Анджей внимательно слушал жену, сверяя ее слова с собственными наблюдениями.

— Кажется, она еще не совсем здорова.

— К балу будет здорова, — отмахнулась Береслава. — Если бы она осталась сегодня дома, а не поехала демоны знают куда, хорошо поела да поспала бы — была бы к вечеру румяная, как наша молочница. Никто не заставлял ее бегать по городу. Кстати, в деревню ей тоже лучше не разрешать ходить. Мила донесла, что она разговаривала с младшей дочкой старосты Бороздки.

Анджей хмуро покосился на картину, за которой находился тайник с деньгами.

— Это та вдова с несметным количеством детей? Что ты ей пообещала?

— Позволь! — Береслава гордо повела плечами. — Я ее рожать столько детей не просила, мужа ее не я убила, а вражеский солдат на войне, так что лично я ей ничего не должна. А то, что она поделилась своими наблюдениями — ее собственная инициатива. И не моя проблема, если она возомнила, что ей за это что-то будет.

— Может, лучше дать что-нибудь? Пусть домоправитель ей корзину отнесет с объедками со стола. Мало ли…

— Еще чего, продукты на них переводить! — возмутилась Береслава, заканчивая с трапезой и дергая колокольчик вызова слуги. — Зачем грубой крестьянке изысканная пища? Разве она сможет ее оценить? Нет, я считаю, это опасный прецедент! Вообще-то это ее долг — служить нам любыми способами. А мы ей ничего не должны.

Анджей отодвинул тарелку и задумчиво произнес:

— Ну, если вспомнить "Устав стардов и младших землехранителей и собирателей налогов, венов и нисов", то…

— У нее есть дом, и она находится на попечении старосты деревни. Что еще мы можем сделать? Поселить ее в гостевых комнатах нашего собственного дома?

Береслава рассмеялась нелепости подобного предположения. Анджей тоже улыбнулся.

— Ты, как всегда, права. Надеюсь, Бажена забудет про Бороздку, как про страшный сон.

— Не думаю, что в ближайшие дни она будет что-то требовать. Так что надеюсь, ни про дочь старосты, ни про этих отвратительных Тих мы не услышим от Бажены ни слова. Пусть замалчивает свою провинность. А потом посмотрим. Думаю, она забудет все эти глупости очень скоро. Особенно, если мы найдем ей жениха.

Береслава многозначительно посмотрела на мужа. Тот согласно кивнул.

— Вен Борз не сможет не явиться на бал. Я сказал кому надо о его приезде — и приглашение ему доставили одному из первых. Лично в руки.

— Очень хорошо!

Береслава села перед зеркалом и с блаженным видом принялась доставать из прически шпильки.

— Где эта глухая служанка? Она собирается приходить или я могу садиться писать ей разгромное рекомендательное письмо?

Анджей потянул за шнурок повторно и вернулся к чтению газеты.

Рина шла с рынка. В руках — тяжелая корзинка, за спиной — тижиец, который тащит еще две такие же, а в голове — глупые непрошенные мысли. Спина, благодаря собранным Баротом травам, подживала, а вот сердце успокоится никак не могло. Рина уже и вызнала потихоньку через пустую болтовню, что Яромир со скандалом дочку у тещи забрал, пить вроде как больше не пьет и вообще ведет себя чинно. В кузнице работает с утра до вечера, а Любима то рядом с ним вертится, то находится под присмотром жены лучшего друга. А та, хоть и беременна, и у самой трое, а за девочкой следит. По крайней мере Люба больше никуда вроде не убегала, ничего глупого не творила. Все это должно было Рину радовать — и она действительно радовалась и за девочку, и за Яра, но внутри жгло от нетерпения, хотелось пойти посмотреть, как они там? Но нельзя в чужую жизнь лезть без спроса, и Рина запретила себе тревожить дона Жар и его дочь.

А ноги все равно понесли ее по той дороге, где стоит дом Яра. Да и что? Пройдет мимо, не постучится! Справится!

Азарина действительно стучать не стала. Бросила взгляд короткий во двор — трава скошена, постиранное белье поднявшийся ветер полощет. Значит, все в порядке. Ни на секунду не остановилась рядом, прошла мимо. Но ушла недалеко.

— Зыркаешь, бесстыдница!

Яромирова соседка выскочила со своего двора, преграждая Азарине путь.

— Глаза твои бесстыжие как только в сторону ту смотрят!

Из соседнего дома высунулась голова жены плотника.

— Что опять за шум, Руса?

— Да ты полюбуйся, соседушка, на ведьму-разлучницу! Стоит, внаглую зенки пялит на чужой двор!

Чернобровая молодуха звонко рассмеялась.

— Завидно тебе что ли, Руса? Тебя-то дон Жар, когда помогать, — женщина повела плечами так, что объемная грудь соблазнительно заколыхалась, — пришла, вон выставил, а ее приветил! Покою не дает эта мысль, да?

— Ах ты, змеюка! — переключилась на другую мишень Руса. — Язык свой поганый приберегла бы мужу зубы заговаривать!

— А мне мужу врать нужды нет! Это тебе твой так опостылел, что ты то к проезжему торгашу вечерами бегала, то перед Яромиром своими пудовыми прелестями трясла! А у нас все чин чином!

Азарина пошла дальше, воспользовавшись тем, что о ней забыли.

— Не ход-дила б ты здэс. Здэ-эсь. Сь. Здэсь.

Дона Брит посмотрела на тижийца недобро.

— Что, баб наших боишься? — попыталась она перевести все в насмешку.

— Нэ. — Барот вздохнул. — Красывы. Но ядовыты. Как мужа б-бит — знаю. А как дэву?

— А то вы покорность не кулаками вбиваете своим женщинам!

— Кто как, — согласился тижиец. — Но хороша жена слушаэт не за страх, а за долг. Жена — опора. Тыл. Будет по-своиму дэ-делат — муж-отец-брат в бэдэ. А как скажут — всегда знаишь, что где как. И как будэт.

Азарина рассмеялась. Не искренне, просто пыталась перевести разговор с больной темы на постороннюю.

— Не найдешь ты у нас жены по нраву. Больно своевольные у нас девки.

— Поцэму нэ… не найду?

— А и найдешь — за тебя не отдадут, — сообщила Азарина тижийцу прописную истину. Был бы он послом или тижийским вельможей — за хорошие откупные отдали бы дочь в степь, а босоте надеяться не на что.

— А думал, у вас нэ продаут сэстьор за мешок муки, — не преминул уколоть собеседницу Барот. Перепалка была ерундовой, ненастоящей, но Азарина посмотрела на степняка хмуро.

— Языкастый ты больно стал, помощничек!

— А что, — не унимался мужчина. — И Диану бы нэ отдала?

Рина от неожиданности остановилась. Тижиец тоже. И они с опасливым любопытством уставились друг на друга.

— Тронешь девчонку — я тебе кишки выпущу. Я не шучу, степняк.

— Так и я не шуцу. Хороша дэвоцка. Как лошад норовыста. Красыва.

Азарина не знала, что красивого нашел Барот в Деяне. Мышонок. Волосы не густые, цвета неяркого, лицо обычное, непримечательное. Фигура тоже. Разве что спереди, если платье в пору подобрать, есть чем полюбоваться. Девочка и вправду хорошая, но вокруг ходят и ярче, и краше, и пофигуристей. А этот сын степной пыли увязался за простой служанкой без роду-племени, приданного и…

И родни. Если что — за Деяну заступиться некому.

— Лошадь может и норовиста, и хороша, да не про твою честь, — отрезала Азарина. — Она степняков ненавидит. Никогда она за тебя не пойдет, а я неволить названную сестру не буду. Ясно?

Барот послушно кивнул, но в глазах его почему-то поселилось лукавое удовлетворение.

— Ногами шевели, женишок! Или мы до обеда волочь эти корзины будем через три улицы?

Тижиец ускорил шаг, никак не комментируя ворчание хозяйки.

***

Деяна растопила печь спозаранку. Принесла дров, стала собирать на стол — и заметила лежащий на нем маленький букет. Цветы были совсем простыми — выйди за калитку да рви, но внутри все равно что-то дрогнуло.

— Дурак! — проворчала девушка, но вышло неубедительно и, делая голос грознее и тверже, она произнесла еще несколько раз: — Дурак! Дурак! Дурак!

Легче не стало. И цветы жалко… Дея вздохнула и отнесла их в свою спальню — к трем предыдущим букетам. Лучше наверно сделать вид, что она их не находила. Или смахнула, не заметив, и выбросила вместе с мусором. Не такие уж они и приметные!