— Дальше ты поедешь один.

Едва услышав эти слова, Леголас слишком резко, порывисто обернулся к ней. В его зелёных глазах, по мере осознания происходящего, нарастала буря. Но, перебарывая себя, он холодно напомнил:

— Ты обещала вернуться.

Невысказанная обида и колкое разочарование таились в уголках жёстко сомкнутых губ. Андунээль чувствовала их, как и незримую преграду, готовую вот-вот вырасти между ней и юношей. Не желая множить недопонимания, она утвердительно кивнула.

— Обещала.

Отчаянно осознавая, что должна сказать больше, она не могла подобрать слов, понимая, что все оправдания будут выглядеть в глазах принца жалкими. Посему так и продолжала молча смотреть на него, пока полные укоризны слова не напомнили сколь о многом известно аранэну.

— Ты не можешь так поступить с ним.

Подъехав ближе к ней, он протянул руку и коснулся запястья, сжимая его в немой просьбе. Но, накрыв его руку своей, Андунээль отрицательно качнула головой.

— Мне это нужно, — не позволяя отчаянию проскользнуть в голосе, она сильнее сжала пальцы, не в силах признаться о том, что, прежде чем вернуться к Трандуилу, хотела раз и навсегда убедиться в истинности своего выбора.

Однако Леголасу терзания эллет были неведомы. Отшатнувшись от неё, он зло прищурился, будто увидев перед собой кого-то мало приятного.

— Я всегда считал отца эгоистом, — колкие слова били по ней наотмашь. — Но сейчас вижу, как ошибался, — смерив Андунээль оценивающим взглядом, он неприятно усмехнулся. — Ты всё время делаешь то, что нужно тебе. А что нужно ему? Ты думала об этом хоть раз? — не сдержавшись, он вновь укорил её, позволяя увидеть, как много за слепящей глаза злостью было горечи, обиды и разочарования. — Сколько ещё ты будешь мучать его, nana?

Вздрогнув от того, как он назвал её недоступным и таким желанным словом, Андунээль изумлённо взглянула на Леголаса. А потом вдруг резко спрятала все свои эмоции и, вытянув руку, указала на скрытую меж деревьев, потемневшую от времени, статую покинувшей Мирквуд королевы, поросшую плющом.

— Вот она была твоей матерью, — звенящий возмущением голос не дал аранэну шанса понять, насколько глубоко её ранило то, как он назвал её. — И остается ею.

Зря она рассчитывала пристыдить его, ибо одного взгляда в полные мольбы глаза хватило, чтобы понять — стыда в нём не было ни капли. Эллет, что выбрала между душевным покоем и ребёнком первое, давно перестала быть для него чем-то значимым, оставив лишь мутный горький осадок на дне бессмертной души, песком скрипящий на зубах. Место той, кого он почти не знал, незаметно, но прочно заняла чужачка, что готова была отдать за него свою жизнь, пряча за спиной. Точно так же, как от любой напасти готов был защитить его отец.

— Не уезжай, — тихо попросил он в последний раз, прежде чем принять её решение. А через пару минут, когда понял, что эллет нечем ответить на отчаянную просьбу, упрямо приподнял подбородок и с вызовом заявил: — когда ты вернёшься, я хочу называть тебя наной.

— Вряд ли во дворце будут рады этому, — не скрывая сомнений, усмехнулась Андунээль, давая понять, сколь неуместно было бы подобное обращение к ней.

Но отговорить Леголаса от того, что он уже решил, было не легче, чем переубедить в чём-то Владыку.

— Мне нет до них дела, — едва заметно пожал он плечом, переняв этот человеческий жест у Роханцев.

Недовольно покачав головой, она в который раз напомнила:

— Ты принц и обязан поступать так, как должно.

Казалось, аранэн ждал этих её слов, потому что со странной гордостью уверенно произнёс:

— В том, что касается тебя, я, как и отец, буду поступать так, как мне велит сердце.

Она должна была запретить ему, должна была до последнего помнить, что чужое место занимать негоже. Но что если именно в этом было её предназначение? Что если отчасти ради этого Галадриэль указала ей путь в Мирквуд? Исправить сотворённое не по злому умыслу, стать тем, кто сохранит и преумножит, ровным светом сиять перед лицом надвигающейся тьмы и указывать дорогу другим?

Не позволяя себе всерьёз поверить во внезапную догадку, Андунээль напоследок тепло улыбнулась Леголасу.

— Lissenen ar’ maska’lalaith tenna’ lye omentuva³.

Скрытое в прощании обещание вернуться вселило в аранэна куда больше, чем надежду. Оно даровало уверенность в том, что эллет вернётся. Ведь с момента знакомства она ни разу не дала повода усомниться в своих словах. Поэтому он знал — Закатная Звезда ещё вернётся в Мирквуд. Вот только не представлял, как сообщить отцу о том, почему приехал один.

Прежде чем она развернула коня и ускакала прочь, он коротко кивнул, давая понять, что принял её обещание, и лучезарно улыбнулся, надеясь, что она запомнит именно эту улыбку, а не недавно прозвучавшие упрёки.

— Cormamin niuve tenna’ ta elea lle au’, nana, — звонкий голос серебряным звоном раздался над опушкой. А в следующий миг, не упустив шанса напомнить об отце, Леголас, лукаво приподняв уголок губ, добавил: — Lle anta hen⁴.

Смотря вслед стремительно удаляющейся фигуры, он ещё какое-то время неподвижно сидел на Итильсуле. Юное сердце разрывалось между необходимостью вернуться к отцу, реакцию которого на побег Андунээль он даже представлять не хотел, и желанием сорваться вслед эллет, чья мятежная душа металась в агонии, отравленная сомнениями и внезапной нерешительностью. Но не по годам мудрый разум подсказывал: они должны сами пройти путь навстречу вдруг к другу. Леголасу отчаянно хотелось верить, что все преграды между ними окажутся слабее того притяжения, с которым две потрёпанные сильные души рвутся друг к другу.

Примечания:

¹ Западная марка

² Ithil (синд.) — луна, sul (синд.) — ветер. Ithilsul — Лунный Ветер.

³ Сладкой воды и весёлого смеха до нашей встречи.

⁴ Моё сердце будет ждать следующей встречи, мама. Ты нужна ему.

Иногда Трандуилу казалось, что время остановилось с тех пор как Андунээль и Леголас покинули Мирквуд. Будто сам он был не больше, чем хрупкой мошкой, застывшей в вязком янтарном вчера, сегодня и завтра, смешавшемся в одно бесконечное сейчас, полное томительно-горького ожидания, сомнений и тревог. Разум напоминал о десятках важных дел, не терпящих отлагательств, сердце тревожно сжималось и то и дело болезненно ныло в груди, а душа словно заледенела, устав от горестей, что когда-либо случались с Владыкой или только должны были случиться в будущем.

Казалось, вечность постоянно испытывает его на прочность. Сначала по воле рока или велению судьбы в его дом пришла война. Жестокая, бессмысленная и бесконечная, она забрала близких и знакомых, навсегда изменила облик алмазного Менегрота, въевшись в память болью, горечью и тоской. Первым испытанием оказалась Битва в Тысяче Пещер, что пронеслась уничтожающим всё на своём пути смерчем по великолепным подземным залам. Затем, во время Второй Братоубийственной Резни, погибла его мать. Лишенный её любви, тепла и мудрости, он стоял возле отца и смотрел на превращенный в руины Дориат, чувствуя, как нечто внутри навсегда изменилось. Когда они с отцом обрели новый дом, казалось, всё худшее осталось позади. Казалось, они смогут обеспечить своему народу процветание. И так и было, до тех пор, пока отголосок войны вновь не затронул их. Последний союз казался великой силой, способной остановить зло. Вот только какой бы ни была его мощь, вскоре, насколько хватало взгляда, Трандуил видел трупы эльфов, людей и гномов. Им говорили, что их силы превосходят врага. Говорили, что ещё немного и Средиземье избавится от Тьмы. Но победа в войне не стала победой над Сауроном и не принесла никакой радости. Да и как можно было радоваться, когда большая часть подданных, вместе с его отцом, навсегда осталась лежать у Чёрных Врат¹?

Сотни лет ушли на то, чтобы возродить народ из горстки выживших. Сотни лет и бесконечное терпение, а так же мудрость, помогли привести Мирквуд к благополучию и процветанию. Женитьба на знатной эллет из тэлери тоже казалась ему мудрым шагом. Её речи были приятны слуху, нрав кроток, а внешность радовала взор. Вот только душа не рвалась к её душе, да и сердце, хоть и билось учащенно, но ни разу не замерло сладко при мысли о ней. И, тем не менее, она подарила ему сына, любознательного маленького принца, которого искренне любили все подданные королевства.