Христиане, если разобраться, в массе своей вообще не верят в идею как таковую. Никому на свете не нужно столько сугубо материальных, телесных, осязаемых и бесконечных доказательств бытия Божьего, способов общения с  Богом, как это нужно им. Им нужны чудеса, святые мощи, Священные книги, прикосновение к которым придает силу клятвам, им нужен крестик, им нужны иконы и целование икон, им нужно причастие, в котором уже до терминальной материалистической стадии доходит сама суть общения с  Богом в форме прямого физиологического потребления божественного «тела и крови». Даже в той части христианства, где формируются этические нормы и правила, основу их составляет абсолютно материальный, телесный базис: наказание в виде адских мук за нарушение предписаний. Невротическое внимание к телу составляет, фактически, краеугольный камень этой части вероучения. Все вращается вокруг греховного тела и греховных помыслов. С философской точки зрения трудно найти что-то более материалистическое, чем иные религиозные обряды. С другой стороны, сугубо принципиально материалистическая физика вполне осознанно и безбоязненно оперирует идеальными формами. Физика (и любая другая наука) построена на идеализированных категориях, коими являются многие физические величины: в  природе нет не сил, ни скоростей, в природе есть движение и взаимодействие. Силы и скорости выдумали люди, это идеальные образы-инструменты, с помощью которых удобно описывать явления.

Мы все живем в мире идей и руководствуемся ими. Какой-нибудь гуманист-атеист ведет себя прилично (не ворует, не убивает, не изменяет жене и т.  д.) просто потому, что принял идею такого вот нравственного поведения. Идею! Получается, что он, этот атеист, насквозь идеалистичен – поведенчески идеалистичен! Он соблюдает заповеди не потому, что Саваоф до смерти запугал весь народ Израилев и этого атеиста заодно, вручая Моисею скрижали на горе Синайской, а потому, что ему стыдно поступать иначе – эту Идею ему внушили семья и школа, с ней он по жизни шагает, твердо при этом веря, что после смерти ни ему, ни всем остальным ничего не будет потому, что не будет ничего.

Моя ирония в адрес верующих материалистов вовсе не означает призыва что-либо в этом изменить. Пусть все так и будет, пусть верующие остаются насквозь материалистичными в своей повседневной религиозной жизни. Я в этом усматриваю как раз то, о чем тут и пишу: диалектику материального и идеального, диалектически противоречивое взаимодействие поведенческой практики и доктринальной убежденности. Этому конфликту много столетий, именно он рождал и продолжает рождать всевозможные протестантские движения, например в христианстве: отказ от ритуалов, атрибутов, священников и т.  п. В этом проявляется стремление к личному и прямому взаимодействию с  Богом, с идеей.

Хочу поделиться еще одним важным соображением… Когда мы обращаемся к своему внутреннему миру, к миру переживаний, чувств, мы вынуждены использовать тот язык – слов и образов,  – который выработан людьми для описания мира внешнего и для взаимодействия друг с другом. Для взаимодействия с нашим внутренним миром у нас нет языка. И это составляет большую проблему. Эта проблема осознана давно и получила свое развитие в восточных учениях – буддизме, дзен-буддизме. То, что называют медитацией, и есть способ безъязыкого общения со своим внутренним миром. Самым важным тут является то, что это именно внутренний мир, это наша сущность, а не нечто внешнее по отношению к нам. В европейской культуре не развилось подобного способа общения со своим внутренним миром. Все попытки обратиться к нашему субъективному миру на языке, предназначенном для описания объективного мира, ни к чему не приводят. Ну а замена субъективного мира образами из мира внешнего – Бог, душа и пр.  – приводят к невозможности постижения собственной сущности и замене подлинного «я» его суррогатом: личностью, индивидуальностью, измеряемой и описываемой рациональным языком.

Свои размышления о материализме и идеализме я завершу утверждением, что в высказываниях типа «я, слава Богу, атеист» или «я, с  Божей помощью, материалист» вовсе нет непреодолимого противоречия: и  звучит весело, и не так уж глупо! Более того, у меня есть ощущение того, что мы живем в некий переходный период «прорастания» противоположностей друг в друга (быть может, это следует рассматривать в гегелевском формате единства и борьбы противоположностей). Пытаются возникнуть синкретические религии и философские системы. К чему это приведет, мы не знаем: то ли такие религиозно-философские системы окажутся влиятельными и смогут «окормлять» умиротворенное человечество длительный срок, то ли процесс завершится новым глубоким размежеванием на очередном витке развития мысли. Поживем – увидим, не доживем – увидят другие.

Про металл можно говорить серьёзно, не слишком серьёзно и совсем несерьёзно. Серьёзно – это с точки зрения, физики, химии, металлургии. Интересны и полезны также сведения об истории освоения железа и других металлов человеком. Образованный человек должен хотя бы в самых общих чертах знать эти вещи. Ну, хотя бы то, что металлы – это простые вещества, проводящие электричество. К этому надо добавить, что простые вещества – это вещества, состоящие исключительно из атомов одного химического элемента. Скажем, кислород O₂ и водород – простые вещества, а образованная из них же вода – H₂O – вещество сложное. Кроме электропроводности, металлы обладают теплопроводностью, расширяются при нагревании, обладают ковкостью и пластичностью. Понятие «металл» даже в науке не так уж точно определено. К ним, например, то относят, то не относят полупроводники и полуметаллы. Есть и более сложные случаи: при определенных условиях водород, например, обладает металлическими свойствами. Так что с оговорками, но к металлам, возможно, относится 94 элемента из всех 118 открытых.

На бытовом уровне слово «металл» используют еще менее строго, чем в науке. К нему, во-первых, добавляется слово «железяка», обозначающее нечто металлическое, а во-вторых, вводится нелепое с точки зрения физики и химии отличие золота от металлов. Золото, несомненно, металл, но любой ювелир, определяя материал, из которого сделано украшение, будет стремиться установить, это золото или «металл» (то есть что угодно, только не золото).

Еще веселее со словом «железяка» и «железо» вообще. Всякий знает, что железякой можно назвать какую-нибудь непонятную металлическую деталь, обломок чего-либо, даже если она с очевидностью сделана из меди или алюминия. На бытовом уровне такая степень неточности вполне допустима. Что касается железа, то, как нас учили в школе, в виде химического элемента Fe, или простого вещества, оно не встречается ни в природе, ни в виде изделий. Все, что мы видим вокруг себя железного, это сплавы железа с чем-то или разнообразные окислы железа, явленные нам в виде ржавчины.

Окружающие нас «железяки»  – это в подавляющем большинстве случаев или чугуны, или стали.

Чугун отличается от стали процентом содержащегося углерода: если более 2  %  – это чугун, если менее – сталь. И чугунов, и сталей – великое множество! Это целая большая, непростая и очень нужная наука – металловедение и материаловедение – и связанные с этим технологии. Большинству из нас, быть может, достаточно знать, что крышка канализационного люка и старые радиаторные батареи в квартирах – это чугуны. Для эстетов добавлю: изящные фигурки т.  н. каслинского литья – тоже чугуны. Любители русской литературы прошлых веков вспомнят, что в деревнях в печь ставили чугунок, а железная дорога называлась чугункой. Из чугуна раньше делали мосты и лестницы, сковородки, печи и утюги. Любители экономики должны знать, что Россия всегда входит в тройку мировых лидеров по производству чугуна.

Про стали писать не буду – огромная тема, в которой мы утонем, даже если ограничимся одним очень узеньким вопросом: ножи, клинки, мечи, сабли – словом, холодное оружие из стали. Одного этого хватит на толстую и увлекательную книгу и про булат, и про дамасскую сталь, и про технологии выплавки сталей, и про великих ученых, разрабатывавших эти технологии, и про многое другое…