Злата бездумно бродила по жарким улицам до полудня. Мелькали перед глазами бедные и богатые дома, кони и самоходные экипажи, цветные и строгие вывески. Витиеватые надписи, схематичные рисунки, тяжёлые двери. У одного из зданий девушка резко остановилась.

У входа — два охранника, над домом — флаг Серземелья. На двери вырезан особый символ — хлеб и меч. Мол, каждому — по справедливости. Ниса Вер замерла, поражённая внезапной мыслью, а затем решительно шагнула внутрь серого здания.

Она прождала больше часа, пока нужный следователь нашел время, чтобы ее принять.

— Ниса Вер? — спросил он, едва она вошла в кабинет. Злата растерянно огляделась.

— Д-да.

— Да вы присаживайтесь, — мужчина оградил седые усы, посмотрел на нее цепкими холодными глазами. — По какому вопросу?

Стыд, страх, ненависть вдруг заполнили душу. Злата глубоко вдохнула.

— Заявление. Я писала. Миколас дон Оддин.

— Да-да, молодой лейтенант, что надругался над вами.

— Могу… — она замолчала, раздумывая. — Могу я прочитать свое письмо?

— Хотите что-то дополнить?

Ниса Вер, не пряча взгляда, упрямо повторила:

— Могу я прочитать свое письмо?

Следователь, кряхтя, встал, покопался в шкафу и достал одну из коричневых папок.

— Вот, — ей передали два измятых листа с ее подписью. Злата, почти перестав дышать, пробежала глазами по лживым строкам. Следы слез на бумаге… Кто бы знал, отчего они здесь?

— Ниса?

Следователь протянул в ее сторону руку, уверенный, что она вложит в морщинистую ладонь мятые бумажки. Нет. Нет!

Она быстро, нервными резкими движениями принялась рвать письма на клочки. Подбежала к открытому по случаю жары окну, выбросила обрывки бумаги на улицу, отдавая их на волю ветра.

— Что вы делаете?

— Простите, — Злата попыталась улыбнуться, но у нее не вышло. — Я… Миколас дон Оддин — мой любовник. Мы поссорились, я вспылила и по чисто женской глупости решила отомстить ему подобным образом. Не знала, что все зайдет так далеко. Но теперь, я надеюсь, можно забыть об этом инциденте? Если надо, я напишу соответствующую бумагу.

Следователь рассматривал ее, зло прищурившись.

После долгих расспросов Злату все же отпустили домой. Но ей не хотелось возвращаться в пустые холодные комнаты, хранящие память об ушедших к Отцу родителях. Она бездумно побрела через площадь, не обращая внимание ни на других прохожих, ни на жару.

— Осторожнее уважаемая!

Какой-то офицер, в которого она чуть не врезалась, громко выразил удивление. Ниса Вер, шагнула в сторону, не желая ни извиняться, ни вообще с кем-либо разговаривать. Но рядом мелькнула тень, чужие пальцы схватили ее локоть.

— Злата?

Она с удивлением увидела перед собой канцлера.

— Вы очень бледны! Такая жара. Вам плохо?

Это было удивительно. Вот, он стоял рядом — мужчина, который был перед ней виноват, мужчина, перед которым была виновата она. Смотрел на нее одновременно с сочувствием и изумлением. А на дне глаз — жалостливое презрение. И похоть. С какой жаждой он осматривал ее тело! Такой знакомый взгляд! Только вместо обожания на его лице теперь читалась гадливость, смешанная с постыдным желанием и высокомерным участием.

— Может, я могу вам чем-то помочь?

— Нет, благодарю.

Она попыталась вырвать руку, оступилась, чуть не упала. Вен Воль сильнее сжал пальцы на ее локте, шагнул ближе, приобнял ее за талию, поддерживая.

— Я… Вы выглядите такой несчастной! Я бы мог…

Его дыхание участилось, взгляд затуманился, ладонь скользнула по ее спине.

— Отпустите!

Злата ударила мужчину по руке, шагнула назад. Его взгляд тут же стал и более осмысленным, и более холодным.

— До меня дошли слухи… Если вы беременны, — заметил он властно, — Я могу…

— Не можете! — зашипела Злата в ответ. — На самом деле вы ничего не можете! И никогда, никогда больше не смейте меня трогать! Вы мне противны! Впрочем, я сама себе противна еще больше.

Ее запал затух. Последние слова она уже прошептала, шагнув дальше. Растерянная, блуждающая бессмысленным взглядом по проходящим мимо людям. Канцлер посмотрел вслед своей бывшей любовнице с высокомерной обидой.

— Ведьма! — выплюнул он и полез в ожидающую его карету. — К Авату. Быстрее!

Экипаж тронулся с места. Образ печальной девушки в голове вен Воля был быстро вытеснен другой картинкой: ноги соблазнительницы бесстыдно раскинуты, руки цепляются за подушку, груди трясутся от каждого его толчка… Воспоминание убедило мужчину в развратности нисы и в лживости ее слов: ведь она, без сомнения, хотела его и получала удовольствие не меньшее, чем он. Успокоенный этим выводом, канцлер сел перечитывать бумаги, переданные ему сидом Гарне, что явно не было лишним перед встречей с главным чародеем Серземелья, занимающим одновременно пост главы тайной охраны.

А Злата до заката бродила по столичным улицам, боясь и желая встретить на одной из них Миколаса. Когда стемнело, она наконец повернула к дому. Где-то рядом, на одной из боковых улочек, раздался выстрел. Ниса Вер решила, что это балуются дуэлянты за Старыми развалинами и шагнула к своему дому.

Ещё один бесконечный серый день наконец подходил к концу. Злата подумала, что очень жаль, что женщины не могут никому бросить вызов, ни чтобы отстоять свою честь, ни чтобы отомстить. Пистолет им никто не даст.

Жаль.

***

Следователь долго мучил Миколаса нелепыми вопросами, но потом все же отпустил. Бешеный, с которым вопрос об освобождении решился гораздо быстрее, терпеливо ждал товарища в коридоре. Завидев понурого дона Оддин, сид Блуд ободряюще хлопнул его по спине, приговаривая:

— Да брось, ерунда все это! Эти олухи ещё извиняться будут! Пойдем развеемся. Отпразднуем нашу свободу.

Миколас встрепенулся.

— В пивную?

— В одну очень хорошую пивную! С пышногрудыми разносчицами!

— Пойдем! — с большим воодушевлением поддержал Мика идею друга. — Адрес?

— Э, нет! — возмутился Бешеный. — Сначала — по домам. Вымыться, прилично одеться, денег взять. К дамам в таком виде нельзя! Даже к разносчицам!

Пришлось ехать на съёмную квартиру. Через пару часов, проведенных в бесплодных попытках не смотреть на розовую ленту, свернувшуюся на столе яркой змеёй, сид Блуд, чистый, идеально выбритый, пахнущий, словно парфюмерный магазин, лично явился за товарищем.

— Едем веселиться, Мика! Забудь ты уже про этот глупый арест!

"Милый Игги… Ваша навеки…"

Нет, забыть не получится. Никогда. Но можно…

Пивная оказалась большой, набитой людьми. То, что надо. Вино было вполне приличным на вкус, разносчицы — вульгарными и слишком навязчивыми, а песни, что исполнял какой-то мужичок в странной одежде, сидевший сбоку от стойки, — задорными. Миколас послушно пробовал разные напитки, отказывался от настойчивых предложений других офицеров сыграть в картишки, без интереса оглядывал людское море, кричащее, смеющееся, пьющее.

"Ваша навеки…"

А какие глаза! Какие…

И эта печаль.

И нежная кожа.

Хрустальные слезы, застывшие на ресницах драгоценными каплями.

Искусанные губы, пьянящие лучше любого вина.

Глухие стоны, отчаянные, страстные. Распахнутые от удивления глаза. В них не было страха. Он думал, потому что она ему доверяет. И был на седьмом небе от счастья. А для нее это все — ещё одна случайная связь.

А канцлер?

"Милый Игги…"

— Эй, хвостатый, ты чего толкаешься?

— Тебе какое дело, грязная морда?

Мужик, мимо которого проходил Миколас, начал вставать.

— Да ты оборзел, сосунок? Ты знаешь, кто я, откуда прибыл? Что зарываешься?

— Откуда? Так из соседней выгребной ямы небось? А это что? Следы навозной лопаты?

— Да я эти шрамы заработал, таких сучонков защищая! Да ты крыса столичная…

Увесистый грязный кулак полетел к лицу Миколаса. Лейтенант улыбнулся. Впервые в жизни он сам нарывался на драку.

"Милый Игги…"

Дон Оддин поднырнул под руку нападающего и попробовал ударить того в бок.