Возвращаюсь, нависаю над консьержкой:
- Ну?!
- Варенька! Тут такое дело...
Глва 9. Настоящее. Вторник, очень раннее утро.
Никогда не судите о человеке по его друзьям.
У Иуды они были безупречны.
Поль Валери (французский эссеист)
Дружба не нужна для жизни.
Она из тех вещей, без которых не нужна жизнь.
К.С. Льюис (британский ирландский писатель,
автор "Хроник Нарнии")
Будильник, поставленный на половину шестого утра, разбудил меня мгновенно, несмотря на то, что трех часов для сна оказалось совершенно недостаточно. Но горячее желание ни за что не встречаться с Кириллом, свалившимся мне на голову сюрпризом, приправленным кошачьим кормом и непонятно откуда взявшимся интересом ко мне, придавало мне сил и скорости. Кто его знает, на какое время он назначил «наш совместный завтрак»? И почему я, на четвертый день расставания с мужем, оказалась в такой нелепой ситуации? Вот что я скажу: я не хочу завтракать с Кириллом, не хочу с ним обедать и уж тем более ужинать. У меня в планах вообще нет совместного приема пищи с посторонним мужчиной, даже ради Мышильды.
Большего абсурда, чем вчера, я давно не слышала. Консьержка бормотала что-то о том, что ей пришлось отойти буквально на пять минут, и в это время, видимо... Мои возражения, что Кирилл не смог бы открыть дверь подъезда, встретили аргументом: может, кто выходил.
- Камера? - тоном въедливого и справедливого прокурора спросила я Ольгу Викторовну.
- Ну, камера! - тянула время женщина, чем вызывала страшное подозрение в соучастии. - Камера на ремонте уже пятый день. Вот и объявление висит.
Так ничего и не добившись, полтретьего я ушла спать.
И вообще я наконец-то определилась. Уже в постели я достала из сумочки свой телефон.
Так. Шесть пропущенных от Милы, четыре от Анны, восемь от Мышильды, о! двенадцать от Сашки. И три от Максима. Ровно три. По одному на день: пятница, суббота, воскресенье.
В этот момент родилось решение: сбежать. Я не справляюсь с ситуацией. Я перепугала всех своих друзей. Они беспокоятся обо мне. Они. Но не он.
Разве ни в чем не виноватый муж не должен обрывать телефон пропавшей жены и, как минимум, просить прощения дистанционно, а как максимум, стоять под дверью на коленях с букетом в зубах? Хотя, кого я обманываю: представить себе стоящего на коленях Максима я не могу. Это Вовка, мой закадычный друг, в шутку мог упасть на колени передо мной и, смиренно склонив голову, паясничать: «Не велите казнить, любезная сударыня Варвара, велите миловать вашего покорного слугу. Не по умыслу злому ошибку страшную совершил, а по скудоумию врожденному».
Как всегда, воспоминания о Вовке греют, вызывают щемящее чувство тоски от потери. Не такой тяжелой тоски, которая давит могильной плитой от мыслей о Максиме, а нежной, легкой, тоской, пропитанной надеждой, как эклер заварным кремом.
Мой друг за что-то обиделся на меня? До сих пор не понимаю, за что именно. Прошло девять лет, как я видела его в последний раз. После восьми лет ежедневной, ежеминутной дружбы его отъезд без предупреждения, без объяснений стал шоком.
И если бы не все затмевающий и отодвигающий на задний план день нашей с Максимом долгожданной свадьбы, я, возможно, успела бы найти Вовку и поговорить с ним.
Девять лет назад. День свадьбы.
Я спрашивала ребят, что могло случиться, но они пожимали плечами, недоумевая вместе со мной.
Сашка удивленно смотрела на меня, вопрошающе на Максима и как-то глупо на Лерку. Лерка же, волшебно прекрасная в сиреневом платье подружки невесты, с легким, естественным макияжем (чтобы не затмить невесту, но это бесполезно по умолчанию!) отвечала Сашке взглядом самой мудрости, в нем читалось: «А что вы все удивляетесь? Так и должно было произойти». Что именно должно произойти, этот взгляд не уточнял. Игорь, в свойственной ему манере, усмехался, но в усмешке улавливалась мною какая-то странная грусть.
Сам Максим никак не объяснял отсутствие на нашей свадьбе своего лучшего друга и моего оруженосца.
- Так бывает в жизни, Варежка, - говорил Максим мне, десятки раз выбегающей на крыльцо загородного клуба «Медведь», где должна была состояться наша свадьба. - Случаются неожиданности, складываются обстоятельства...
- Нет! - страстно и горячо не соглашалась я с ним. А я с ним редко не соглашалась. - Он не мог. Это же Вовка! Он придет.
Когда через стеклянную стену фойе я увидела подъезжающее такси, то вырвавшись из круга друзья, развлекающих меня, пока Максим разговаривал с другими гостями, выбежала под колеса этого такси.
С утра шел дождь, сильный, обложной. Сияло солнце, мгновенно выглядывая из-за густо-фиолетовых туч, сразу после очередного дождевого разряда. Огромная радуга повисла над сосновым бором и рекой. Одна, вторая, третья.
Мы втроем: я в свадебном платье, Сашка и Лерка в сиреневых платьях подружек невесты, - стоим в крытой беседке и с восторгом смотрим на тройную радугу.
- Варька! - восклицает Сашка. - Какая ты счастливица! Дождь перед церемонией, да еще какой дождь!
- И радуга! - подхватывает Лерка. - Я редко тройную вижу.
- Так-то их всегда семь, как и цветов спектра, - говорит всезнающая Сашка. - Это мы видим только три. Причем это не дуга, а окружность. И видно ее только, когда лучи света падают на капельки воды под углом сорок два градуса.
- Да, красота! - соглашаюсь я, пьяная от счастья, ничего не понимая из того, что говорит Сашка. Вот он, этот день! Он наступил!
- Еще какая красота! - сильные руки будущего мужа (чуть-чуть осталось!) осторожно, но крепко обнимают меня сзади.
И я понимаю, что говорит он не о радугах, не о прекрасном речном разливе, на берегу которого мы находимся, а обо мне. Своей будущей жене. Жена... Меньше чем через час я официально стану супругой лучшего в мире мужчины, человека, которого я люблю с двенадцати лет. Рядом со мной друзья моего детства и юности. Нам всего по двадцать лет. Впереди счастливая жизнь. Вместе. Как бы ни сложилась судьба, мы очень хотим остаться рядом.
Да. Я сегодня красивая. Над моим образом трудились и визажист, подобранный Сашкой, и модельер, молодая талантливая женщина, уже довольно известная в мире моды, и Лерка. Именно Лера была тем, кто разрешал или не разрешал завершать каждый этап моего превращения в невесту. Она, придирчиво меня осматривая, говорила либо «да», либо «нет» - и преображение продолжалось. У моей подруги безупречный вкус. Как у Максима. Осознание этого наполняет радостной гордостью.
Я поняла задумку Леры только тогда, когда подошла к огромному зеркалу салона красоты и отразилась в нем во весь рост. Молодость. Нежность. Простота. Изящество. И главное -Трогательность.
Эта девушка с сумасшедшим взглядом зелено-карих глаз, с искусно уложенными кудрями густых каштановых волос, с изящными капельками жемчужных слезинок в прическе, в длинном платье в стиле ампир цвета слоновой кости с завышенной талией. Ее подчеркивает широкая серебряная лента, украшенная жемчужинами. Лиф из серебряного кружева ручной работы. Она - это я. Не зря я безоговорочно доверилась Лере.
Когда папа привез меня к крыльцу загородного клуба и помог бабушке и мне выйти из машины, стоящий на ступеньках Максим в темно-сером костюме застыл и долго не подходил ко мне. Так и стоял, примагнитив мой взгляд и удерживая его восторженным, любящим взглядом голубых глаз, кажущихся сиреневыми, благодаря потрясающему шейному платку-галстуку и такого же оттенка жилету. Так бы мы и стояли, я на первой ступеньке, он на последней, если бы Максима за локоть мягко не взяла его мать, а меня довольно больно не пихнула в бок тощим и острым, как шило, локтем сестра. Михаила Ароновича, тринадцатилетнюю Мышильду, одетую подружкой невесты, и Риту привез дядя Георгоша.
А сейчас мы стоим в беседке, смотрим на три высоких радуги, и Максим прижимает меня спиной к своей груди. Я кожей чувствую биение его сердца. Громкое. Тревожно-счастливое.
