевав на вероятность быть увиденной, она наслаждалась одержанной победой. Я открыл глаза, до того блаженно прикрытые, чтобы взглянуть в её лицо; рука забрела в её волосы, требовательно намотав их на пальцы. В проёме за ее спиной мелькнули смоляные пряди.
Меня обдало холодом. Я замер, мгновенно забыв обо всех порывах. Да, Минерва имела власть над моим телом и разумом, могла заставлять делать всё, что вздумается, но этой власти никогда не сравниться с той, что имела надо мной Ариадна — над моей душой.
— Зачем вы делаете это, Ваше Высочество? — взмолился я. — Зачем играете со мной?
Улыбка на лице старшей принцессы тут же переросла в оскал. Она уперлась руками мне в грудь и оттолкнула так, что я чуть не пробил древний камень стен.
— С детства привыкла отбирать игрушки у сестры.
Спешно поправив прическу, Минерва тут же вернулась в зал.
Мне возвращаться не хотелось. Не хотелось смотреть в глаза Ариадне. Точнее, хотелось, разумеется, каждую секунду, но не хотелось увидеть в них то же безразличие, с коим она смотрела на Ханта. Безразличие, которое пугало его больше всего, и, оказывается, пугало меня не меньше. Я был готов на всё — на гнев, на слезы, на обиду, на жалость, — но не на отсутствие чувств.
Однако, вернувшись, я не увидел и этого, ведь попросту не смог поймать её взгляда. Ариадна мастерски уходила от жениха, кружась в танце с кем угодно, кроме того, кто так отчаянно пытался удостоиться хоть капли её внимания. Лисица не говорила ни с кем, бездумно глядя куда-то за лица и стены, в пустоту, но не в пустоту коридоров или ночного неба за окном; в ту, что зияла внутри неё.
Когда бал подошёл к концу, гости выстроились в коридор, подобный приветственному. Торжественно взявшись за руки, будущие супруги проследовали к выходу из зала. Согласно традиции, жених должен проводить невесту в её покои, где, взамен на его обещание быть верным ей до свадьбы и после, она должна подарить ему свой первый поцелуй. Я знал, что этот поцелуй не будет первым ни для неё, ни для их пары, и всё же поёжился, невольно его представив.
Гости стали лениво разбредаться; для транспортировки некоторых потребовалось позвать стражу — эль в тот день был особенно хмельным. Капитан Фалхолт без конца раздавал указания, едва успевая справляться с потоком навалившихся дел. Я так и стоял на месте до тех пор, пока зал полностью не опустел, вторя моему внутреннему ощущению.
— Следуй за мной, — как будто издалека прозвучал голос, и я поднял глаза. Рука Кидо по-дружески лежала на моем плече.
Всю дорогу он что-то говорил, и, хоть я и не понимал ни слова, звук его голоса помогал мне вернуть чувство реальности. Мы спустились на первый этаж, свернули в левое крыло.
— Куда мы идем?
В ответ он лишь пожал плечами, будто бы знал, что ответ в самом деле не слишком меня заботил. По мере приближения камина в конце коридора я всё больше приходил в себя. Как только Кидо остановился и снял с пояса ключ, я обернулся назад, отсчитывая количество пройденных дверей. Слева. Пятая.
Покои оказались простыми, лишенными роскоши, к тому же, маленькими; неудивительно, ведь этот этаж в основном заселяла прислуга. Кидо никогда не хвалился благородным происхождением, и расположение его покоев лишний раз подтверждало кротость и бескорыстность юного капитана.
