— Но почему? — глухо спросила я.

— Не знаю, — пожал плечами парень. — Эмоции — это то, что мешало учёбе. А родители хотели обеспечить меня хорошим образованием и всем необходимым. Я не имел права их подвести. Да и сам видел мало смысла во всех этих чувствах. И… Мы в семье никогда не могли нормально поговорить, знаешь.

— Если не получалось говорить с родителями, почему ты не делал этого с друзьями? — аккуратно уточнила я.

— Это не то, — отрезал брюнет. — И теперь я знаю, что подвёл их.

— Ты же не виноват, что обстоятельства так сложились.

— Какая разница? Всё это время я собирал остатки энтузиазма ради достижения цели: получить лицензию с отличием, а вместе с ней и хорошую работу. А теперь что? Мы больше не можем рассчитывать ни на то, ни на другое. А значит, всё было зря. И теперь пустоту нечем останавливать, да и незачем.

— Хорошая работа не всегда зависит от наличия лицензии, — осмелилась сказать я.

— Но не в самой престижной почтовой компании.

Тут крыть было нечем.

— И кроме неё будет, где заработать.

— Заработать — да, но не оправдать надежды семьи, — твёрдо сказал он, и поднялся. — Спокойной ночи, Элл. Отдыхай уже, у тебя и так забот хватает.

— Это не значит, будто мне неважно, что происходит с моими друзьями, — возразила я, серьёзно глядя на него снизу вверх.

— А зря, — бросил он, и удалился прежде, чем я успела что–либо ответить.

Уронив голову в руки, я вздохнула и провела ими по лицу.

Вот и поговорили.

За завтраком Лиум общительнее не стал. Утро вечера мудренее, да? Ну–ну.

Я могла бы ещё долго ломать голову над тем, что с этим делать, но Корсак забрал меня в кабинет сразу после завтрака. Там скучать не приходилось. Сначала мы взялись за насущные дела, в курс которых брат успел меня ввести. Зашедший с вопросом Филс мог бы стать иллюстрацией к слову «недоумение» в толковом словаре. Впрочем, когда Корсак объяснил ему, что я теперь его ученица, квартирмейстер сумел выглядеть ещё раз в десять более удивлённым. Я еле сдерживала смешок. Да, ему будет непросто с этим смириться…

В процессе работы мы часто шутили, и я чувствовала себя так, словно вернулась во времена, когда была здесь квартирмейстером. Будто и не было той злополучной ночи и пяти лет в университете.

В перерывах на еду и чай мы говорили как раз о том, как у кого прошли эти годы. Он в красках рассказал о воздушных приключениях, что ему довелось пережить, а я вкратце поведала о жизни в столице. И лишь только получив шанс, жадно выспрашивала всё о наших общих друзьях и знакомых.

Следующий день прошёл у нас точно также — за работой и учёбой. А ещё я обнаружила, что брат не изменил своей привычке пить мой чай, если только выпадала возможность. Но точно также не могла игнорировать тот факт, что он изменился. Повзрослел. Стал более проницательным и принимал важные решения. Я будто заново знакомилась со своим братом, и узнавала о нём много нового.

И вот уже третий день как мы снова засиделись до позднего вечера. Закончив с порученными мне заданиями, я ждала, пока Корсак просмотрит и оценит их. Мне повезло отхватить плед с дивана и устроиться на подоконнике, чтобы теперь смотреть на звёзды.

Здесь, вдали от города и на такой высоте, они смотрелись просто волшебно. Говорят, когда–то люди могли летать к ним и даже высадились на Луну… Сейчас это звучит как фантастика. Но, быть может, наступит день, когда человек опять сможет вырваться в космос. Не зря же об этом столько книг написано…

Приглушённого света лампы на столе хватало ровно на то, чтобы работать с бумагами, и он не мешал созерцать ночное небо.

За этим занятием я и не заметила, как стала по привычке играть ключом на часах. Мы сидели в полной тишине, так что я даже вздрогнула от следующей реплики брата:

— Да оставь ты их уже в покое.

Удивлённо изогнув бровь, я вопросительно взглянула на Корсака.

— Наручные часы, — пояснил он. — Постоянно ими играешь, особенно когда задумываешься о чём–то. Ещё и сегодня после обеда весь корабль чуть вверх дном летать не заставила!

Я смущенно опустила глаза. Днём, чтобы освежиться, я сняла часы, закатала рукава по локоть и хорошенько умылась. Они в это время соскользнули с раковины и завалились в угол между ней и стеной… Словом, я чуть не заставила Торна разобрать слив, когда мы наконец увидели, куда именно делся браслет.

— Всё–таки услышал, да?

— Тут и глухой бы услышал, — заверил брат. — Ты явно ими дорожишь.

— Это он подарил их, — с тёплой улыбкой призналась я.

— Ааа, — понимающе протянул он, не забыв хитрую ухмылочку.

В ответ на это я тут же закатила глаза к темнеющему потолку.

— Корсак!

— Что? Я даже ничего не сказал! — начал защищаться капитан.

— По твоему лицу и так всё понятно, — хмыкнула я.

— Как и по твоему, когда речь заходит о нашем общем друге, — ухмыльнулся парень. — Теперь понятно, почему ты постоянно так тянешься к ним.

— Они напоминают про его веру в меня. И порой мне кажется, что вместо них моё запястье обхватывает его рука в знак поддержки, — всё же призналась я, разглядывая уже хорошо знакомый циферблат. — Тогда становится немного легче. Хотя это звучит как–то слишком смазливо, — смущённо добавила я.

— Вам нужно встретиться, — твёрдо сказал Корсак, проигнорировав мои последние слова.

— Не ранее, чем всё это закончится, — качнула я головой, и глянула в окно. Тоска отозвалась уколом в груди, а пальцы крепко сжали браслет.

Брат возвёл глаза к небу.

— Это неправильно.

— Я уже не знаю, что правильно, а что — нет, — вздохнула я. — Но решения своего не поменяю.

— Ох уж эта Лисица… Долг превыше всего, а? — ухмыльнулся он, подперев голову кулаком.

Я опустила глаза и вздохнула.

— Не хочу впутывать его в неприятности.

— Зато меня — за милую душу!

— У меня не было выбора, — извиняющимся тоном пояснила я. — Прости за это.

— Я‑то прощу, — легко согласился он. — Но лучше подумай вот о чём: если бы это был полёт в один конец…

— Но это не так, — тут же возразила я.

— Просто предположим, — согласился парень. — Если бы это было так, ты бы простила себе, что так и не встретишься с ним?

— Если бы это было полётом в один конец, — медленно повторила я, — то я бы не простила себе, что и его втянула в это, — добавила я, глядя в глаза брату. — А узнай он обо всём, точно рано или поздно пошёл бы за нами.

— Разумеется! — хмыкнул Корсак. — Но ведь и ты сама поступила бы так же.

— В этом мы с ним похожи, — пожала я плечами, и осмелилась узнать — Скажи… Он спрашивал обо мне?

— Раз по двести за встречу, — легко ответил капитан. — Примерно столько же, сколько и ты сегодня о нём.

Я смущённо опустила глаза, не в силах сдержать улыбку.

— Ты бы хоть разок написала ему.

— Не могу, — вздохнула я. — Мне по–прежнему страшно, что я могу подвергнуть их опасности. А теперь так тем более… И так уже много народу в этой передряге.

— Кажется мне, что твои новые друзья не остались бы в стороне, даже имея выбор, — усмехнулся парень.

— Лиум и Флейм? — переспросила я. — Пожалуй, да, — признала я с улыбкой. — Если бы не они, я бы не выдержала столько лет на земле. Знаешь, это ведь так классно, когда сидишь до глухой ночи, учишь экзамен, а потом начинаешь сходить с ума, и отправляешь письмо по пневмопочте. Пишешь, как тебя это достало, мозги вскипают, и больше не выдерживаешь. А в ответ получаешь ровно то же самое: признание, как всё достало и как это невозможно запомнить. И чувствуешь такую… Общность. Что ты не один, что вам обоим сложно. И от этого почему–то становится проще. Или, вот случится какая–то запара, и всё, хочется улететь в закат. А потом просто идёшь на чашку кофе с Флейм, и болтаешь до самого вечера. О важном и не очень. И всё становится на свои места. А бывало, что на неё накатывало, и тогда уже я вела её куда–то, и мы точно так же говорили. Ей полегчает — и самой на душе тепло и радостно. И чувствуешь себя нужной. Важной. А их перепалки… Это же отдельное произведение искусства!