И наши надежды оправдались: клиент остался доволен и даже дал понять, что в следующий раз снова обратится к нам. Да, это был успех! Я чувствовала себя победительницей, нет, все

мы, кто сотворил эти ролики, были победителями! В том числе и Егор, который, как я узнала, отправился на заграничные съёмки.

— Дим, мы это сделали! — поспешила обрадовать ненаглядного, отправившись после встречи сразу в больницу.

— Я знал, что ты сможешь, — он выдавил слабую улыбку. Улыбаться с его разбитыми и всё ещё подживающими губами вообще было подвигом. — Зато я сейчас совершенно бесполезен… Прости, свалил на тебя столько всего…

— Глупости, ты не бесполезный и бесполезностью никогда не страдал! — я вложила в слова максимум уверенности. — Мой любимый ученик всегда был и будет удивительным!

Возможно, я говорила как мамаша, для которой собственное чадо всегда будет лучшим, но по сути ведь была права. Зарецкого можно назвать каким угодно, но уж точно не бесполезным.

Кстати, Диме уже разрешили есть самостоятельно, а не питаться через капельницу. Только жиденькие кашки и йогурты, но уже что-то. Кому-то могло бы показаться, что жизнь постепенно налаживалась, но без эксцессов тоже не обошлось. Когда я выходила из магазина, купив для Димы йогурт, меня едва не сбила машина. Лишь молниеносная реакция Василия, который сгрёб меня в охапку и утащил с траектории железного коня, позволила мне следующим утром увидеть новый рассвет. Уже стемнело, у автомобиля были закрашены номера. Телохранитель по инерции выстрелил в стремительно удаляющееся чёрное авто, но оно было уже слишком далеко.

Я ехала в больницу к Диме, а у меня в ушах стоял звук выстрела. И кому же так неймётся от меня избавиться?! Снова проделки Александры? Или ещё кто — то постарался? Димке, разумеется, ничего не рассказала (мы сообщили только его отцу), кормила ненаглядного с ложечки, а у самой рука дрожала.

— Ты чего? Что случилось? — от него не укрылось моё состояние.

— Да вот смотрю на тебя и думаю, когда же моя мумия-гусеничка выпорхнет из кокона и станет прекрасной бабочкой, — сказала первое, что пришло в голову, потому что передо мной сейчас находилось Димкино лицо, в котором незабинтованными были только один глаз, рот и ноздри.

Зря сказала. Дима перестал есть и сжал губы, так что корочка на них лопнула и показалась капелька крови. Глупая, надо было лучше контролировать эмоции, чтобы руки не дрожали.

— Ангелина, ты ведь знаешь, что у меня на лице могут остаться шрамы (впрочем, не только на лице)? И больше не будет никакой прекрасной бабочки.

Пока я придумывала, что ему сказать, пришёл врач для вечернего осмотра, а мне позвонила мама. Оказалось, она выпытала у Василия о вечернем происшествии (эти двое стали регулярно созваниваться), поэтому тут же набрала меня, чтобы лично убедиться, что со мной всё хорошо. Когда я вернулась в палату, Дима уже спал.

Утром вечерний инцидент сгладился, мы оба сделали вид, что ничего не было. Я не говорила о Димкиных повязках, он не заговаривал о шрамах и выполнял все указания врачей, но всё равно временами в его поведении проглядывала какая-то… обречённость, что ли.

Вскоре ситуация с Дариной прояснилась (ДНК-тест показал родство, в чём я и не сомневалась) и пришла пора отправляться в органы опеки. Я собрала пакет необходимых документов и, полная радужных надежд, пришла получать разрешение на удочерение.

— А где свидетельство о браке? — вдруг спросила дородная тётенька, которая занималась приёмом документов.

— Какое ещё свидетельство? — не поняла я.

— Ну как же?! У ребёнка должна быть полная семья, иначе к чему всё это? — свела брови женщина. — Зачем его дёргать из привычной атмосферы? Без свидетельства о браке я не приму документы. Хотите быть матерью-одиночкой — пожалуйста, рожайте себе на здоровье, а чужих детей не надо втягивать в свои феминистские игры.

Что это за самоуправство?! Мне же говорили, что не состоящий в браке человек тоже может взять ребёнка, тем более если они состоят в родстве. Я даже на сайте об этом читала!

— Вы не понимаете?! — я слегка повысила голос. — Это не какой-то чужой ребёнок, которого мне вдруг взбрело в голову взять к себе, а моя сестра! И кровное родство подтверждено. Я имею все права быть для неё как минимум опекуном.

— Ну так и будьте! Приходите, проведывайте, а забирать-то зачем? Там ребёнок присмотрен, ухожен.

— Присмотрен, говорите? Вы давно были в третьем детдоме? — начала кипятиться я. — В каком месте условия содержания в том хлеву считаются приемлемыми для детей? И что с того, что я пока не замужем?! Главное, что ребёнку будет лучше не в детдоме, где вокруг чужие люди и далеко не самая тёплая обстановка, а с роднёй. Почему никто не берёт это в расчёт?!

— Милочка, ну что вам так неймётся?! — закатила глаза тётенька. — Сейчас у многих людей условия жизни куда хуже, чем в третьем детдоме, и ничего, выживают как-то. Да и жилищная ситуация у вас не позволяет принять ребёнка.

— То есть как «не позволяет»? — я уже почти рычала.

— При удочерении принимающая семья должна предоставить ребёнку собственную комнату, а вы живёте вместе с мамой, комнат всего две, и селить девочку попросту негде,

— развела руками собеседница. — И это мы ещё не видели, что там у вас за квартира. Не удивлюсь, если какие-то развалины. В общем, вы не подходите на роль усыновителя уже по двум пунктам. Хотя нет, по трём. Ваша заработная плата достаточна для одного человека, но не для того, кто собирается взять на себя заботу о ребёнке.

У меня шла кругом голова. Закрались крамольные мысли, что мне нарочно не хотят отдавать сестру. Но этого ведь не может быть, правда? Я старалась не паниковать и говорить спокойно, но у меня то и дело проскальзывали нервные нотки.

— Что касается жилплощади, то я спрашивала у вас в приёмной и мне сказали, что в отдельных случаях ребёнку достаточно предоставить часть комнаты, где будут его кровать, место для учёбы и шкаф, — сказала ей твёрдо. — Если понадобится, мы с мамой можем переехать в одну комнату и отдать девочке вторую в полное пользование. А относительно состояния квартиры… Да, у нас не хоромы, всё скромно, но прилично. Мы готовы принять комиссию в любое время.

— Девушка, вы правильно сказали «в отдельных случаях»! Но это не ваш случай, — женщина разговаривала со мной как с какой-то умственно отсталой. — Если бы у вас хотя бы был муж, который обладал достаточным для содержания семьи доходом, мы бы, возможно, могли пойти навстречу. Или если бы ваша зарплата была как минимум втрое больше, чтобы мы не волновались, что ребёнок будет кушать и во что вы его оденете, а так. И лучше бы вам не повышать на меня голос, иначе я позабочусь о том, чтобы вам и вовсе запретили видеться с девочкой!

У меня не было слов. Хотелось наброситься на гадскую тётку и заставить её принять документы.

— Простите, если была грубой. — через силу извинилась, чтобы не усугубить ситуацию.

— Девушка, мой вам совет: если вы с кем-то встречаетесь, поспешите узаконить отношения и создайте нормальную семью, а там уже и о ребёнке думайте. В общем, либо возвращайтесь с мужем и как минимум снимите подходящее жильё, либо довольствуйтесь опекунством и временными визитами к сестре. пока ещё можете.

Что значит «пока ещё можете»?

— А если я сниму подходящее жильё, но приду без мужа? Так можно? — сделала я пробный вброс. — И, возможно, скоро у меня будет повышение на работе.

— Очень не уверена. — качнула собеседница головой.

— Ясно. — я почти впала в отчаяние.

Наверное, все мои чувства отразились на лице, потому что женщина вдруг посмотрела с жалостью, метнула взгляд в сторону двери (в кабинете мы были одни) и понизив голос сказала:

— Я не должна была вам этого говорить, но. Дело в том, что на эту девочку есть запрос.

— К-какой ещё запрос?!

— Запрос на удочерение, — пояснила она. — Если вы вдруг не в курсе, то даже оформленное опекунство (в том числе и кровное родство) не позволит вам оставить девочку у себя, если её захотят удочерить. И в плане удочерения законодательство отдаёт предпочтение людям, которые могут обеспечить ребёнку полноценную семью. А запрос подала семейная пара, которая в скором времени собирается переехать в столицу. Так что. думайте, решайте, но времени у вас крайне мало.