Я всегда верил (и сейчас верю), что «при необходимости» (в чем она состоит эта необходимость?) у меня есть радикальный метод лечения чуть не всех болезней: голодание. Кажется, время пришло: болезней с избытком, старение, дряхление организма очевидно, избыточного веса – с избытком,  – чего же ждать еще? Но нет, увы… Глотать лекарства проще. Я, однако, продолжаю верить, что, «когда надо», я это сделаю! Сознавая печальную двойственность своей позиции, я все-таки хоть несколько слов скажу о лечебном голодании и истории его развития.

Первые несколько тысяч лет изучения и применения голодания в лечебных целях я пропущу: Древняя Индия, Древний Египет, античная Греция, Будда, Платон, Пифагор, Гиппократ, Асклепий, Плутарх – все они знали и применяли голодание для исцеления и омоложения. Систематическое исследование лечебного голодания началось в XIX. Первым в этой связи должен быть упомянут российский физиолог, начальник Императорской Военно-медицинской академии В. В. Пашутин (1845–1901). Он выяснил, что во время голодания расходуются ткани патологически измененные («тканевые запасы»), именно освобождением организма от старых, больных, мертвых, слабых, дряблых, разлагающихся клеток и тканей определяется мощный терапевтический эффект при самых различных заболеваниях. Большой вклад в развитие методики практического применения внес А. А. Суворин. Его книга «Лечение голоданием. Моя метода» была издана в  Белграде в 1931 году, где Суворин жил после эмиграции. Жизнь Суворина было нелегкой, порой трагичной: революция и  Гражданская война, эмиграция, тюрьма по ложному доносу, наконец, трагическая смерть (вероятно, самоубийство, хотя есть и другие точки зрения) в возрасте 75 лет. Популярность метода Суворина была велика, многие люди, действуя по его методу, поправили свое здоровье, однако Суворин все время сталкивался как с открытыми недоброжелателями, так и излишне усердными, но невнимательными последователями, дискредитировавшими его метод. Разработанная им метода актуальна по сей день.

Интересующихся более подробной историей развития лечебного голодания я отошлю к книгам А. А. Суворина, Герберта Шелтона, Арнольда Де  Вриза, Ю. С. Николаева, Ю. П. Гущо. Достоверными и научно обоснованными являются разработки доктора медицинских наук, профессора Ю. С. Николаева (1905–1998), автора системы, названной им «разгрузочная диетотерапия». Им отработаны методики голодания: вхождение в состояние полного голодания (эндогенное питание), проведение голодания и контроль за его течением и выход из голодания – это тоже особый режим. Методики Николаева официально внедрены в медицинскую практику в  России.

Существует и масса популярных книг на эту тему. Быть может, самая известная – «Чудо голодания» Поля Брэгга. В этом талантливо написанном мировом бестселлере описывается много невероятных случаев продолжительного голодания, якобы имевших место. Сам Брэгг тоже фигура во много полумифическая. Во всяком случае, то, что он умер в 96 лет от перелома позвоночника во время занятий серфингом на высокой волне, является легендой. Умер он, по-видимому, от рака в больнице в возрасте менее 70 лет. Но и этот факт сомнителен: «правильный» миф о Поле Брэгге поддерживается его наследниками, получающими доход от переизданий книги.

Думаю, будет правильным завершить эссе о голоде не кошмарными картинами массовых голодных смертей во времена разного рода несчастий, а вполне позитивным упоминанием о лечебном голодании. Поэтому завершаю! 

Человеческий голос, возможно, самый главный инструмент передачи эмоций. Не речь, а именно голос, то есть инструмент интонирования, пения. (См. также Пение.) Этот инструмент есть и у птиц, и у животных: мы чувствуем различные интонации, издаваемые кошками и собаками, мы улавливаем эмоции гнева, опасности. Голос человека может передать и вызвать у слушателя все существующие у нас эмоции. Именно поэтому существуют пение и его вершина – академический вокал, опера.

Когда я написал эти строки несколько лет тому назад, черт меня дернул углубиться в тему вокала настолько, что я написал брошюру с описанием различных типов голосов и их классификаций в разных системах: итальянской, немецкой, русской и пр. Это было увлекательно, и результат получился познавательный, поучительный, но запредельно превосходящий тот формат, который уместен в этой книге. И я теперь в дурацком положении: брошюра не издана, поэтому просто дать на нее ссылку не могу, а вставлять текст сюда, как я сказал, неуместно: слишком уж он велик и специфичен. Ну и бог с ним… Может, когда-нибудь издам или просто в  Интернете опубликую. Здесь же сообщу читателям нечто весьма для меня важное: у  меня баритон. Или бас-баритон. Но он так и остался для домашнего употребления, хотя случалось мне петь и со сцены.

Вспомню, но не буду здесь пересказывать, рассказ «Голос» русского советского писателя Севера Феликсовича Гансовского (1918–1990). Это вымышленная история о театре Буондельмонте и о певце Джулио Фератерра, у которого от природы голоса не было, но бельгийский хирург Алляр «сделал» ему певческий тенор редкой красоты. Историю рассказывает парикмахер своему клиенту, а дело происходит в городке Монте-Кастро. По ходу повествования сказано немало весьма точного и интересного о певческих голосах. Север Гансовский – писатель-фантаст, участник Великой Отечественной войны. Советую найти его книги в  Интернете или в библиотеках и прочитать.

Слово «грех» когда-то было просто синонимом слов «ошибка», «путаница»… В некоторых славянских и даже романских (молдавский, румынский) это слово (греша́лэ/greșeală) до сих пор присутствует в значении «ошибка».

Но христианство наполнило это слово особенным содержанием, придав ему исключительное значение. И это значение меня печалит… Печалит, потому что считаю концепцию первородного греха, являющуюся краеугольным камнем христианского вероучения, одним из самых тяжких деяний христианства перед многими поколениями людей, так или иначе воспринявшими эту доктрину как руководство в собственной жизни.

Если бы «грех» был просто синонимом ненадлежащего поведения, если бы он указывал на «что такое хорошо и что такое плохо», он был бы нормальным и полезным регулятором социального поведения в соответствии с принятыми нормами. Если бы ко грехам были отнесены наиболее неприемлемые человеческие пороки: чревоугодие, прелюбодеяние, алчность, печаль, гнев, уныние, тщеславие, гордыня, зависть,  – это тоже было бы удобным средством обобщенной классификации нежелательных, неприемлемых пороков. И даже принятую в восточном христианстве концепцию смертного греха – то есть такого поступка, после которого душа уже не может быть прощена и спасена после смерти, если только человек не успеет при жизни надлежащим образом покаяться, можно хоть как-то с оговорками принять…

Но вот о концепции «первородного греха», то есть своевольного поступка Адама и  Евы, совершенного ими в ослушание Божьей воли, я думаю с чувством глубокого сострадания к той части человечества, которая эту концепцию разделяет. Согласно этой концепции, последствиями нарушения запрета «вкушать плод с древа познания» стали поврежденность мироздания и природы человека, изгнание из  Рая (см. Ад и Рай), утрата доступа к древу жизни и смертная жизнь. При любых вариантах толкования этой библейской истории суть ее во внедрении наихудшего инструмента социального управления: формирование у людей чувства вины за то, чего они не совершали, что позволяет ими управлять, управлять их страхами, формируя при этом циничный рынок обмена страхов на соблюдение ритуалов.

В мой монолог вступает Ошо (Бхагван Шри Раджниш), высказывая весьма близкую позицию:

Истинная религия совершенно не нуждается в концепции греха. Псевдорелигия не может жить без концепции греха, ведь грех – это метод возбуждения чувства вины в людях.

Вам нужно будет понять целую стратегию греха и вины. Если не возбудить в человеке чувства вины, его невозможно поработить психологически. Невозможно заключить его в тюрьму определенной идеологии, определенной системы веры.