Отвернувшись, Киган вновь обратил свое внимание на происходящее в центре.

— Эти грешники провели в тюрьме несколько месяцев, а то и лет, перед тем, как найти в себе силы и желание очиститься. И теперь наша миссия — это помочь им. Так поднимем же свои руки в молитве, и простим все их преступления, как Боги прощали наши!

Толпа словно выросла в два раза, после того, как Кхатур закончил свою воодушевляющую речь. Даже самые маленькие зрители и те, стараясь во всем подрожать взрослым, тянули свои тощие ручонки к небу, впрочем, не понимая, зачем они это делают. Отовсюду слышались крики и возгласы, образуя собой своего рода песнь, довольно унылую и непонятную, для наблюдающего со стороны жреца.

Киган заметил, что не все из закованных на сцене людей, подчинились всеобщей молитве. Например красноглазый эльврат, до сих пор смотрел только прямо перед собой, постоянно что-то жуя, а коренастый мужчина, через два человека от него, и вовсе выглядел больше злым, чем напуганным. Так ли эти двое готовы искупить сегодня свои грехи?

Наконец, на сцену взошел и палач: огромный, почти что семь футов ростом, широкоплечий, с убранным за пояс хлыстом и топором, он действительно выглядел угрожающе. Лицо его скрывала непроницаемая белая маска, наверное, в таких можно было вершить судьбы людей, не боясь при этом, что тебя может увидеть Бог. Жрец ранее наблюдал подобное, ведь люди, карающие других людей, на материке выглядят примерно одинаково. Исключением, разве что, является королевских палач. Сэр Галингтон никогда не скрывал свое лицо и не боялся никаких Богов: ни северных, ни южных, ни даже тех, которым веками поклоняются загоризонтом.

— Достопочтенный, Кабул! — воскликнул судья, восхищенно рассматривая фигуру здоровяка. — В твоих руках орудие правосудия, а твои мысли чисты от мирской суеты. Так пусть же сегодня свершится воля Богов!

— Свершится воля Богов!! — вторил ему собравшийся народ.

«Черт, да они тут все буквально помешанные» — подумал про себя Киган, отмахиваясь тем временем от назойливых мошек, что витали над головой. Жалко, что песчаный навес защищает только от непогоды.

— Лишь троим позволено очистить свою душу в этот праздный день солнцестояния. Остальным же суждено пролить свою кровь во имя спасения ближних. Но не будем забывать, что они делают это и ради нас тоже! Ради всех жителей восточного Пилора!

— Ворье поганое! Насильники! Так им и надо!

Оратор тут же призвал всех к тишине. Кажется, становится интересно.

— Прошу, те, чьи души желают очиститься, сделайте шаг вперед. Покажите нам свои лица и открытые сердца! — но, как оказалось, вызвалось четверо: старик, тот красноглазый подросток шхун, и еще двое довольно молодых мужчин. Все они испуганно глядели друг на друга, ожидая, что кто-нибудь все же изменит свое решение и отступит назад.

— Подлые трусы, — сплюнул на землю тот, что изначально показался Кигану слишком озлобленным на всех остальных. Но все же он остался стоять на месте, не взирая на то, как сильно задрожали у него скованные руки.

— Старику все равно помирать, пускай он и отходит, — отвечал один из тех, что недавно шагнул вперед.

— Но у меня внуки… Я же, — из глаз пожилого мужчины потекли слезы, из-за тяжести цепей он никак не мог дотянуться до лица, чтобы вытереть их.

— Тогда шхун, и плевать, что он ребенок. Мы тут все в одной лодке.

Мальчик, ни на секунду не переставая жевать, с вызовом взглянул на говорящего.

— Чего вылупился?! А ну п-шел!

— Постыдился бы, Чарк. Позоришь и себя и свою семью.

— У меня хотя бы она есть! А вот тебе точно нечего делать ни на этом свете, ни на том!

Последующих разговоров на деревянном помосте совсем перестало быть слышно, так как толпа внизу буквально взревела, вбирая в себя все прочие звуки и голоса. Люди будто бы разделились между собой и теперь, брызжа слюной, доказывали друг другу чья жизнь будет ценнее — кого следует оставить, а кого, наоборот, убить.

— Прошу успокойтесь! — Кхатур сильно раскраснелся, пытаясь докричаться сквозь весь этот шум. — Все будет по справедливости!

— Старик свое пожил, дал бы и другим!

— Ты так говоришь, потому что Чарк брат твой по линии деда!

— Шхун он и есть шхун, не понимаю, зачем вообще…

Громкий свистящий звук удара хлыстом, вмиг вернул всех собравшихся в чувство. Даже жрец слегка дернулся, но это скорее от неожиданности, чем от самого замаха палача. Теперь уже никто не смел открыть рот без разрешения.

— Спасибо, Кабул, — судья, чуть откашлявшись, печально взглянул на стоящих позади него преступников. — Правила есть правила, вы знаете, что следует за их нарушением. Не вынуждайте нас омрачать столь светлый праздник.

— Но я жить хочу, я хочу жить. Я все понял, я понял, — ревел один из мужчин, опустившись на колени перед палачом. — Не убивайте меня! Прошу!

— Мы договаривались, ублюдок! А ну ползи назад! — тот, что стоял позади пнул его босой ногой в спину, от чего первый и вовсе повалился на землю, жалобно хныча и пуская слюну.

— Что же это, что же… — бормотал старик, глядя на происходящее большими испуганными глазами. — Я тридцать лет ждал этой возможности, и вот теперь…

— Ты пол жизни провел за решеткой! — продолжал вопить тот, что на земле. — Куда тебе, старый! Я так не хочу умирать! О, Боги!

— Солнце не будет ждать вечно, — обратился к ним Кхатур. — Пока оно так высоко над нашими головами, мы еще можем решить этот вопрос. Но надо поторопиться.

Старик еще раз взглянул на распростертого в ногах палача мужчину, и ничего не более сказав, медленно отошел назад.

— Не делай этого, — проговорил тот, что со злобой смотрел на всех остальных. — Вернись и очисти свою душу, дед. Как ты того и хотел.

Казалось бы, все вокруг затаили дыхание, в ожидании того, что случится дальше. Но старик просто встал на свое место и опустил голову так, чтобы никто больше не видел его красных опухших от слез глаз.

— Спасибо, о спасибо тебе! Боги увидят твое милосердие! Они простят тебя!

— Не тебе говорить о милосердии, грешник, — Кхатур печально проводил взглядом старика, но, делать было нечего, пора завершать ритуал очищения. — Пусть же свершится воля! Оставьте свои бренные тела, да откройте сердца на встречу истинному свету! Пролейте свою кровь во имя всеобщего искупления!

Четверо, что стояли позади, медленно опустились на колени. Молчаливые стражники прошли мимо каждого, отстегивая железные ошейники, и освобождая преступникам их ободранную шею.

— Смотреть не могу! — пискнула какая-то из женщин, закрывая платком свое круглое лицо.

Киган же наоборот, находил все это довольно занятным, правда немного варварским методом. Но если те люди и правда совершили различные преступления, то чего же их жалеть? Каждый должен понести свое заслуженное наказание.

— Так помолимся и за их души тоже! Кровь во имя спасения! — судья восторженно вознес руки к небу, в то время как палач, прицеливался начищенным до блеска топором к своей первой шее.

— Кровь во спасение!!

Удар был точным и сильным, голова отлетела аж на несколько футов, пока не ударилась в заранее подготовленную сеть.

— Гореть тебе в аду, Чарк, — произнес перед смертью коренастый мужчина, и после чего его бездыханное тело опустилось на деревянный помост рядом с первым, тут же образовав под собой яркую лужицу крови.

Мальчишка шхун, оставшийся впереди, чуть не опорожнил перед всеми свой хилый желудок, но, к счастью, ему вовремя удалось закрыть рот руками, избавив всех от еще одного неприятного зрелища.

Последние две головы отлетели с такой же легкостью, как и первые. Правда вот старику пришлось лечь, так его колени сильно дрожали и не давали Кабулу как следует прицелится к столь тонкой шее. Стражники даже хотели придержать беспомощного старика, но тот лишь мотал головой и что-то тихонько бормотал себе под нос.

С очищением кровью было покончено.

Народ на площади так и не думал расходиться, несмотря на то, что жаркий воздух и налетевшие мухи, давно уже действовали всем на нервы. Даже Киган устал отмахиваться от них. Что ж, сам виноват, надо было подумать об этом заранее, до того, как покинуть свои прохладные покои.