Напарник рассказал, что один раз видел шептуна совсем близко. В тот день каменные стены цитадели подверглись нападению. В рудник прибежал чешуйчатый охранник, и почти все надсмотрщики ушли за ним. Помогать. Тогда-то в забой, где мой напарник в одиночестве долбил породу, и пробралась смутная тень.

– Шептун вроде почти как человек, - сказал он, нахмурившись. - Даже одежда есть. Только глаза белые. Пустые.

Почему шептун его не сожрал, напарник не знал. Тварь просто потопталась на месте и также незаметно, как и появилась, исчезла в темноте…

– Все! Закончили работу, свиньи, - хрипло буркнул надсмотрщик из темноты, прерывая мои воспоминания. - Засыпай породу в мешки. Быстро!

Тускло чадил факел, освещая заваленный рудной крошкой неровный пол. Глаза, уже отвыкшие от света, нестерпимо заслезились.

Породу в грубые кожаные мешки пришлось засыпать руками. Острые осколки больно впивались в истерзанные деревянной рукоятью кирки ладони, натуженная за день спина отказывалась сгибаться…

– Засыпали? - сзади снова возник надсмотрщик. - Мешки на спину, и на выход. Быстро!

Разомкнутая цепь глухо звякнула, падая на пол.

– Он же слепой, - тихо сказал я напарнику, взваливая тяжеленный мешок на плечи. - Как он видит факел и нас? Откуда знает, куда нужно идти?

– Чувствует, - коротко ответил он…

И с силой втянул в себя воздух. Кнут, распоровший тьму надвое, хлестко полоснул его по голым ногам.

– Разве я разрешил разговаривать?! - яростно прошипел надсмотрщик. - Шевелите ногами, улитки! Быстро! На выход!!

Теперь острые грани породы терзали мне плечи и спину. Кожа мешка не спасала совсем.

Один за другим в центральный тоннель рудника из своих закутков выползали измотанные рабы. Тех, кто шел слишком медленно, подгоняли щелчки кнутов и угрозы надсмотрщиков.

Мы с напарником оказались в первых рядах. И первыми из рабов увидели закатное небо.

Широкие разводы перистых облаков насквозь пропитались кровавым цветом уже исчезнувшего за горной грядой солнца. Небесный купол, где-то потерявший все звезды, быстро темнел.

Красиво.

Были бы только силы любоваться…

По окутанной сумраком извилистой тропке нестройная вереница рабов пересекла рудниковую долину и вышла к цитадели.

Мои несчастные пальцы, державшие горловину мешка, онемели совсем.

Несколько раз я перехватывал поудобнее промокший от пота кожаный ворот, но мешок продолжал неумолимо выскальзывать. Когда до приземистого деревянного склада, расположенного у входа во внутреннее пространство крепости, осталось совсем немного, под ногу попал острый камешек, больно впившийся в ступню.

Если бы я был полон сил и энергии, ничего бы не случилось. А так… Я покачнулся, потерял равновесие и тяжело рухнул на землю лицом вниз.

Раздался треск.

Нет, это затрещали не мои кости. Это кожаный мешок, в котором я нес рудную породу, лопнул в нескольких местах, ударившись о землю. Мерцающее крошево, весь мой сегодняшний труд, вывалился из образовавшихся прорех и смешался с дорожной пылью.

Тишина.

Вереница рабов остановилась, с испугом глядя на меня. Каким-то шестым чувством я понял, что никто из них не хотел бы оказаться на моем месте, даже мой напарник, уже смирившийся со скорой участью корма для шептунов…

– Ты!! - один из надсмотрщиков, огромный волосатый верзила, шедший впереди колонны, подошел ко мне и мягко, по-звериному, присел на корточки рядом, растягивая рот в зловещей ухмылке. - Ты знаешь, что ты сейчас сделал, раб?

Я с трудом принял сидячее положение и мутным взглядом посмотрел на него.

– Ты оставил себя сегодня без еды и воды, - произнес он, поигрывая рукоятью кнута. - И запомни еще одну вещь. Лорд дает на каждого раба только два кожаных мешка. Тот, кто не способен это понять, идет на корм шептунам. Тебе все ясно, раб?!

– Да…

– Породу соберешь и отнесешь на склад. Рокс, проследи за этим. Остальные - вперед!

Потеряв ко мне интерес, верзила погнал вереницу рабов дальше. Со мной же остался тот самый слепой надсмотрщик, что весь день дежурил возле нашего забоя. Его белесые бельма глаз смотрели мимо, но я знал, что кнут его наготове и не промахнется при ударе.

– Шевелись! - прошипел он. - Что-то я не слышу у тебя особого рвения. Ну?!

После прикосновения к острым обломкам породы кожа на ладонях просто вспыхнула огнем от адской боли.

Сколько пришлось сходить до склада и обратно, я точно не помню. Наверное, не менее нескольких десятков раз. Словно в тумане я насыпал на останки злополучного мешка мерцающие каменные крошки и затем относил, вываливая на кучу породы в углу.

Когда Рокс приказал мне возвращаться в клетку, я уже толком не мог ходить. Так ослабел. Надсмотрщику пришлось мне помочь.

Смутно припоминаются напуганные лица рабов, смотрящие на меня из наплывающих откуда-то клубов тумана, хриплое дыхание надсмотрщика и открытая дверь клетки.

Дальше ничего…

Я пришел в себя от нескольких капель воды, влитых мне в рот.

– Живой? - негромко спросил глуховатый знакомый голос. - Живой. Ничего, оклемаешься. Привыкнешь. Эх. Душно здесь. Ты пей, пей!

Я закашлялся. Ухватил руками грубую глиняную посудину с водой, что держал мой напарник, притянул к губам и сделал большой глоток.

Муть в глазах немного рассеялась.

– Откуда…вода…? - прошептал я. Говорить в голос не было сил. - Мне же… без еды и воды…

– Рокс принес, - ответил напарник. - Сказал, на первый раз тебя прощает. Странно. Он никогда никому не помогал.

– Может, понял, что без глотка воды я завтра на работу не выйду, - отхлебнув еще, попытался пошутить я.

Неудачно.

– Надсмотрщикам плевать, выйдешь ты на работу или нет, - пробормотал напарник, отведя глаза в сторону. - Вместо тебя уже завтра появится другой раб. А ты пойдешь на корм шептунам. Все просто.

Я поежился.

Ничего себе, просто.

– А поесть Рокс не принес? - спросил я с надеждой. - Ну, хоть что-нибудь…

Напарник отрицательно мотнул головой.

– Вот, возьми, - он протянул мне небольшой кусок мучной лепешки. - Этого мало, но все же. Поесть тебе необходимо.

Я изумленно посмотрел на напарника.

Утром, когда нас поставили работать в одном забое, я спросил, как его имя. Он угрюмо мотнул головой. "Здесь не делятся двумя вещами: именами и едой", - сказал он тогда. - "Может, потому, что больше здесь делиться нечем".

Сейчас же он по своему желанию отдавал мне часть своей еды.

– Спасибо, друг, - растроганно сказал я. - Но как же ты?

– Бери, пока не передумал, - буркнул он. - Ничего. Переживем как-нибудь. Эх. Душно здесь.

Непослушными пальцами я схватил лепешку и сунул себе в рот.

Небо!!

Никогда не думал, что плохо прожаренный грязный кусок хлеба может быть таким вкусным!

Напарник, искоса наблюдавший за мной, хмыкнул.

– Если есть хочешь, значит, пока все в порядке, - сказал он. - К тебе гости, кстати. Вон, пришли.

Не переставая жевать, я обернулся.

Действительно, в наш угол из другого края клетки приползли двое рабов: низенький толстяк с жидкой спутанной бородкой, длинными руками и масляными глазками, и худой однорукий парень с узким загорелым лицом. Багровая вздувшаяся полоса, наискось перечеркивающая его лоб, явно была следом от кнута надсмотрщика. Правый глаз парня уцелел чудом.

Однорукий только один раз взглянул на меня и сразу отвернулся. Мне показалось, что я услышал яростный скрежет зубов. Второй же, придвинувшись поближе, подгреб под себя охапку соломы, уселся на нее и хитро улыбнулся мне.

– Ну здравствуй, - медовым голосом произнес он, сощурив один глаз. - Как прошел первый день на руднике?

– Ты меня знаешь? - настороженно спросил я. - Откуда?!

– Ну как же, - сказал он, поудобнее устраиваясь на пучке соломы. - И ты меня знаешь. И всех других тоже. Потому что все мы здесь - рабы. Разве нет?