«Но я же видел печать, видел и это королевское кольцо. А когда она сняла маску…»

В последний раз Свейн был во дворце девять лет назад. Ему не довелось тогда пообщаться с принцессой лично, но он помнит ее. Помнит сидящую по левую руку от короля. Также, как и ее старшего брата — принца Вельгайна. Девушке тогда было не больше пятнадцати, и при знакомстве с молодым Хоуэлом, она удосужила его, разве что, учтивым кивком, таким, какой и полагается в связи с ее знатным происхождением.

В тот год, неожиданно для всех, умерла молодая супруга короля — Марлея, и Люциан решил устроить роскошный пир в честь ее скорых проводов. Тогда во дворец, с высоко поднятыми знаменами, прибыли все пятеро графов, а также знатные лорды и даже мелкие островные бароны. Траур царил там повсюду: все гости одевались лишь в черное и носили с собой засохшую веточку ивы, как знак вечной скорби и всепрощения. В день похорон они обязаны были возложить эту ветвь на погребальный костер, где уже через пару часов было сожжено тело несчастной королевы.

— Ее душа покинула этот мир через огонь, именно так, как и хотел ее Бог, — произнес священнослужитель, покончив, наконец, с бесконечно долгим прощальным обрядом.

«Как странно, наши Боги не требуют никакого огня. Умершие в Пике прямиком направляются в холодную тьму, откуда они и явились. И где-то там, под мрачными каменными сводами, их поджидают объятия ледяных дочерей, что зовут себя Прихве. На языке Древних это значит — покой, и бессмертные богини даруют его каждому, кто покажется им достойным».

После похорон король Люциан созвал всех знатных лордов в тронный зал, где и продолжился пир. Кушаний было столько, что, казалось бы, широкие дубовые столы вскоре не выдержат и разломятся надвое, под всем этим весом бесчисленных позолоченных кубков и блюд. Люди быстро хмелели, незаметно для всех заиграла задорная музыка, и даже Свейну то и дело приходилось вставать с кем-нибудь в пару, так как того желал его дед.

Сам же Дариус весь вечер сохранял светлую голову, не забывая представить своего внука каждому, кого посчитает нужным.

— Этот благородный господин никто иной как лорд Форель, его хоть и зовут за глаза рыбой, но кроме фамилии с морем у него нет ничего общего. На западе он до сих пор считается самым богатым и влиятельным человеком, разве что после самого графа. Хотя и на этот счет я мог бы поспорить. А вон, видишь того, — Дариус указал на смуглого молодого мужчину, с ног до головы увешенного золотом и бриллиантами, Свейн никогда раньше не видел, чтобы так много украшений разом умещались на одном человеке. — Это один из младших сыновей прошлого правителя востока. Харк был не самым честным человеком и вскоре поплатился за свою жадность головой. Шиббат его четвертый по счету сын, а значит и наследник восточного трона. В данный момент теми землями весьма успешно правит его старший брат Хаггот, но помяни мое слово, Шиббат недолго будет сидеть в его тени. Он то и дело предъявляет свои права на престол и водит дружбу с очень разношерстными людьми, с такими, чьи имена на материке даже произносить не следует.

— А вон тот господин? У него на спине… Это волчья шкура?

— Благо, что волчья, — старый граф угрюмо посмотрел в сторону, куда указал ему Свейн. — Не удивлюсь, если этот мерзавец посмел бы явиться на похороны в чем и похуже. Это сир лорд Йанос, хотя у меня язык не поворачивается называть его по имени. Когда я упоминал, что Шиббат водит дружбу с разносторонними людьми, то вот Йанос, он определенно из их числа. Премерзкий тип, но его дела нас никак не касаются, так же, как и он не видит нужды соваться к нам на север. Пусть же это так и остается. Ты лучше обрати внимание на то, что леди Телисса…

Свейн смутно запомнил оставшийся вечер. Его дядя, лорд Арос, то и дело подливал мальчишке вина, пока старый граф Хоуэл отлучался по каким-то особо важным вопросам. Он тогда еще крепко обиделся на своего беззаботного сына и даже не разговаривал с ним одно время по приезду обратно в Мерзлый Пик.

— Свои грязные манеры, Арос, впредь держи при себе. Это не праздник в честь дня урожая и не охотничий пир. Король хотел видеть скорбь на лицах своих гостей, а не их пьяные рожи.

Свейн бы с радостью согласился с этим, но пряного вина на тех шумных похоронах, было еще больше чем всех прочих блюд. А высушенные до последней капли бочки, слуги едва ли успевали уносить обратно в подвал. А уж доставать новые…

На следующий же день, не дав своим знатным гостям как следует выспаться, король Люциан вновь созвал их, но уже совсем по другой причине. Он призвал графов и прочих богатых лордов подтвердить свою верность и присягнуть короне еще раз, преклонить колени перед ним и перед его семьей.

Тогда-то Свейн и обратил внимание на королевское кольцо, украшенное гербом единого материка. То было дерево из которого росли пять окровавленных ветвей, на конце которых имелся символ каждого из пяти Великих графств. Ему, как и всем остальным находившимся в замке, пришлось целовать золотой перстень не только с массивной руки самого короля, но и с хрупких беленых кистей молодого принца с принцессой. Это действо затянулось на много часов, и даже старик Хоуэл, покинув в конце концов тронный зал, выразил Свейну свое недовольство.

— Клятва, принесенная дважды, подобна треснувшему на речке льду. Можешь сколько угодно продолжать удить рыбу, но когда-нибудь ты обязательно провалишься под лед.

Возможно теперь Дариус сказал бы иначе, ибо для материка наступают тяжелые времена. Свейн чувствовал это находясь даже здесь, в магистериуме, в месте, которое, казалось бы, уже столько столетий служит лишь одному королю. Может быть Люциан уже тогда начал что-то подозревать? Ведь тот праздный пир был одним из последних: спустя пару лет король заперся сначала в столице Азенхорде, а потом и в собственном замке. Ходят слухи, что его настигла какая-то редкая хворь, ведь кроме жрецов и членов своей семьи, он отказывался кого-либо принимать.

Постепенно Люциан возложил большую часть королевских обязанностей на плечи своего старшего сына, а тот в свое время скинул их на палату лордов. Вельгайн тогда был еще слишком молод и мало что смыслил в управлении столь большим королевством. По-настоящему его заботили лишь шумные скачки, охота и доступные женщины, коих в столице, по правде говоря, было предостаточно. Принца не раз замечали в домах, совсем не подходящих его высокому статусу, а вскоре в народе начали поговаривать, что Вельгайн проводит там свой досуг далеко не с представительницами прекрасного пола.

— Люциан неважный король, — произнес как-то за ужином старый граф, выставив всех прочих слуг из комнаты. — Но Вельгайн будет еще хуже. Молодая кровь, если ее не направить в нужное русло, может привести в дурное море.

— Принц Вельгайн вероломен и крайне податлив, но не жесток. Лично мне не хотелось бы видеть на троне кого-то похожего на его известного прадеда, — сидевший по правую руку от графа Архейн, лениво доедал ножку жареной на углях утки.

— С каких это пор «податливость» стала относиться к королевским качествам? — Дариус угрюмо уставился на своего младшего сына. — Это может и хорошо для слуги, кухарки или бестолкового разводчика кур. Но очень плохо для самого короля, — граф продолжал сурово глядеть из-под густых серебристых бровей. — Не перестаю удивляться, как это у тебя хватило мозгов столь хорошо воспитать моего внука.

Свейн густо покраснел и сделал вид, что увлечен разглядыванием в тарелке горошка и прочих овощей. Дядя Арос же прыснул со смеху, пытаясь шутливо толкнуть своего брата в плечо.

— Тебе бы смеяться в последнюю очередь, — сухо продолжил граф, не обращая внимания на их препирания и возню. — Твой сын может и вырос крепким, но мозгов у него не больше чем у самой обычной курицы.

— Зато он этой курице в миг шею свернет, — нисколько не смутившись, ответил тот. — С такой силищей мозги ему особо и не нужны.

— Согласен, из мальчика получится неплохой воин, — Дариус положил себе в рот жесткий кусок телятины.