Не отрывая от неё взгляда, он мягко провел им по красно-рыжей макушке, обрисовал изгибы плеч, скользнул вдоль спины и вдруг замер. Густые волосы, которые непривычно было видеть свободно струящимися по плечам и спине, были неровно обрезаны снизу.

— Что с вашими волосами? — хмурясь, он подошёл к Андунээль и остановился в паре шагов от неё.

Мельком взглянув на него, она выпила немного вина и беспечно пожала плечами.

— Уворачивалась от ятагана вожака. Не особо удачно.

Безразличие, с которым она говорила о том, как чуть не погибла, пугало его. И вместе с этим, он приходил в ярость от того, что какая-то падаль осквернила её облик.

— Это всего лишь волосы, Владыка, — уловив его недовольство, тихо заметила эллет. — Их подровняют, и они отрастут снова.

Она не поняла, что причина столь сильных его эмоций была куда глубже и куда сложнее.

— Вы могли умереть.

— Могла, — с легкостью согласилась она, утвердительно кивнув.

— Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности, — настойчиво произнёс Трандуил, будто бы требуя с неё обещание больше не поступать столь опрометчиво.

В этот момент равнодушие Андунээль дало трещину. Повернувшись к королю, оказавшемуся ближе, чем полагала, она выразила тревогу, облачив её в мрачные слова, безжалостно сорвавшиеся с губ:

— Пока этот враг существует рядом с Мирквудом, такое может случиться с любым из Стражей.

Это была истина, известная им обоим. Но какая бы опасность не обитала рядом с границей королевства, разбираться с ней было его делом. Леголас и Андунээль должны были оставаться в безопасности, чтобы ни происходило. Любой ценой.

Об этом он и напомнил, сверху вниз смотря на эллет:

— Ты не Страж.

Моргнув от внезапного "ты", на которое слишком легко он перешёл, она сделала шаг назад и в сторону, будто уходя от удара меча. Умело пряча волнение за кривоватой улыбкой, она допила вино и поставила опустевший бокал на столик с напитками.

— Этот разговор бессмысленен.

Склонив голову в сдержанном жесте прощания, Андунээль обошла Владыку по дуге. Ей оставалось несколько метров до дверей, когда Трандуил стремительными шагами догнал её и, удержал за локоть.

— С чего ты взяла, что я отпустил тебя? — не задумываясь о своих действиях, он плавно прижал эллет к неровной стене своим телом, оказываясь невыносимо близко.

Так близко, что она чувствовала его дыхание на своей коже, могла разглядеть, как в глубине его глаз гаснут и рождаются звёзды, и как пламя свечей отбрасывает отсветы на его лицо. Искушение было почти ощущаемо физически, но она оказалась сильнее.

— Наш разговор окончен, Владыка, — сохраняя достоинство, ровным голосом произнесла она, ничем не выдав трепета, теплом и дрожью разлившегося внутри.

— Никуда ты не пойдешь, — раздраженно, почти гневно произнес Трандуил.

Одна его рука преграждала Андунээль дорогу, упираясь в холодный камень стены. Другую он опустил на её тонкую шею. Чуть сжимая сильные пальцы, большим он поглаживал то место, где лихорадочно бился пульс, выдавая эллет с головой.

— Когда в тебе появилось столько своеволия? — прошептал он, склоняя голову в бок.

Переведя взгляд с изумрудных глаз, в которых смешалось так много эмоций, что стоило потянуть за одну, как они могли выволиться все, на твердо сомкнутые губы, он задумчиво улыбнулся.

Что она могла ответить, когда он был так близко, стирая все мыслимые и немыслимые границы? Что дерзости ей прибавляло то, что она едва не теряла голову, находясь рядом с ним? Или, быть может, что она понимала — это ни к чему их не приведёт?

Трандуил воспринял её молчание по-своему.

— Молчишь? — в колкой усмешке прозвучал вызов.

Он имел право быть гневным, но в его взгляде мелькнуло нечто совсем иное. Жажда, приводившая в отчаяние. Страх, толкающий на необдуманные поступки. Восхищение, которого оказалось слишком много. Нежность, такая непривычная для Владыки. И нечто ещё, чему давать название Андунээль не хотела, боясь ошибиться, приняв за дар создателя влияние искажения.

У Трандуила не было и капли тех сомнений, что мучали эллет. В эти минуты, когда она была так близко, пойманная в кольцо его рук, он больше не желал мириться с чужими надуманными страхами. Жадные губы накрыли её уста. Не терпя возражений, требовательно целуя её, одной рукой он зарылся в волосы на затылке, а другой, обнимая за тонкую талию, вжал собою в стену.

Андунээль стоило отстраниться, вырваться из его объятий и уйти, но она не смогла. Глубоко вдыхая воздух, наполненный его запахом, она закрыла глаза, чувствуя, как голова идет кругом от терпкого аромата жасмина, горько-сладкого кленового сиропа и дурманящего дорвинионского, а свежесть хвойных нот сбивает с ног, заставляет упасть в бездну откровенных прикосновений и всё более глубоких, ненасытных поцелуев, на которые она исступленно отвечала. Путаясь хрупкими пальцами в длинных белоснежных волосах, отливающих серебром в неверном свете свечей, она судорожно хватила приоткрытым ртом воздух, когда он коснулся губами подбородка, прижимая к себе ещё теснее. А в следующий миг, распахнув ресницы, поймала взгляд потемневших глаз и уперлась ладонями в широкую грудь. Он был так близко. Живой, горячий, жаждущий, но стоило остановиться, пока она могла это сделать.

— Отпусти, — настойчивым шепотом слетела с губ отчаянная просьба.

Позабавленный отчаянной попыткой Андунээль опомниться, он отрицательно качнул головой и, перехватив тонкие запястья, завел руки эллет вверх над её головой, удерживая прижатыми к неровной каменной поверхности.

— Нет, — тягуче произнёс он, наслаждаясь облаченным в звук отказом отступиться от желаемого. — Ни за что.

Решительно отрезав пути к отступлению для них обоих, он почувствовал, как вмиг стало легче, словно вседозволенность, в которой он всегда отказывал себе, сбросила с плеч тяжелую ношу. Почти всю жизнь всеми его поступками и решениями руководил долг. Каждый раз, делая шаг, он думал — будет ли тот или иной поступок правильным, сможет ли он оставаться тем правителем, который нужен Мирквуду. Но сейчас всё это стало не важным, если её не будет рядом. Осознание этого прошило таура насквозь, подобно вражескому копью, брошенному умелой рукой.

На мгновение прикрыв ставшие сине-серыми глаза, он медленно, в какой-то степени бережно, коснулся губами виска Андунээль.

— Ты напрасно боишься, — тихий шепот казался шелестом сухой листвы и пускал по телу мурашки, как порыв прохладного ветра, ворвавшегося в распахнутое окно. — Я не тот, от кого тебе стоит защищаться.

Это было почти упреком. Ещё одним напоминанием о том, что до сих пор она была откровенна с кем угодно, но только не с ним. Могла открыться едва знакомым Стражам или юному эльфу, но перед ним снова и снова надевала маску учтивости. От её терпения, понимания и почтения сводило зубы, как от глотка неразбавленного гранатового сока.

Его ладони обжигали даже сквозь ткань, но эллет больше не пыталась отстраниться или увернуться от них. Пойманная, словно глупая птаха, она решила сгореть дотла, единственный раз поддавшись искушению. И не важно, что будет после.

Бесконечная череда дней, приведшая Андунээль к моменту, когда его руки уверенно потянули мантию с плеч, показалась ей снами в раскалённой пустыне. Будто бы в нескончаемо долгой жизни никогда не было ничего более реального, чем прикосновения горячих рук к шее и обнаженным плечам, под тихий шелест ткани, падающей к ногам. Будто бы всё остальное утратило смысл. Важным было только то, с каким исступлением он спускался поцелуями вниз по скуле, прикусывал кожу на шее и сжимал хрупкие плечи так, словно хотел оставить на них отпечаток своих пальцев.

Долго, так безумно долго она держала себя в руках, делала то, что должно, оставалась стойкой и боролась со своими опасениями, что под напором его страсти и нежности подалась чарующему голосу.

Поначалу несмело ведя ладонями вверх по его груди, она коснулась кончиками пальцев мантии, сжала её и отбросила в сторону, снимая с Владыки. Не заметив, в какой момент отклонила голову к плечу, безрассудно подставляя шею и грудь жадным губам, она отстраненно отметила, как он потянул ткань лифа вниз. А в следующий момент, не оставаясь в долгу, схватилась за края воротника-стойки камзола и рванула их в стороны, разрывая петли и ломая крючки.