— Знаешь, а ведь я был так близок к разгадке, — проговорил жрец маленькому крысенку, что сидел в пустой, вылизанной дочиста, миске, свесив оттуда свой огромный шероховатый хвост. — Только вот Стиан и в этом меня опередил. Так странно, я постоянно хотел быть лучшим, делал для этого все возможное, а в итоге… В итоге, я здесь. А все мои старания оказались ненужными, даже мне самому.

Грызун лишь подергал своим вздернутым носом и вскоре продолжил заниматься своими странными крысиными делами.

— Я мог бы остаться в семье бродячих артистов. Их жизнь не такая уж и плохая, если подумать. Мы разъезжали из города в город в огромной цветастой повозке, моя мать любила украшать ее в зависимости от наступающего сезона. И, стоит сказать, что у нее это отлично получалось. Нет, я не вру! Это чистая правда. Моя мать была одной из тех женщин, которые умеют сделать из обычного никчемного барахла, нечто действительно стоящее. Она видела жизнь в ярких красках, за это, наверно, ее и полюбил мой отец.

«Боги, я разговариваю с крысой», — на миг подумалось Кигану, но, что ему еще оставалось? Заснуть получается не всегда, а таким образом можно скоротать хоть какое-то время.

— Когда я уже отучился в магистериуме, когда, наконец, понял, что Ценни меня действительно бросила, я… Я поехал в Ярмал искать свою семью. Бродячие артисты всегда и все знают друг про друга, а в Ярмале их водится больше всего. Конечно, не так много, как крыс, но все же, — жрец печально улыбнулся, глядя на своего маленького мохнатого приятеля. — Поиски заняли не слишком много времени, ведь люди охотно помогали мне. И это не удивительно: я был молод, красив, на мне была изумрудная мантия, пошитая строго под мои плечи и рост, а на груди… О, боги, как я гордился этим! На груди был наколот, начищенный до блеска, значок — золотое перо магистериума. Символ незаурядного ума и огромных стараний. Даже в пожилом возрасте не все жрецы могли похвастаться таковым, а тут — я, лишь пару лет назад, окончивший свое обучение. Многие считали меня выскочкой или простым оборванцем, но никто из них не мог позволить себе, смотреть в мою сторону без зависти или тайного уважения.

Поднявшись на задние лапы, крысеныш будто бы прислушался к чему-то. Киган тоже последовал его примеру, но, человеческий слух, как известно, не так хорош.

— Тебя утомили мои рассказы? — хрипло засмеялся он. — Я скоро закончу, ибо я тоже немного устал. Так, на чем я там остановился? Ах да, я прибыл в Ярмал, чтобы найти свою семью. И я их нашел. Точнее… — Киган нахмурился, раньше, он старался не думать о тех несчастливых днях, но как бы далеко он не прятал эти свои воспоминания, они, рано или поздно, настигали его. — Я нашел своего младшего брата. Одного из них. Ты только представь, в детстве у меня было аж четверо младших братьев и две сестренки. Совсем маленькие, не больше свежеиспеченного хлеба! Одна даже ползать еще не умела, когда я… — мужчина тяжело вздохнул, уставившись куда-то в пол. — Когда я бросил их. Он мне так и сказал, Аэрин, сказал, что для всех будет лучше, если я и правда навсегда исчезну из их жизни. Конечно же, сначала я не стал его слушать, говорил, что с его помощью или без, но я найду свою мать. «А чего же ее искать?» сказал он мне, «она лежит прямо в том заросшем овраге, где и наша бабушка. А также Синиста, Терри и малютка Йэль».

На некоторое время мужчина замолчал. Где-то вдалеке слышался приглушенный звук капающей на пол воды. Вот бы эта течь находилась прямо в его камере, тогда бы он мог вдоволь напиться.

— После, я уверял себя, что в их смерти не было моей вины. Черная кровь могла настигнуть мою семью, когда угодно. От этой болезни еще не придумали лекарства, и я наивно полагал, что смогу стать первым. — кажется, крысе надоело сидеть в пустующей миске, и она начала осторожно бегать по холодной земле, в поисках крошек. — Моего отца черная кровь также не обошла стороной. Половина его тела и лица покрылась грубой, омертвевшей кожей, но он все равно находил в себе силы выступать перед толпой. Играл всяких восставших мертвецов и злых чародеев, умора же, но людям такое нравится. Пока они будут уверены, что это уродство лишь часть очередного костюма — они будут смеяться.

В тот раз Киган все же издалека посмотрел на их представление. Аэрин теперь играл благородного рыцаря, честно говоря, он куда больше подходил на эту роль, чем его хмурый темноволосый брат. Отец же выскакивал на сцене в образе шутливого демона, он то и дело спотыкался и падал, роняя на себя, ко всеобщему смеху, мешок с мукой или же жухлые листья. Фальк, которому едва ли исполнилось девять, бегал вокруг толпы, собирая в маленький холщовый мешочек звенящие медяки. Он без конца желал всем приятного вечера, а благодаря его огненно-рыжей шапке волос, этого мальчугана было почти невозможно не заметить. Ну а слегка располневший с того времени Рован, сидя на самой верхушке их разукрашенной повозки, все объявлял своим громким мальчишеским голосом начало их следующего представления.

— Мог бы я вот так вот просто ворваться в их жизнь? Сказать — здравствуй, отец, не узнаешь? Это я — Киган. А это, вот видишь на моей груди, это золотое перо магистериума. Я не смог предупредить тебя в тот день, боялся, что не отпустишь, ну, или что мама начнет волноваться, ты же ее знаешь, вечно беспокоится по пустякам.

Молодой крыс подполз совсем близко, он аккуратно обнюхивал грязные пальцы жреца, и даже, будто бы, облизнул их.

— Голодный? Что ж, я тоже. Этот деревянный стражник еще ответит за то, как он с нами обращается.

Честно говоря, Киган не имел ни малейшего понятия, как бы он смог отомстить своему ухмыляющемуся надсмотрщику. Но мысли об этой расправе согревали его душу в голодные, наполненные подземной сыростью, дни.

— Вставай!! Эй, ты там помер что ли? Слышь, говорю, вставай! — стражник бил по железной решетке щитом, заставляя и без того гудящую голову, разболеться еще сильней.

— Заткнись, ублюдок, — сквозь зубы прошипел Киган, все же приподнявшись со своей грязной мантии. — Жалкий кусок человеческого дерьма.

— Как мы заговорили, — мужчина улыбнулся, но стучать по решетке все-таки перестал. — Ну, с этим мы потом разберемся. А пока, к тебе тут гости.

— Что?.. Кто? — он с отвращением осмотрел свои испачканные в грязи руки и потную, пропахшую мочой, одежду. — В таком виде я отказываюсь кого-либо принимать. Принеси мне новую мантию и дай воды, чтоб умыться.

— Ишь чего себе возомнил. Может тебе еще и баню растопить? Умывальщиц привести? Да тех, что покрасивее.

— Девушек может оставить себе, а вот от горячей ванны я и правда не откажусь.

— Знаешь, что у меня еще горячее? — стражник скривил свои губы в злорадной усмешке. — Струя моей вонючей мочи. Впрочем, можешь подставить руки и голову, там на все хватит.

— Принеси ему то, что он велел, — чей-то твердый голос послышался неподалеку, и, к своему ужасу, жрец вдруг осознал, что этот голос, принадлежит его ученику — Свейну.

— Но господин, как же я?..

— Меня не волнует, — резко перебил его тот. — Принеси ему одежду и чистой воды. Я подожду.

— Слушаюсь, — стражник поклонился, и, подняв со стены рунный фонарь, поспешил прочь.

«Свейн. Это точно Свейн. Это его голос», — Киган потрогал свою отросшую бороду. — «Нет, он не должен меня таким видеть».

— Я не собираюсь с тобой разговаривать. Ты больше не мой ученик, а я никакой не учитель. Так что, или сама Алая Дева явится сюда, или я ложусь спать.

Жрец сказал это скорее в темноту. Юноша все еще стоял где-то за поворотом, и был он там не один, Киган понимал это по шепчущимся снаружи голосам.

Вскоре вернулся стражник, он бросил перед Киганом грубые штаны и рубаху, и хоть одежда была довольно старая на вид, но она все еще несла в себе запах мыла и далеких луговых трав. Жрец с неподдельным удовольствием приложил чистую ткань к своему носу и еще какое-то время просто наслаждался этим забытым в темнице запахом.

Вода, в поставленном на пол ведре, была чуть теплая, но Киган все равно смог оттереть въевшуюся грязь с лица, волос, локтей и обгрызенных пальцев. Перед этим он, правда, изрядную часть жадно выпил, но это ничего, вода помогает думать.