Или она могла бы поведать о том, как на её глазах строились великолепные белокаменные города. Как золотом и серебром сверкали шпили их башен. Как в них стекались со всех краёв Пришедшие Вослед³, как развивались их ремёсла, менялись традиции и обычаи. И как раз за разом они разрушали всё это, пуская в сердца тьму, порождающую зависть, злобу и гордыню.

Но вместо этого Андунээль усмехнулась.

— Поверь, ты не хочешь этого знать.

Её не удивило бы, стань он настаивать, но Хэзурад отвлекся на собственные размышления. Вспомнив их разговоры, он кивнул своим мыслям.

— Теперь я понимаю, почему вы говорили, что Мирквуд напоминает вам дом.

Эллет горько улыбнулась. Ей нечего было на это сказать.

— Вы пережили Битву в Тысяче Пещер⁴ и атаку Феанорингов⁵. Вам известна жестокость сражений, — растерявшись, когда она холодно усмехнулась, он наткнулся на незримую преграду, непреодолимую стену, что образовалась между ними. Словно очнувшись ото сна, он вновь оказался придавлен тяжестью увиденного. — Но я всё равно не могу понять, как вы могли с такой легкостью отнимать жизнь?

Невольно Андунээль снова спросила себя, что бы он сделал, если бы узнал о том, что она делала, странствуя? Что бы он сказал, если бы она рассказала какого это — найти отрезанную голову своего даэра⁶? Смог бы он понять что-либо? Превратило бы это их во врагов?

— Не позволяй чувствам застлать твой взор, — наставление устало сорвалось с её губ, но вместе с тем в нём чувствовалась непримиримая твердость скрытого приказа, гранитной холодностью выстудившего залу.

Но Хэзурад едва ли понял, о чём она. Словно маленький растерянный котёнок, он смотрел на неё, не в силах постичь глубину слов. Тогда, с тяжелым вздохом, эллет пояснила:

— Целитель — это не только тот, кто способен излечить тело или душу, — яркие изумрудные застлала тень. Решительность, отражающаяся в них, постепенно исказила черты лица Андунээль. — Порой нам приходится исцелять эту землю. Сметать с неё всю грязь, подобно безудержному бурному потоку. Вода не знает правых и не правых. Пламени всё равно, кого сжигать. В нём равно сгорают и орки, и эльфы, и люди, — мягкие интонации постепенно трансформировались, приобретая металлический отзвук. — И если в чьём-то сердце безраздельно царит тьма, я не буду думать, прежде чем нанести удар. Я ударю, мой друг. Целитель…, — жесткая усмешка оборванным звуком вырвалась у неё и эхом пролетела по зале, — за свою жизнь я вернула в этот мир многих. Даровала ли я жизнь? — помолчав, она отрицательно качнула головой. — Я просто видела то, что могу исправить. Находила шанс. И если очередной выпавший шанс спасти свет будет требовать убийства, сомнений во мне ты не отыщешь.

— Á hauta, curunir⁷! — взмолился эллон, резко поднимаясь перед ней на ноги. — Tanya awra hlar⁸.

Равнодушно глядя на него снизу вверх, она пожала плечами.

— Ты хотел понять. Но способен ли ты на это?

— Я пытаюсь, — с отчаянием в голосе признался юноша.

Мучительно пытаясь смириться с необходимостью поступков, подобных тому, что совершила Андунээль, убив людей, он метался в оковах собственной невинности. Его чистая душа отторгала необходимость жестокости подобного рода. Целительнице было его жаль. Мальчишка сам не понимал, чего добивался, отчаянно желая обучиться воинскому делу. Уж лучше бы он выращивал цветы в саду, не задумываясь о том, какие порой нужно принимать решения тем, кто хранит его покой.

— Если ты обнажил клинок против врага, он должен испить крови, — одним плавным движением поднимаясь на ноги, она вышла на балкон.

Коснувшись ладонью холодных перил, она оглядела Мирквуд и прикрыла глаза. Слыша, как за ней последовал Хэзурад, она тихо выдохнула, уже не надеясь сохранить с ним отношения наставника и ученика. Но, вопреки этому, он всё ещё нуждался в объяснениях.

— Не всё ведь решает убийство? — измученно, почти умоляюще, прозвучал вопрос.

В нём было столько обреченности, что эллет смягчилась. Повернувшись к юноше, она опустила руку на его плечо.

— Нет. Не всё, — полунамёк на улыбку преобразил её. — Я могу пощадить убийцу, раскаивающегося в содеянном, искупившем вину. Но того, кто в своих помыслах, словах и, казалось бы, безвредных действиях преследует гнусные цели, оставлять позади нельзя ни в коем случае, — сжав пальцы на его плече, она прищурилась, смотря в карие глаза. — Такой человек ударит в спину, когда ты будешь ждать этого меньше всего. Когда ты будешь слаб и безоружен.

— Но это ведь были всего лишь подростки! Люди… — обманутый личиной, принятой тьмой, он был наивен до глупости.

Эллет раздражала это невинность. И в то же время она жалела, что сама лишилась её. Слишком давно и слишком резко.

— Они бы выросли и вернулись сюда ещё раз, — жестокие слова били наотмашь, не давая ни увернуться, ни закрыться, — напали на какую-нибудь девушку или ребёнка. В их сердцах не было света, — грубо отрезала она, презрительно поморщившись. — Я просто исцелила эту землю от ещё одного гнойного нарыва. Вот и всё.

Развернувшись, Андунээль направилась вглубь зала. Слишком многое было сказано в эту случайную встречу. Превращать её в очередной урок у неё не было ни сил, ни желания. Сколько бы ни прошло веков, после того, как потеряла всю свою семью, она никогда больше не пыталась удержать подле себя кого бы то ни было.

— Это сложно принять, — тихий шепот Хэзурада донесся до неё, когда она дошла до середины залы.

Остановившись, она не повернулась, чтобы подбодрить его взглядом. Не стала искать правильных слов, призванных задеть в его душе тонкие струны. Вместо этого, она коротко кивнула.

— Я понимаю. Поэтому не тороплю тебя. Подумай над моими словами, мой друг. А мне пора.

Оставлять Хэзурада в одиночестве было в какой-то мере жестоко. Но она не нанималась ему в няньки. Быть наставником будущему войну или целителю, не обозначало утешать его каждый раз, когда он будет отрицать несправедливость этого мира. Света не существовало без тени. Пусть так не было изначально, но за тысячи лет этот порядок стал истиной. Невозможно проникнуть в суть вещей, возвышая одно и отрицая другое. Ему предстояло либо научиться черпать чужую мудрость, раз не хватает своей, либо отказаться от изначальных помыслов.

Стремительным шагом покидая залу, Андунээль уловила тихий, на грани слышимости, шорох. Прервав себя на полу движении, она цепким взглядом осмотрела прямой пустынный коридор и приметила тёмную нишу в нескольких шагах по левую руку. Всё, что у неё было с собой — пара небольших метательных ножей, спрятанных в поясе. Беззвучно достав их, она сжала рукояти обратным хватом и направилась в сторону укрытия нежеланного свидетеля её драматичной беседы с Хэзурадом.

За пару мгновений до того, как она готова была наброситься на того, кто там скрывался, из прохладной темноты послышался низкий голос, полный иронии:

— Нападёте на короля?

— Владыка… — потрясённо прошептала Андунээль, тут же пряча ножи обратно во вшитые в одежду потайные карманы.

Опустив голову, она не знала, как теперь ей следовало разговаривать с тауром. Позвоночник сковало холодом. Возможно, она ещё долго позволяла мыслям рвать себя на части, дёргая из стороны в сторону, если бы вдруг не оказалась схвачена сильной рукой Трандуила. Сцепив пальцы на локте, он рывком потянул её к себе и впихнул в нишу рядом с собой. Не давая высвободиться, второй рукой преградил дорогу. А через пару секунд в коридоре показался Хэзурад.

Почти вплотную прижатая к Владыке, Андунээль затихла и дышала через раз, не желая, чтобы их обнаружил юноша. Но вскоре она пожалела, что вообще нуждается в воздухе, ибо запах Трандуила окутал её плотным коконом. Казалось, она дышала им. Казалось, вместе с ним таур проникает под кожу, заполняет эллет без остатка. Ещё немного и не останется ни одного миллиметра её создания, не впитавшего его. От этого шла кругом голова. Ароматы жасмина из его сада, дорого вина из Дорвиниона, кленового сиропа и свежесть хвои сводили с ума. Хотелось закрыть глаза, податься ещё ближе, а то и вовсе уткнуться носом в изящную шею и жадно вдыхать уникальный запах, присущий ему одному.